Заведение

— Ты о нашей недотроге, что ли? Заметили, заметили, все заметили, не мы одни. Даже мадам Чако заметила.

— А вы знаете, кто муженёк‑то у Рукмини? Настоящий бандюга! Его тут все боятся…

Рукмини, как обычно, на выходные уехала домой… Вернётся только в понедельник.

IX

С той стороны, где расположен «Центр материнства», доносятся звонкие детские голоса. Здесь задолго до открытия молочного пункта — а открывается он в восемь — собираются ребятишки, которым по утрам прописано молоко. Имя Бэлы Гупты знает тут каждый карапуз: с восьми до половины десятого Бэла возится со своими непоседливыми посетителями, то и дело покрикивая на очередь:

— Эй, девушка, девушка! Поддержи своего братика! Упадет… Латиф, не рви цветы! Иди сюда, посиди на скамеечке… Джахана! Забери свою корзинку! Таблетки получила? Не забудь пузырек с микстурой. Вот здесь стоит… Эй, эй! Радхешьям! Сейчас накажу… Рамрати, уведи отсюда этого негодника! И с завтрашнего дня вообще можешь не приходить! Разве можно обижать девочек?..

Пятилетняя Бульбуль, младшая сестренка Пхульпатии, притащила с собою кутёнка: обеими ручонками прижимает к груди чуть живого заморыша. Разве может Бэла равнодушно пройти мимо такой сцены?

— Эй, Бульбуль! Сейчас же унеси отсюда этого грязного щенка!

Но Бульбуль храбрая девочка.

— Зашем уношить? — шепелявит она. — Я денешку плинешла. Шделайте, пожалушта, калтошку для нашего Лакет–Кумала.

— Что‑что? Как ты назвала его? Кумаром?

Пхульпатия весело смеется, обнажая ровный ряд белых, как жемчуг, зубов:

— Да не просто Кумар, а Ракет–Кумар!

— Хорошее имя — Ракет–Кумар. Значит, карточку, говоришь, надо? А где же деньги, дай посмотрю…

Бульбуль протягивает ручонку: на ладошке у неё действительно лежит монетка в одну ану.

— А назвал так щенка дедушка Пагалю, сосед наш, — с улыбкой поясняет Пхульпатия.

— Ну что ж, придется, видно, накормить твоего щенка, — смеется Бэла. — Рамрати, принеси, пожалуйста, полстакана молока…

— Зашем штолько? — упрямо наклоняет головку Буль-буль.

— А затем, чтоб твой Ракет–Кумар быстрее вырос.

Рамратия выливает молоко в плошку, которую принесла с собою девочка. Щенок принимается жадно лакать. А облизав плошку, умильно смотрит на Бэлу.

— Хватит, хватит с тебя! — машет рукою Бэла. — Такому и кувшина мало… А ты вот что, Бульбуль: поджарь зёрен арековой пальмы, натолки и давай ему каждый день. А то видишь, как животик‑то у него отвис…

После того как молоко роздано, Бэла Гупта в сопровождении фельдшерицы делает обход. Увидев беременную, фельдшерица непременно побеседует с ней — поздравит, а иной раз и пожурит, посочувствует, деликатно объяснит, если нужно что. Расскажет, какую помощь роженице может оказать акушерка, которая находится в «Центре материнства». Бывает, правда, и по–другому: грязные, в замызганных сари женщины из квартала чамаров [37] обложат её последними словами:

— Шляются тут всякие! Учат все, учат! «Детей, — говорят, — меньше рожать надо!» Сами‑то хоть по одному бы родили! А ещё учить берутся! Чтоб вам повылазило!

Но в присутствии Бэлы они предпочитают помалкивать.

Иногда Бэла навещает семьи ребятишек, которые получают у неё молоко, Если ребенок болен, она объясняет матери, что в ближайшее воскресенье нужно прийти к врачу: с августа детский врач, мадам Чако, принимает малышей в центре один раз в неделю по воскресным дням. Если Ребенок здоров, Бэла приглашает его мать на курсы кройки и шитья, открытые в «Центре рукоделия и ремесел»: обучение там бесплатное.

…Наконец к полудню обход закончен, и Бэла Гупта может часок спокойно передохнуть. Сегодня, однако, отдых не получился.

— Рамрати! Там кто‑то пришел?

— Муж Рукмини… С вами хочет поговорить.

Войдя в канцелярию, муж Рукмини почтительно складывает ладони лодочкой:

— У жены сегодня небольшой праздник. Она хотела бы пригласить своих подруг: Кунти Дэви, Джанки Дэви и Гаури Дэви.

— Видите ли, разрешение покинуть территорию общежития зависит совсем не от меня, — вежливо объясняет Бэла. — За разрешением вам следует обратиться к доктору, мадам Чако.

— А зачем мне доктор Чако? Вы и сами…

— Нет, к сожалению, не могу, — твердо говорит Бэла. — Мадам Чако просила без её разрешения никого не отпускать. Вам следует обратиться к ней.

Муж Рукмини хочет ещё что‑то возразить ей, но Бэла Гупта уже проходит в свою комнату. Следом за нею на пороге вырастает Рамратия.

— Человек какой‑то там… К Шарде Кумари.

— Кто он ей? Родственник?

— Она говорит, дядя… Наверно, и в самом деле дядя. На вид совсем деревенский. На плечах накидка, в руках лота [38].

— Пришли ко мне Шарду.

Из‑за спины Рамратии выглядывает Шарда.

— К ногам вашим припадаю, сестрица.

— Что это ты, Шарда, трясешься как в лихорадке?

— А как же тут не трястись, сестрица? Дядя все‑таки приехал. Прямо из деревни, с подарками… В этой самой штуке. Вот ведь какая штуковина…

— Опять у тебя «штуки» да «штуковины»? Что там такое, объясни по–человечески. И почему ты дрожишь?

— Дядя все‑таки! На суд он приехал… Тут… как его… в Верховном суде дело дядино разбираться будет.

— Проведи его в гостиную. Усади как положено…

Проводив Шарду, Бэла накрывает на стол. Но не успевает она расставить принесенные поваром тарелки: варёный рис, картошка с приправами, — как опять является Рамратия с сообщением: пришли какие‑то три господина, с виду христиане, с цветами. Для девушки, говорят, телефонистки, что проживает здесь.

— Почему ты не объяснила им — Дороти в отпуске и свадьбу они сыграли не здесь, а в Гая?

— Я им так и сказала, а они в ответ: не тащить же корзину с цветами назад. Если невесты нет, вручите вашему начальству… С виду нездешние. Черные, почти как негры. Из Ранчи, наверно. Пьяные все.

— Закрой ворота и никого не впускай… Поздравлять, говоришь, явились?

— Там ещё водитель за молоком приехал. Из центра, что в Канкарбаге.

— И накладная есть?.. Хорошо. Открывай склад, сейчас приду.

X

Ютхика прекрасно устроилась: работает в туберкулезном санатории, принадлежащем миссии Рамакришны [39], что в Джамшедпуре.

С Ютхикой они вместе учились. Со второго курса, но их пути разошлись: Ютхика закончила училище, а Бэле пришлось оставить и училище, и общежитие.

…Прежняя жизнь Бэлы напоминает старенькое одеяло, сшитое из разноцветных клиньев, с одной только разницей: обтрепавшийся край не вырежешь и не выбросишь. Не такое это одеяло, чтоб можно было хоть что‑то вырезать и выбросить… Жизнь не кинолента, и ни одного эпизода не могут вырезать из неё ножницы самого искусного режиссера!..

…Вместе с Бэлой в ту ночь общежитие покинули ещё четыре девушки. Они сделали это в знак солидарности с нею. Произошло это в ночь на 13 сентября 1943 года.

Девушки эти были Ютхика, Фатима, Сарасвати Дэви и Айша.

Кто были они, те, что пошли за Бэлой?

Ютхика — капризная дочка преподавателя одного из колледжей в Дханбаде.

Фатима — дочь националистически настроенного правоверного мусульманина из Сонапура: вопреки обычаям предков, Фатима сбросила чадру и, вызвав своим бунтом гнев единоверцев, навсегда ушла из дому.

Сарасвати Дэви — с детских лет оставшаяся вдовою [40] девушка из индуистской семьи, проживавшей в Бхагальпуре.

Айша родилась в Пенджабе, воспитывалась в Бенгалии. Пенджабка по рождению, она свободно читала и говорила по–бенгальски и прибыла сюда из Дакки [41].

А Бэла Гупта? Что сказать о ней?

…Когда Бэла порвала с Банкебихари и кучкой его дружков, торжественно именовавших себя «Бихар крантикари парти», её завертело и понесло, точно щепку в стремительном водовороте. С трудом вырвавшись из цепких объятий Бенареса — его бесчисленных переулков, храмов, полутемных клетушек странноприимных домов — и очистив душу и тело от скверны омовением в священных водах Ганги, она без сожаления рассталась с этим городом, и вслед за течением Ганги жизнь понесла её дальше, на восток, где под конец попала она в тихую заводь, именовавшуюся «Союзом содействия материнству». Увы, тихая заводь оказалась трясиной. Но и оттуда вырвалась Бэла и в 1940 году вместе с Ютхикой отправилась на учебу в Банкипурский медицинский колледж.