В диких условиях

Маккэндлесс сдался. Он свернул лагерь, оставил большинство вещей на хранение в квартире Франца (парень не хотел таскаться по городу со спальником или рюкзаком), а потом отправился вместе со стариком через горы на побережье. Когда Франц высаживал Маккэндлесса на набережной Сан-Диего, в городе шел дождь. «Сделать это мне было очень трудно, – говорит Франц. – Очень печально было его там оставлять».

Девятнадцатого февраля Маккэндлесс позвонил Францу (за счет вызываемого абонента), чтобы поздравить его с восемьдесят первым днем рождения. Дату он запомнил, потому что сам родился ровно на семь дней раньше. Двенадцатого февраля ему исполнилось двадцать четыре. Во время этого разговора он признался Францу, что работу в Сан-Диего ему найти не удается.

Двадцать восьмого февраля он отправил открытку Джен Баррес.

Пятого марта Маккэндлесс отправил еще одну открытку Джен, а также написал Францу. В послании Баррес говорилось:

Спустя неделю у Франца зазвонил телефон. «Это была телефонистка, – говорит он. – Спрашивала, приму ли я за свой счет звонок от человека по имени Алекс. Звук его голоса был для меня как солнце после месяца проливных дождей».

«Не подъедешь меня забрать?» – спросил Маккэндлесс.

«Подъеду, конечно. Где тебя искать в Сиэтле?»

«Рон, – со смехом ответил Маккэндлесс, – я не в Сиэтле. Я в Калифорнии, недалеко от тебя, в Коачелле». Не сумев найти работу на дождливом северо-западе, Маккэндлесс, пересаживаясь с одного товарняка на другой, двинул обратно в пустыню. В калифорнийском Колтоне его поймал и отправил в тюрьму другой железнодорожный охранник. Освободившись, он автостопом добрался до Коачеллы, находящейся прямо у юго-восточной окраины Палм-Спрингс, и оттуда позвонил Францу. Франц бросился забирать Маккэндлесса, еле дождавшись, пока тот положит трубку.

«Мы заехали в ресторан, где я накормил его мясом и лобстером, – вспоминает Франц, – а после этого мы вернулись в Солтон-Сити».

Маккэндлесс сказал, что остановится всего на день, только постирать одежду и загрузить рюкзак. Парню не терпелось добраться до Картаге, так как Уэйн Уэстерберг сообщил, что на зерновом элеваторе для него есть работа. Это было в среду, 11 марта. Франц предложил молодому человеку подбросить его до Гранд-Джанкшн в Колорадо, но не дальше, потому что в ином случае он не успевал вернуться на запланированную на следующий понедельник важную встречу в Солтон-Сити. К удивлению и большому облегчению Франца, Маккэндлесс принял его предложение без споров и пререканий.

Перед отъездом Франц вручил Маккэндлессу мачете, теплую арктическую парку, складную удочку и еще несколько вещей для его аляскинского предприятия. В четверг на рассвете они выехали из Солтон-Сити на пикапе Франца. Они сделали остановку в Буллхэд-Сити, чтобы закрыть счет Маккэндлесса в местном банке и забежать в трейлер к Чарли, где Алекс оставил на хранение некоторое количество книг и прочих вещей, включая фотоальбом-дневник с отчетом о путешествии вниз по реке Колорадо на каноэ. После этого Маккэндлесс настоял, что должен угостить Франца обедом в казино «Золотой слиток», расположенном на другом берегу реки в Лафлине. Узнав Маккэндлесса, одна из официанток «Слитка» радостно воскликнула: «Алекс! Алекс! Ты вернулся!»

Перед выездом Франц купил себе видеокамеру и теперь время от времени останавливал машину, чтобы запечатлеть окружающие пейзажи. Маккэндлесс обычно уворачивался от камеры каждый раз, когда Франц направлял объектив в его сторону, но, несмотря на это, короткий фрагмент съемки с его присутствием все-таки существует. В нем он, исполненный нетерпения, стоит посреди снега над Брайс-Каньоном. «Ну, ладно, Рон, поехали уже, – протестует он в объектив камеры через несколько мгновений. – Впереди у нас будет еще куча всего интересного». Загорелый Маккэндлесс, одетый на этих кадрах в джинсы и шерстяной свитер, кажется сильным и полным здоровья человеком.

Франц говорит, что путешествие это было хоть и торопливое, но приятное. «Иногда мы часами ехали, не говоря друг другу ни слова, – вспоминает он. – Но даже когда он спал, я был счастлив просто оттого, что он рядом со мной». В какой-то момент Франц осмелился задать Маккэндлессу очень важный для себя вопрос. «Моя мама была единственным ребенком в семье, – объясняет он. – Отец тоже. И я у них был один. Теперь, после гибели моего сына, я в роду остался последний. Когда умру я, с моей семьей будет покончено, она исчезнет навсегда. Вот я и спросил Алекса, смогу ли я усыновить его, согласится ли он стать моим внуком».

Обескураженный Алекс ушел от прямого ответа на вопрос: «Рон, давай поговорим об этом, когда я вернусь с Аляски».

Четырнадцатого марта Франц оставил Маккэндлесса на обочине автострады номер 70 прямо перед въездом в Гранд-Джанкшн и вернулся в южную Калифорнию. Маккэндлесс направился на север с большой радостью. С радостью и облегчением, ведь ему снова удалось избежать близости с другим человеком, избежать дружбы и всего сопутствующего ей неприятного эмоционального багажа. Он смог вырваться за клаустрофобные рамки своего семейства. Ему удалось удержать Джен Баррес и Уэйна Уэстерберга на расстоянии вытянутой руки и убраться из их жизней, прежде чем у них возникли на его счет какие-нибудь ожидания. А теперь он настолько же безболезненно выскользнул и из жизни Рона Франца.

Безболезненно, надо отметить, это было только для самого Маккэндлесса, но не для старика Франца. О том, почему он так быстро и так сильно привязался к Маккэндлессу, мы можем только гадать, но любовь его была абсолютно неподдельной, искренней и глубокой. Долгие годы Франц жил в почти полном одиночестве. Родных у него не осталось, друзей было мало. Тем не менее, будучи человеком дисциплинированным и привыкшим полагаться только на себя, он очень неплохо справлялся, даже несмотря на возраст и одиночество. Однако с появлением в его жизни Маккэндлесса все кропотливо сконструированные стариком оборонительные рубежи рухнули. Франц наслаждался компанией Маккэндлесса, но вместе с тем их крепнущая дружба напоминала ему, насколько он был одинок. Этот мальчишка помогал заполнять зияющую в жизни Франца дыру, но вместе с этим он сорвал с нее маскировку и сделал ее зримой. Когда Маккэндлесс уехал так же внезапно, как и появился, Франц вдруг почувствовал глубокую и совершенно неожиданную для себя обиду.