Номер Один, или В садах других возможнос­тей

Номер Один опомнился и рванул, работая локтями, к дверям троллейбуса, они все еще почему-то были открыты, хотя прошло много времени. Слава тебе Господи, выскочил в последний момент. Выскочил, чтобы броситься в погоню. За кем? Все уже рассосались. Улица пустая во всех направлениях.

Перед глазами был вход в магазин. Так. Если вор тот клетчатый куда и спрятался, то только сюда, больше некуда.

Для маскировки Номер Один снял с себя порезанный пиджак и ринулся по трем ступенькам. Там было разветвление, из тамбура две двери. Пошел направо. За витринами что-то делала продавщица, выпрямилась, посмотрела, как бы приглашая. Никого больше не было. Пошел в тамбур, двинул в другой магазинчик. И тут возник перед ним как раз клетчатый пиджак. Он собирался выйти вон. Этот!

Номер Один встал на дороге, желая сказать «отдай деньги». Но как-то не решился. Глупости какие-то. Это не он. Клетчатый пиджак достал из кармана и поднес к уху мобильник. Точно не этот. Сказал:

— Это я. Это Ваха? Это я.

И обратился к Номеру Один:

— В чем дело? — и в трубку, значительно, — Ваха, тут момент.

Посмотрел себе под ноги. Номер Один тоже посмотрел. Ботинки у клетчатого были новенькие, дорогие, блестящие. Не он.

Номер Один посторонился и, как бы следуя своим путем, прошел в магазинчик. Через секунду он выскочил на улицу. Вдали бежал, рвал когти клетчатый пиджак.

Все, это был он.

Он бежал не один, с ним рядом чесал какой-то маленький, бритый наголо, в черной коже.

Номер Один скакнул через улицу и поднял руку.

Как же я забыл, что они всегда работают не одни! И деньги другим сразу передают! Даже если бы я вцепился в того высокого… Лежать бы мне сейчас с пробитой головой… Без документов причем.

Тут он поймал машину, шлепнулся на заднее сиденье и только тогда сказал:

— Меня ограбили, вон те двое на той стороне. Догони метров пятьдесят, а?

Мужик за рулем подумал и отказался. Видимо, хотел подработать, а тут попался псих. Номер Один произнес:

— Пятьдесят метров, ты слышал?

Мужик что-то понял и тронул с места. Номер Один спрятался, выглядывая из-за спины водилы. Ехали медленно.

— Вон они, вон!

Уже не бегут, перешли на шаг. Обгоняем.

Как мать Юры кричала по телефону: «А хотите я убью вашего сына, как вы угробили моего? Вы, вы не хотели его брать, его уволили из-за вас, он знал больше вас, теперь вы присвоили все результаты экспедиции! Я найму, чтобы убили вашего сына!» Не хотел его брать, точно. Как предвидел. Но вынудили.

— Останови вон у киоска, а денег нет. Видишь, ограбили. Порезали. Спасибо.

— Да не за что, — ответил с облегчением мужик и быстро уехал.

Номер Один вышел и спрятался за киоск. Надел пиджак. Дрожь пробирала. Рукой схватился за карман механически, заслоняя прореху.

Те приближались по другой стороне.

Мало того что ограбили уже перед экспедицией, бухгалтерша дала четверть суммы и в рублях. Директор тоже разорялся: «Этого раздолбая не оформлю. Бетакам ему купи — ни Кухарева, ни бетакама. Уже одну камеру упер».

Ограбили ли Юру в том проходном дворе, вот вопрос. Большой вопрос.

Стоп, вот. Они уже ушли вперед, оглядываются. Все-таки чуют, так чуют крысы или тараканы.

Сердце билось как сумасшедший в лихорадке (Анютиного клиента, придурочного автора, выражение, она его редактировала, теперь понятно, что это). Правда! Но что делать с ними, даже если догоним? В горле пересохло, как ножом резало.

Тот в клетчатом пиджаке, высокий чернявый парень, обернулся и проверил взглядом окрестности. В том числе и другую сторону улицы. Разглядел ли он через стекло киоска своего клиента? Машинально Номер Один сунулся подальше за киоск, к окошку. Внутри никого не было. Подвинулся, обошел угол. Там обнаружилась распахнутая дверь с бумажкой, коряво написанной: «М-психоз 12:45 до 12:50». Испугался. Опять. Это еще что? Записка как у входа в балаган Гавриловых тем утром? Схожу с ума?

Обошел эту дверь. Киоскерша находилась вне своей избушки, у края дороги, держалась за дверную ручку и смотрела на трамвай, стоящий неподвижно на путях. Она обернулась, услышав, видимо, сзади чье-то шевеление, и с сердцем сказала:

— Безобразие!

И продвинулась вперед, неотрывно глядя в сторону трамвая.

Воры исчезли, растворились среди домов. Все поняли! Сбежали, бызы.

Улица была совершенно пустынна, так пустынна, как никогда не бывает. Люди как бы попрятались. Воров нет.

Первое движение было — забраться в киоск и там, укрывшись, посмотреть по сторонам из-за стеклянных стен. Он даже встал за спиной киоскерши у входа, ногой на пороге.

— Какое безобразие! — со слезой в голосе повторила киоскерша и показала подбородком.

Все пусто, улица пуста, мы пропали. Под трамваем, под первыми колесами, лежал конец какого-то битком набитого полосатого тюка. Большой полосатый цветной тюк. Вдруг мешок вздрогнул, поднялся горизонтально, но потом опять рухнул. Это оказалась женщина в полосатой кофте, половина женщины, ноги ее были под колесами. Трамвай стоял абсолютно пустой, без водителя.

Почему-то посмотрел на часы. 12:47.

Господи, помилуй меня грешного.

Убрал на всякий случай ногу с порога киоска.

Шарахнулся через улицу далеко впереди, у светофора.

Что теперь скрываться.

На другой стороне, наискосок от киоска, был единственный подъезд. Дом красили, что ли, висела люлька. Номер Один подбежал ко входу. Какая-то веревка, свисающая с люльки сбоку от двери, чуть покачивалась. Только что, стало быть, хлопнула дверь.

Номер Один искал хоть палку, хоть дрын железный. Чем он будет их убивать, если повезет увидеть.

И, словно судьба ему специально подсунула, у подъезда в куче досок, бочек и банок от краски, остатков после ремонта, нашелся новенький обрезок жести, сияя как лезвие ножа. Номер Один схватил это дело и ворвался в подъезд безо всякой осторожности. Тут же сдержал дыхание, потому что у грязной лестницы стояли теперь уже трое, но другие: девка и пара ребят, все помладше чем его убежавшие воры.

Как бы последующее поколение, лет по двадцать.

Они как раз неудержимо, хотя и негромко, заржали, увидев его — почему? То ли его вид с оскаленными зубами, видимо, их рассмешил, то ли обрезок сверкающей жести в руке? Короче, они одобрительно захоркали, глядя на него. Смеялись как-то удовлетворенно. Бызы.

Тем не менее, это был проходной подъезд. Впереди, за лестницей, оказалась полуоткрытая дверь во двор. Теперь вопрос «тут проходили двое» усложнялся.

— Куда они пошли? — с большим трудом спросил Номер Один (голос какой-то писклявый).

Эти улыбались и молчали. Немые? Еще того лучше. Может, и те воры были немые? Нет, те переговаривались. Поворачивались друг к другу носами и шевелили челюстями, как куклы. Пальцами не вертели.

— Здесь проходили двое, где они? Убью, — пропищал Номер Один.

Девушка, гогоча уже откровенно, мотнула головой во двор. Парни вели себя не так вольно, но тоже как-то вяло пересмеивались, глядя ему на пиджак. Ах да. Там разрезано.

Ну, эти если куда показали, надо поступать ровно наоборот.

Номер Один попер вверх по лестнице (при этом он увидел, что девка внизу как бы отрицательно мотает головой, продолжая смеяться).

И в первое же окно между этажами он увидел сверху своих воров, они шли уже довольно далеко по двору, их было прекрасно видно. Напротив, за металлической решеткой, какой-то садик и обшарпанный бедный особняк, сидят на лавочках и стоят люди, слева наш дом.

Он бестолку смотрел, как воры заворачивают налево за угол и исчезают.

Сердце у него екнуло. Все кончено.

Мало того, все кончено с его квартирой! Вот что главное!

Как Анюта орала! Такие вещи нельзя им говорить. Истеричкам. Рыдала, чуть ли не на полу валялась, не хотела отпускать. Он сказал ей, что должен ехать за город брать взаймы деньги на Юру.

Он ей не стал говорить, что спрятал в отцовское старое болгарское пальто, под рваную подкладку, те шесть тысяч. Двадцать тысяч положил во внутренний нагрудный карман. Застегнул на булавку. Осторожничал, да. По правилу в разные корзины яйца класть.