Stop-кадр!

В самый разгар обеда надолго наступила тишина, нарушавшаяся лишь звяканьем ножей и вилок о тарелки. Потом Каролина робко задала замысловатый вопрос о школе, где учатся дети, и Мэри пришлось пуститься в пространные объяснения по поводу недавно принятых законов и провала движения за реформу образования. Когда она обратилась к Колину за подтверждением, тот отделался парой слов; а когда Роберт перегнулся через стол, коснулся руки Колина и показал на его почти опустевший бокал, он отвернулся и посмотрел поверх плеча Каролины в сторону книжного шкафа, битком набитого газетами и журналами. Мэри внезапно осеклась и извинилась за то, что слишком много болтает, но в голосе ее прозвучало раздражение. Роберт улыбнулся ей и взял ее за руку. Одновременно он отправил Каролину на кухню варить кофе.

По-прежнему держа Мэри за руку, он улыбнулся уже не только ей, но и Колину.

– Сегодня в моем баре приступает к работе новый управляющий. – Он поднял свой бокал. – За моего нового управляющего!

– За вашего нового управляющего! – сказала Мэри. – А со старым что случилось?

Колин взял свой бокал, но поднимать не стал. Роберт пристально посмотрел на него, и, когда Колин наконец выпил, Роберт, словно приучая простака к хорошим манерам, сказал:

– За нового управляющего баром Роберта! Он наполнил бокал Колина и повернулся к Мэри:

– Старый управляющий был стар, и к тому же сейчас у него неприятности с полицией. А новый управляющий… – Роберт поджал губы и, бросив быстрый взгляд на Колина, соединил кольцом большой и указательный пальцы. – Он умеет избегать неприятностей. Знает, когда надо действовать. Он никому не даст себя перехитрить.

– Похоже, это как раз такой человек, который вам нужен, – вежливо сказала Мэри.

Роберт кивнул и торжествующе улыбнулся ей.

– Именно такой! – сказал он и отпустил ее руку.

Вернувшись с кофе, Каролина обнаружила, что Колин развалился в шезлонге, а Роберт с Мэри негромко беседуют за обеденным столом. Она принесла Колину его чашку и опустилась рядом, поморщившись при этом от боли и опершись о его колено. Бросив быстрый взгляд через плечо на Роберта, она принялась расспрашивать Колина о его работе и родителях, но, судя по тому, как ее взор скользил по его лицу, пока он говорил, судя по той быстроте, с которой она задавала все новые вопросы, было очевидно, что слушает она невнимательно. Казалось, ей доставляет наслаждение сам факт беседы, а отнюдь не ее содержание; она наклонила голову к Колину, как бы омывая лицо в потоке его слов. Несмотря на это, а быть может, и из-за этого, Колин говорил охотно, сначала о неудачных попытках стать певцом, о первой роли в театре, затем о своей семье.

– Потом отец умер, – закончил он, – а мать снова вышла замуж.

Каролина уже формулировала новый вопрос, но на сей раз – запинаясь. За спиной у нее Мэри, зевая, вставала из-за стола.

– А вы… – Каролина замялась и начала заново: – Вы, наверно, скоро уедете?

– На будущей неделе.

– Непременно приходите еще. – Она коснулась его руки. – Обещайте, что придете.

Колин был учтив и нерешителен:

– Да, конечно.

Но Каролина была настойчива:

– Нет, серьезно, это очень важно.

Мэри уже подходила к ним, и Роберт тоже вставал. Каролина понизила голос:

– Я не могу спуститься по лестнице.

Мэри остановилась было перед ними, но, услышав, что Каролина говорит шепотом, отошла к книжному шкафу и взяла один из журналов.

– Наверно, нам пора! – громко сказала она. Колин благодарно кивнул и уже собрался встать, как вдруг Каролина взяла его за руку и едва слышно произнесла:

– Я не могу выйти из дома.

Роберт подошел к Мэри, и они принялись разглядывать большую фотографию. Мэри взяла ее в руки. На балконе стоял человек и курил сигарету. Сделанный с приличного расстояния, многократно увеличенный снимок получился зернистым и расплывчатым. Роберт позволил Мэри несколько секунд подержать его в руках, потом взял и вернул на место.

Колин и Каролина встали, а Роберт открыл дверь и зажег свет на лестнице. Колин с Мэри поблагодарили Роберта и Каролину за гостеприимство. Роберт объяснил Мэри, как добраться до гостиницы.

– Не забудьте… – сказала Каролина Колину, но Роберт не дал ей договорить, закрыв дверь. Спустившись на несколько ступенек, они услышали резкий звук, который, как потом сказала Мэри, был в равной степени похож на звук упавшего предмета и на звук пощечины. Они добрались до нижней площадки лестницы, пересекли внутренний дворик и вышли на неосвещенную улицу.

– Ну, – сказал Колин, – в какую сторону?

7

В течение следующих четырех дней Колин и Мэри покидали гостиницу только для того, чтобы, перейдя оживленную улицу, занять столик в кафе на понтоне, который на два часа раньше, чем их балкон, начинало освещать утреннее солнце. Обедали они только в гостинице, в тесном обеденном зале, где свет сквозь цветные стекла отбрасывал зеленые блики на крахмальные белые скатерти и даже на тарелки с едой. Постояльцы гостиницы были приветливы и любопытны. Учтиво наклоняясь к соседним столикам, они обменивались впечатлениями о малоизвестных храмах, об алтарных росписях, созданных весьма своенравным представителем уважаемой школы, о ресторане, куда ходят лишь местные жители.

Всю обратную дорогу от дома Роберта до гостиницы они прошли, взявшись за руки. В ту ночь они спали вместе, в одной постели, а проснувшись, с удивлением обнаружили, что лежат обнявшись. Удивительными были и мгновения физической близости, ибо то же самое, огромное, всепоглощающее наслаждение, тот же жгучий, почти мучительный трепет они. испытывали – о чем вспомнили в тот вечер на балконе – семь лет назад, когда познакомились. Как могли они с такой легкостью об этом забыть? Все продолжалось меньше десяти минут. Потом они долго лежали, повернувшись друг к другу, потрясенные и немного растроганные. В ванную они пошли вместе. Они стояли под душем и, хихикая, намыливали друг друга. Тщательно вымывшись и надушившись, они вернулись в постель и до полудня занимались любовью. Голод заставил их спуститься в обеденный зал, где, услышав серьезный разговор остальных постояльцев, они, как школьники, прыснули со смеху. Они съели на двоих три главных блюда и выпили три литра вина. Взявшись за руки под столом, они, словно только что познакомились, болтали о детстве и о родителях. Пары за соседними столиками одобрительно поглядывали на них. После более чем трехчасового отсутствия они вернулись в свою постель, уже застеленную свежим бельем. Лаская друг друга, они уснули, а проснувшись ближе к вечеру, вновь пережили потрясающее мимолетное ощущение, изведанное ими утром. Потом снова вместе они стояли под душем, слушая, точно завороженные, как жилец в номере напротив, тоже стоящий под душем, поет свою арию: «Mann und Weib, und Weib und Mann». Принесли на подносе аперитив; на серебряном блюде были аккуратно разложены тонкие кусочки лимона, серебряное ведерко было наполнено кубиками льда. Спиртное они прихватили с собой на балкон, где, облокотившись о стенку, вдоль которой стояли горшки с геранью, закурили «косячок» и стали любоваться закатом и глазеть на прохожих.

Вот таким образом – с незначительными изменениями – были прожиты три дня. Колин и Мэри разглядывали церковь на другом берегу, время от времени упоминали название ресторана, рекомендованного им друзьями на родине, а в полуденную жару невольно вспоминали тенистую прохладу одной улочки, протянувшейся вдоль заброшенного канала, однако серьезных попыток выйти из гостиницы не предпринимали. На второй день, после полудня, они облачились по-походному, но тут же повалились на кровать, срывая друг с друга одежду и смеясь над своей неисправимостью. До поздней ночи они сидели с несколькими бутылками вина на балконе, под неоновой вывеской, в свете которой бесследно исчезали звезды, и вновь говорили о детстве, подчас впервые вспоминая какие-то события, формулируя теории о прошлом и даже о самой памяти; они не перебивали друг друга, даже если кто-то из них говорил целый час. Они пили за взаимопонимание и за то, что, несмотря на давнее близкое знакомство, еще способны вновь и вновь испытывать такую страсть. Они поздравляли друг друга. Удивлялись этой страсти и пытались ее описать; она значила больше, чем могла бы значить семь лет назад. Они перечисляли своих друзей – семейные и несемейные пары; казалось, никто так не счастлив в любви, как они. О своем пребывании у Роберта с Каролиной они не говорили. Разве что упоминали вскользь: «На обратном пути от Роберта я подумал…» или «С того балкона я смотрела на звезды…».