Есть такие (СИ)

Отправилась посмотреть, как там её девчонки с отчётами своими справляются.

- О! Ещё ведь целый час надо принесённые документы своих клиентов вводить, обработать, свои отчётики передать. Последний раз! Последний раз! Последний раз!

Когда-то, лет десять назад, ей даже нравилось работать, но тогда был другой начальник, пожилой мужчина. Тогда они осваивали первые компьютеры, программы, было интересно, все прошли через курсы повышения квалификации, все прошли аттестацию. А сейчас она эти компьютеры просто ненавидела! Наверное, ещё и потому, что она за эти годы ослепла здесь, в этом плохо освещённом помещении, а очки одевать как-то не хотелось. Чтобы ещё продержаться хоть немного, и утром, и вечером иногда по часу делала зарядку для глаз -- помогало.

Так как работала дольше остальных, она считалась старшей в отделе, но чисто условно, чтобы было с кого-то спрашивать за ошибки, которые неизбежно встречались при постоянно обновляющемся коллективе, чтобы следить за дисциплиной, чтобы обучать новеньких, хотя зарплата у всех была одинаковой. Последние годы сама она обучением не занималась, просто прикрепляла вновь принятых к кому-либо. Слава Богу, начальство не вмешивалось в эту часть её работы.

Завтра с её лица исчезнет маска добродушия, которую она миллион раз уже с трудом натягивала на себя, входя в свой отдел. Ей уже не надо будет быть послушным роботом, она просто завтра забудет все эти лица, и никогда больше о них не вспомнит.

- Нет! Не завтра -- сегодня она сбросит её с себя в угол около выхода раз и навсегда! Завтра среда -- мой день! Мой астрономический день, подвластный только Меркурию!

Завтра с раннего утра она на неделю отключит оба своих телефона! Она никого не хочет видеть и слышать! Она будет одна!

Она уже не первый год готовилась к этому дню. Запасов еды себе приготовила, и кофе, и сахару, и муки, и сухофруктов, и варений с компотами. И одежда у ней новенькая, и обувь. Все свои личные бумаги, что сошли с компьютера на прошлой неделе ещё унесла домой -- телефоны всех родных, знакомых, подружек, все службы городские, Биоритмологию на год по фазам Луны, активность органов в течение месяца и в течение суток, бумаги для принтера три пачки на всякий случай, ручек, фломастеры, скоросшивателей, дырокол. Скопировала своё личное дело с карточкой по кадрам на всякий случай.

В половине пятого вошла к директрисе со своими бумагами. У той уже около часа толпились товарки с косметикой. Слава Богу, торговля кончалась. Она положила перед ней папку с бумагами на подпись и с поступившей по компьютеру почтой, а наверх -- своё заявление с приказом на увольнение в связи с выходом на пенсию.

- Как так! Алёна Викторовна! Почему вдруг? - Подняла та глаза от бумаг.

- Тошнит от работы. - Проговорила она.

- Я думала, ты будешь у нас ещё работать...

Да, та не раз во всеуслышание любила повторять, какой у них "слаженный коллектив", ответственные работники, ставила её в пример для подражания молодым. Да, та не ожидала её увольнения. Но -- так будет! Завтра!

- У вас завтра день рождения... Мы готовимся...

- Меня не будет! - Смотрела на притихших её подружек по застолью.

Долго смотрела на заявление, конечно же, смекнула, что здесь какая-то хитрость, но виду не подала, так как почерк своего секретаря знала прекрасно, в нём и дата регистрации в книге входящей корреспонденции проставлена. Всё-таки пришлось подписать приказ.

- Сами трудовую оформите?

- Конечно. Только вы там расписаться должны.

- Ключи мне занесите и печать по кадрам.

- Обязательно. Надеюсь, справку для пенсионного фонда о зарплате вы сами перешлёте в наше отделение? - Взглянула на главбуха.

- Перешлём. - Ответила та.

МОНГОЛКА.

- Дедуль, ну подскажи, ты же всё у нас знаешь!

- Не люблю я эти кроссворды! Отстань от меня!

- Я уже много разгадал! Посмотри!

- Иди к матери, она скучает без тебя...

- Как бы не так. Все только отпихивают меня! Всем я мешаю! Вот интересный вопрос: "Лепнина, которая с обеих сторон читается одинаково", пять букв... Ты знаешь, дедуль?

- Знаю.

- Правда! А "лепнина" -- это что?

- То, что руками лепят, - снисходительно ответил дед.

- Снежок?... Не подходит...

- А как "снежок" можно ещё назвать? - Задал внуку наводящий вопрос.

- Ком...

- Почти правильно. Так чаще говорят "ком снега", а можно сказать "комок".

- Комок? Точно! Какой ты умный, дедуля! А дождевую змею ты знаешь?

- Нет. Кроме дождевых червей ничего больше не знаю! Иди, надоел ты мне! Привязался, как банный лист!

- О! Точно! "Червяк"! Подходит! У меня уже почти весь кроссворд угадан. Я вот не знаю, как называется волчье жилище. Ты ведь должен знать.

- Логово.

- Спасибо, дедуль! Так и запишем и запомним. А вот ещё "Ночная птица"? - Теребил ручку в своих зубах любопытный мальчишка. - Это не сова... Целых... девять букв... Ты знаешь?

- Знаю. Вальдшнеп.

- Записал. Подходит. Я никогда такого даже не слыхал. Ты её видел?

- Видел... Это вот такая огромная птица, - развёл дед руками, - если с развёрнутыми крыльями. А тени от неё словно чёрные тучи, даже солнца не видно.

- Разве такие бывают?

- Да, есть такие.

- Ну расскажи, дедуль!

- Это необыкновенная птица... Говорят, она предсказывает перемены в жизни тем, кто её увидит...

Дед мечтательно закрыл глаза, откинув голову на мягкую подушку дивана, повторил про себя:

- Вальдшнеп... - И словно унёсся в далёкое прошлое, в те незабываемые дни юности...

- Так расскажешь?

- Иди отсюда! Не мешай мне! Я спать хочу! - Бросил подушку под голову, согнав ребёнка со своего дивана. - Умереть спокойно не дадите!

И закружилась голова не то от низкого давления погоды, не то от воспоминаний. Вся жизнь промелькнула перед ним в этот миг.

- Иона! Иона! - Он слышал этот свой крик даже сейчас, сквозь бездну времён...

Он никогда, ни с кем, ни за какие блага не захотел бы поделиться этим -- этими днями, вечерами и ночами его счастья! Как он любил это имя! Как любил! Он прошёл с этим именем всю войну... Прожил с ним всю жизнь... Жена, дети, внуки -- они все не были родными... Лишь с другом-фронтовиком, жившим в соседнем дворе, он поделился некоторыми моментами своей жизни, и то только потому, что тот разоткровенничался с ним о своей молодой страсти к пленной немке. Иосиф был чуть постарше его, но был ещё крепок и частенько заходил к нему скоротать время.

Конечно, ему не пристало жаловаться, всё у него есть, чист, сыт, одет, обут, и комната у него отдельная с выходом в сад, и телевизор, и газовая плита... Но как же ему надоели эти внучата, трутся около него и днём, и ночью то одни, то другие, особенно летом. Но постель была хороша... А перед закрытыми глазами его жизнь почему-то неслась в противоположном направлении -- ко дням его цветущей молодости...

... Мы тогда жили в Монголии. Мама работала учителем русского языка, папа преподавал химию в старших классах. Потом родителей перевели в другое место, за Хэнтэйский хребет, ещё на три года. Вот тогда всё и началось. В восьмом классе было всего семь парней и одиннадцать девчонок, я один -- русский, в прежней школе русских было четверо. Здесь было всё совершенно не так, как в Улан-Баторе, всё было гораздо проще. Так как класс был неполным, то учились и замужние женщины, были беременные девочки, и один мужчина. А она была непохожа на всех -- весёлая, заводная, и русский язык знала гораздо лучше остальных, она была наполовину буряткой, здесь смолоду обосновался её отец. Нас, русских, здесь многие понимали, да и мы за три года основательно сумели подучиться, особенно отец, несмотря на весёлый характер, муштровал меня по полной программе.