Генерал армии мертвых

Они пели еще долго. Песня сменяла песню, а он стоял у входа в палатку и слушал, пока не почувствовал, что коченеет от холода.

Глава десятая

Ночь генерал провел беспокойно.

Утром его разбудили голоса рабочих, которые извлекали из промерзшей земли костыли для растяжек и укладывали мокрую от дождя палатку в кузов грузовика поверх огромных ящиков рядом с лопатами и кирками. Водители прогревали моторы машин.

Священник поднялся раньше и готовил на примусе кофе. Примус уютно гудел. Неяркое голубое пламя слабо освещало лицо священника. Сквозь щель в палатку пробивался бледный утренний свет.

Генерал ощутил вдруг приступ ностальгии.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе утро, — ответил священник. — Как спалось?

— Плохо. Было очень холодно, особенно к утру.

— И я сегодня страшно замерз. Выпьете кофе?

— Да. Спасибо.

Священник разлил кофе по чашечкам, генерал встал, оделся.

Вскоре они вышли, и рабочие стали сворачивать их палатку. Дождя не было, но земля была мокрой, и ямы на огромном разрытом кладбище были наполовину заполнены водой.

— Дождя, по-моему, больше не будет, — сказал священник, когда они садились в машину.

На востоке, за высокой пеленой облаков, над горизонтом поднималось мутное пятно солнца.

Генерал задремал.

Они ехали уже больше двух часов, когда шофер неожиданно затормозил.

Генерал протер стекло и увидел посреди шоссе мальчика в черном, тот жестом требовал остановиться. Грузовик с визгом затормозил в двух шагах от него.

Шофер легковушки опустил стекло и высунул голову из окна.

— У нас нет места, парень, — сказал он.

Но тот стал что-то быстро объяснять, показывая рукой в сторону от шоссе.

— Кто это? — спросил священник.

Генерал заметил, что возле шоссе, на большом камне, сидит старик в накинутой на плечи черной гуне. Пока мальчик разговаривал с шофером, тот с любопытством разглядывал машины. Перед ним на обочине лежал гроб. Чуть дальше неподвижно стоял осел, забрызганный грязью.

— Что все это значит? — спросил генерал.

— Кто его знает. Сейчас выяснится, — ответил священник.

Эксперт вылез из грузовика и направился к старику. Тот медленно, с большим трудом встал. Эксперт побеседовал с ним, вернулся к автомобилю.

— Что там? — спросил генерал.

— Солдат, — сказал эксперт.

— Наш?

— Да, — сказал эксперт и показал рукой на гроб. — Он работал у этого крестьянина, а потом его убили.

Генерал вылез из машины. За ним вышел и священник.

— Я что-то плохо понимаю, — сказал священник, первым подойдя к крестьянину.

— Солдат служил на мельнице у этого крестьянина, — сказал эксперт. — Потом его убили.

— А-а, — протянул священник, — должно быть, из дезертиров или, может, уже после капитуляции.

Эксперт спросил крестьянина, тот ему ответил.

— Дезертир, — сказал эксперт.

Генерал, не слышавший их разговора, с важным видом медленно подошел к ним. Он всегда старался напустить на себя важный вид, когда ему приходилось общаться с албанскими крестьянами, обычно в опингах [10] и одежде из домотканого сукна.

— В чем дело? — спросил генерал.

Теперь, когда тоскливые, холодные дни в горах и ночи в палатке остались позади и он был в новом мундире, он вновь держался величественно.

Крестьянин спокойно достал кисет, набил табаком трубку и высек кремнем огонь. Мальчик застыл с вытаращенными от удивления глазами прямо перед генералом.

— Мы уже три часа дожидаемся здесь, — сказал крестьянин. — Из села мы еще до рассвета вышли. Вчера мне сказали, что машины проедут по шоссе, и я решил прийти сюда вместе с внуком и дождаться вас. Мы уже остановили много машин, но все водители говорили нам, что это не они перевозят мертвых. А кто-то решил, что я сумасшедший.

— Вы его хоронили? — спросил генерал.

— Да, — сказал старик. — Кто же еще его похоронил бы? Он жил у нас.

— Значит, жил у вас, — сказал генерал. — Но мне, если позволите, хотелось бы знать, в каких отношениях вы с ним находились. Что связывало солдата нашей славной регулярной армии с вами; меня интересует, что ему было нужно и как могло случиться, что он добровольно жил у вас? Вы ведь крестьянин, не так ли?

Эксперт постарался перевести слова генерала попонятней для старика.

Крестьянин вынул трубку изо рта и посмотрел генералу прямо в глаза.

— Он был моим батраком, — сказал он. — Об этом знает все село.

Генерал изменился в лице. Он просто побледнел от гнева. Только сейчас до него дошло, в чем дело. Он исподлобья взглянул на мельника, мол, говори, что же ты замолк, и закурил сигарету, сломав несколько спичек.

— Это дезертир, — объяснил священник, — из тех, что батрачили на албанцев.

Генерал поморщился, услышав слово «дезертир». Нервы у него уже не выдерживали.

— Как его звали? — спросил эксперт.

— Не знаю, — ответил крестьянин. — Он был просто «солдат», так мы и звали его.

— Когда вы извлекли останки? — спросил эксперт.

— Позавчера, — ответил крестьянин. — Услышал, что вы их собираете, и решил откопать и вручить вам. Пусть он, бедняга, покоится на своей родине, решил я.

— Не находили ли вы на его груди круглый медальон?

— Медаль? — удивленно переспросил мельник. — Нет, сынок, он был не из тех, что получают медали. Работать он еще годился, а уж для войны совсем никудышный был.

— Нет, папаша, не медаль, — перебил его с улыбкой эксперт, — медальон. Круглая штука такая, вроде монеты, с изображением Святой Марии.

Крестьянин пожал плечами.

— Нет, ничего не нашел. Кости я собрал все до одной, но больше ничего не было.

— Вы поступили достойно, — сказал священник. — Вы выполнили свой христианский долг.

— А кто бы еще это сделал? — сказал крестьянин. — Так уж случилось, что это выпало на мою долю.

— Мы благодарим вас, — сказал священник, — от имени матери этого солдата.

Старик подошел к священнику, похоже, тот показался ему приятным и вежливым человеком, и стал что-то объяснять, показывая время от времени на новый гроб, грубо сколоченный из толстых дубовых досок.

— Гроб я сделал вчера, а сегодня, еще до рассвета, мы вместе с внуком отправились в путь. Еле добрались от мельницы сюда, к шоссе. Грязь непролазная. Осел два раза падал, посмотри, на что он похож. Еле его подняли.

Священник внимательно его слушал.

— А солдата вы убили? — неожиданно спросил он спокойным голосом, глядя тому прямо в глаза.

Крестьянин от изумления вынул трубку изо рта. Потом рассмеялся.

— Ты в себе? Зачем же мне его убивать?

И священник улыбнулся извиняюще, словно говоря: «Всякое ведь бывает».

Мельник рассказал, что солдат был убит карателями из «Голубого батальона» в сентябре 1943 года. Затем, вспомнив, похоже, вопрос священника, нахмурился.

— Зачем они так говорят, сынок? — тихо спросил он эксперта.

— Они иностранцы, отец, у них другие нравы.

— Человек надрывается, такой путь проделывает, а они…

— Да-а, забота тебе выпала, папаша, — сказал один из рабочих, выпрыгнувший из кузова, чтобы погрузить гроб. — Ну а теперь будь здоров, нам пора ехать.

Пока старик крестьянин разговаривал с экспертом, а рабочие поднимали гроб в кузов грузовика, генерал, который собирался уже сесть в машину, неожиданно вернулся.

— Он требует вознаграждения? — спросил он эксперта.

Тот покраснел.

— Нет.

— Он имеет полное право, — сказал генерал. — Мы готовы заплатить.

— Он не требует никакого вознаграждения, — сказал эксперт.

Генерал, который решил, что он нашел способ хоть как-то отомстить за оскорбление, нанесенное ему крестьянином, настаивал.

— Тем не менее скажите ему, что мы хотим его вознаградить.

Эксперт замялся.

— Мы хотели бы вознаградить вас за труды, — мягко сказал священник мельнику. — Сколько вы хотите получить?