Священная книга оборотня

река. Увидеть на его лице улыбку оказалось достаточной наградой за все мои переживания. Прав был Чехов: женская душа по своей природе – пустой сосуд, который заполняют печали и радости любимого.

– Ну как? Рассказывай!

– Чего тут рассказывать, – сказал он. – Тут надо показывать.

– Научился?

Он кивнул.

– И чему ты можешь наступить?

– А всему, – сказал он.

– Всему-всему?

Он снова кивнул.

– И мне?

– Ну разве что ты очень попросишь.

– А самому себе можешь?

Он как-то странно хмыкнул.

– Это я сделал в первую очередь. Сразу после лампочки. Иначе какой я Пиздец?

Я была заинтригована и даже немного испугана – ведь речь шла о серьезном метафизическом акте.

– А какой ты Пиздец? – спросила я тихим от уважения голосом.

– Полный, – ответил он.

В эту минуту он дышал такой романтической силой и тайной, что я не удержалась и потянулась к нему, чтобы поцеловать. Он побледнел и отшатнулся, но, видимо, понял, что мачо так себя не ведут, и позволил мне завершить начатое. Все мышцы его тела напряглись, но ничего страшного не случилось.

– Как я за тебя рада, милый! – сказала я.

Мало кто из оборотней знает, что такое радость за другого. А бесхвостые обезьяны не знают этого и подавно, они умеют только широко улыбаться, чтобы повысить свою социальную адаптивность и поднять объем продаж. Имитируя радость за другого, бесхвостая обезьяна испытывает зависть или в лучшем случае сохраняет равнодушие. Но я действительно испытала это чувство, чистое и прозрачное, как вода из горного ручья.

– Ты не представляешь себе, как я за тебя рада, – повторила я и поцеловала его еще раз.

На этот раз он не отстранился.

– Правда? – спросил он. – А почему?

– Потому что у тебя наконец хорошее настроение. Тебе лучше. А я тебя люблю.

Он чуть помрачнел.

– Я тебя тоже люблю. Но я все время думаю, что ты от меня уйдешь. Наверно, тебе после этого будет лучше. Но я не испытаю за тебя никакой радости.

– Во-первых, я никуда не собираюсь от тебя уходить, – сказала я. – А во-вторых, то чувство, о котором ты говоришь, – это не любовь, а проявление эгоизма. Для самца-шовиниста в тебе я просто игрушка, собственность и статусный символ-трофей. И ты боишься меня потерять, как собственник боится расстаться с дорогой вещью. Так ты никогда не сможешь испытать за другого радость.

– А как испытать радость за другого?

– Для этого надо ничего не хотеть для себя.

– Ты что, ничего не хочешь для себя? – спросил он недоверчиво.

Я отрицательно покачала головой.

– А почему?

– Я уже как-то тебе говорила. Когда долго смотришь вглубь себя, понимаешь, что там ничего нет. Как можно чего-то хотеть для этого ничего?

– Но ведь если в тебе ничего нет, то в других и подавно.

– Если разобраться, нигде нет ничего настоящего, – сказала я. – Есть только тот выбор, которым ты заполняешь пустоту. И когда ты радуешься за другого, ты заполняешь пустоту любовью.

– Чьей любовью? Если нигде никого нет, чья это тогда любовь?

– А пустоте это