Делай со мной что захочешь

— А почему?

Элина ничего не видела — она смотрела на него и, однако же, словно бы его не видела. Она вдруг почувствовала, как ее затопил яркий свет, ослепил. Они оба молчали; наконец заговорила она:

— …потому что я… может произойти беда, если я останусь здесь. Со мной может что-то случиться.

Хотя мысли ее и путались, она все же заметила, как он изменился в лице от сознания, что это действительно может произойти, словно он вдруг все понял.

— Что? — спросил он. И в голосе его звучало недоумение. — Что такое ты говоришь?.. Я тебя не понимаю.

— Я не могу это обсуждать.

— Ты не можешь это обсуждать?! Что это значит? Что-то с тобой случилось?

Она увидела, как его взгляд упал на пол, к ее ногам и снова поднялся к ее лицу. Он был растерян — смотрел на нее и пытался понять, что происходит.

— Если я здесь останусь, со мной может что-то случиться, может произойти беда, — сказала Элина. — У меня может возникнуть желание покончить с собой… Или может случиться, что кто-то меня обидит. Я должна уехать от тебя, иначе…

— Тебя кто-то обидел, — ты это хочешь сказать? Кто-то посмел?..

— Нет. Я просто не хочу умирать. Не хочу, — сказала она. — Я… я не хочу навлечь на себя беду… Я не хочу превращать кого-то в убийцу…

— Элина, я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Тебя заставляют принять это решение, да? Он связался с тобой?..

Она смотрела на него непонимающим взглядом. Потом поняла. И с презрением сказала:

— Вовсе не обязательно, чтобы кто-то учил меня, как поступать.

— Но он связался с тобою? Нашел тебя здесь?

— Нет.

— Это он уговорил тебя? Ты собираешься выйти за него замуж?

— Я же сказала — нет, нет, я даже не думала о нем… вовсе не обязательно, чтобы он… вовсе не обязательно, чтобы он учил меня, как поступать, — сказала Элина. Она прижала руки к лицу — оно пылало. Она сама не знала, что она чувствует: ярость, стыд, волнение. Внезапно на нее снова обрушилась слепота, и какую-то секунду она ничего не видела, лишь чувствовала какую-то непонятную радость оттого, что все стерлось, исчезло из поля ее зрения, — остался только мужчина, который стоял и внимательно смотрел на нее.

— Он тебе ничем не угрожает, нет? — наконец спросил Марвин.

— Нет.

— Ты с ним об этом говорила?

— Нет. Я же сказала — нет.

— Но он… Он знает, где ты, да?

— Нет. Я не думаю о нем. Я о нем и не думала, — сказала Элина. — Я… я не хочу думать о нем… Пожалуйста, отпусти меня, не сердись и не… не делай мне больно… пожалуйста… Я сама могу отсюда уйти, возьму и уйду… могу ведь? Разве не могу? К примеру, если бы ты вернулся домой, а я бы уже уехала, и к тому времени меня уже не было бы здесь… тогда дом был бы пустой, верно? А ты точно так же вошел бы в него, стоял бы вот так же тут… один… разве тебе пришла бы в голову мысль, что кто-то еще должен быть здесь с тобой? С какой стати ты вдруг задумался бы об этом? — Элина так никогда еще не говорила. — А если бы ты вернулся домой и обнаружил меня мертвой, если бы что-то случилось со мной — какие-то люди выследили бы меня и что-то со мной бы сделали, убили бы меня, тогда… тогда ведь ты тоже освободился бы от меня, верно? И зачем мы в общем-то нужны друг другу, если каких-то два или три человека, или вообще кто угодно… любой человек… любой незнакомец… если он может худо со мной обойтись? Надо мной надругаться?..

— Элина, я не понимаю, о чем ты говоришь, ты явно не в себе, у тебя, наверно, жар, — взволнованно произнес Марвин. — Мне неприятно слышать от тебя такие вещи… Нельзя принимать решение относительно своего будущего в таком состоянии.

— А если… — произнесла Элина, подходя к нему с улыбкой, словно перед ней был еще один мужчина, которого надо очаровать, и продолжала медленно, точно в полусне, точно наглотавшись наркотиков: — …а что, если бы они пошли за мной, выследили, где я живу?.. Если бы они прорвали сетку на двери, нашли бы ту комнату наверху, где я пряталась, ждала, если бы они взбежали по лестнице и вытащили меня оттуда… и… А ты вернулся бы домой вот как сейчас и обнаружил бы меня наверху?.. Ведь тогда я уже не была бы твоей женой, верно? А было бы тело, труп? Нет, тогда ты уже не был бы на мне женат, я уже не была бы твоей женой, ты бы вызвал полицию и что-то стал бы делать… отдал бы необходимые распоряжения… ты действовал бы, как всегда, очень энергично, и все бы кончилось, все бы прошло… Так почему бы нам не сказать это друг другу сейчас? Что так получилось, и теперь я больше тебе не жена?..

Марвин в упор смотрел на нее. Она чувствовала его волнение за нее и страх перед нею… И ей было жаль его, но в то же время она знала, что все сказанное — правда и что сказать это было необходимо. А он просто не хотел ничего слышать. Он будет противиться ей, будет с ней спорить. Но она чувствовала в себе лихорадочную уверенность: никто ей не нужен, она никого не любит, она свободна.

— Нет, это все он — Моррисси. Ты хочешь быть с ним, хочешь выйти за него замуж, — сказал Марвин.

Элине трудно было его слушать, словно она не понимала отдельных слов.

— Нет, — растерянно произнесла она. — Я не думала о нем ни разу с тех пор… с тех пор, как заболела.

Но то, что он употребил это слово — Моррисси, — заставило ее вздрогнуть. Она вдруг поняла, что в мыслях никогда не называла его по фамилии, никогда не вспоминала о ней, его тень не носила этого законного имени — Моррисси.

— Я не хочу думать о нем, — сказала она.

— Но ты же возвращаешься к нему?

— Нет. Я не знаю. Я не знаю, — сказала она.

— А когда ты будешь знать? — не без иронии осведомился Марвин.

Он с улыбкой наблюдал за нею. Совсем как те парни в машине, особенно тот, что сидел, выставив локоть в окно, представляя себе, как бы он повел себя с нею. Она почувствовала, что сейчас упадет; закрыла глаза и подумала: «Я не хочу умирать». Тут Марвин сделал какое-то движение, словно стряхивая с себя что-то, стряхивая с себя инертность и замешательство.

— Значит, ты намерена со мной расстаться, — произнес он уже более нормальным голосом. — Ты хочешь развода? Или же законно оформленного раздельного жительства?

— Нет, развода.

— И ты считаешь, что сможешь вернуться к нему?..

— Нет, я о нем не думала, я ничего о нем не знаю, — сказала она.

— Но такая возможность есть, да?

— Я не знаю.

— Ты считаешь, что хочешь развода, официального развода?

— Да.

— Больше жить со мной здесь ты не можешь?

— Нет, прошу тебя… Прошу…

— А ты уже советовалась по этому поводу с каким-нибудь юристом, Элина?

— Нет, конечно, нет, — сказала она с обидой.

— А почему, конечно, нет?

У нее тотчас мелькнула мысль, что не надо говорить того, о чем она думает, — это запрещенный прием, смертоносный; это еще больше оскорбит его, чем то, что она хочет расстаться с ним. Поэтому она сказала смущенно: — Потому что я… мне ничего не нужно… Я просто уйду от тебя, уйду, и все. Мне ничего от тебя не нужно.

— Разве ты не считаешь, что имеешь на что-то право?

Хотя внутри у него все кипело, он сумел произнести это вполне спокойно; она подумала, что он мог спасти себя и ее, став таким, каким он часто бывал, когда говорил по телефону, когда распоряжался, вызывал людей, наставлял их, расспрашивал, давал указания: Я хочу, чтобы вы… я поручаю вам… я поручаю моим представителям…

— Нет, — сказала Элина.

— Нет? Ничего? Никакого раздела имущества, никаких алиментов, ничего?

— Нет.

— Этого не может быть. Ты лжешь.

— Нет, — распаляясь, выкрикнула Элина, — ты взял меня в свой дом… Мы познакомились, и ты женился на мне, ты взял меня в свой дом, и я жила с тобой… и теперь ты можешь отпустить меня — так, как я к тебе пришла, — и все…

— Твоему любовнику ведь понадобятся деньги, верно? На что вы оба будете жить?

Элина лишь молча покачала головой.

— Уж конечно, не на его гонорары, не на его доходы!..

Ей захотелось дотронуться до мужа, заверить его — нет.