Жена Гоголя и другие истории

П е р в ы й  а к т е р  и  П е р в а я  а к т р и с а. Да уж...

Р е ж и с с е р. Ну так что?

Н и к т о. Не знаю, честное слово... А давайте я сам попробую.

В с е. Пожалуйста! С удовольствием. Мы еще и поможем. Только вся ответственность — на вас.

Н и к т о. Хорошо, хорошо. Начали?

В с е. Начали.

Н и к т о. Возьмем хотя бы ту же сценку с молоденькой прачкой — все одно импровизировать — и пойдем дальше.

В с е. Начинайте!

Н и к т о. С того же места?

В с е. Как хотите, нам все равно!

Н и к т о. Попробую исправить.

В с е. Что исправить?

Н и к т о. Увидите.

Н и к т о — М о л о д о й  х о л о с т я к. Сбежала, будто ее тарантул укусил... Дурак я, дурак: набросился, понимаешь, какой позор! Совсем девочка. Но ведь живой человечек-то. Значит, надо было подчеркнуть уважение к личности и так далее, а также к достоинству и тому подобное... Да не в этом суть. Перечитаем письмо:

«А посему, —(ох, моя милая подруга и любимая женщина обожает высокие слова вроде «посему»),  — а посему говорю тебе: ты слишком долго играл моей любовью. Ты заставил ее изнывать в растерянности, в напрасных сомнениях среди твоих полусерьезных сонетов, среди заумных, нудных, леденящих и, если можно так выразиться, иссушающих далей и пустот. Я умоляла, чтобы ты не домогался меня здесь, где тяготеют надо мною серьезные деловые обязательства. Почему ты пренебрег моей просьбой? Решил схитрить, думал взволновать меня еще больше? —(Превосходно это «взволновать», честное слово!)  — Неужели следует напомнить тебе, что я не совсем обычная женщина и что твои домыслы совершенно ко мне не применимы?.. —(Какое изящество стиля!)  — И вот что я тебе скажу в конце концов... То есть не стану я тебе ничего говорить, сударь мой Нерешительный. Скажу только, что вернусь очень скоро, и в ближайшую субботу... —(Субботу... А сегодня что? О, как раз суббота!)  — ...в ближайшую субботу буду у телефона ждать твоего звонка, и если не дождусь, то, клянусь Богом, ты обо мне больше никогда не услышишь... Наверное, подумал, шантажирую? Нет, это не шантаж, это — крик любви, которая требует для себя жизненного пространства!»

Чудесное, толковое письмо! Но, несмотря на все оговорки, конечно же, вымогательское. Только я на шантаж и вымогательство не поддаюсь, а потому... что «потому»?.. Вот вам, извольте: сколько трепета, мучений — и что теперь? Не знаю, или знаю... А потому не стану звонить. Но если я не позвоню...

Р е ж и с с е р ( из зала). Извините, не совсем ясно, куда вы клоните. И потом, если сейчас переходить на внутренние монологи...

Н и к т о. Что ж вам так не терпится-то...

Р е ж и с с е р. Хорошо, слушаем дальше.

Н и к т о. Если я не позвоню, и она сдержит слово, то я останусь одинок и покинут. Гордость не позволит мне сделать ни шагу, и тогда... Жизнь превратится в несчастье, рядом никого, и сам я — никто!..

Р е ж и с с е р. Вот это, последнее, и произносить не стоит: смысл должен вытекать из целого.

Н и к т о. Не надо, не перебивайте меня. Продолжаю.

Н и к т о. И сам я никто! Потому что этой любви, как и всем прочим, пускай самым незначительным встречам и событиям своей жизни, я отдал всего себя целиком, но безрезультатно... В общем, я, наверное, требую, чтобы у других были одинаковые со мной жизненные установки, оттого, наверное, мне недостает собственного отображения... И мои ухаживания за горделивыми дамами и простыми прачками не забава, а отчаянные поиски...

Р е ж и с с е р. Слишком трудно!

Н и к т о. Да перестаньте же, наконец!

Н и к т о. Без такого зеркального отражения что будет со мной?

Р е ж и с с е р. Еще раз говорю: так нельзя!

Н и к т о. Правильно, только помолчите хотя бы до конца сцены или картины.

Н и к т о. Вывод: надо позвонить. И такой же вывод: a fortiori [66]звонить не надо.

Р е ж и с с е р. Публика ничего не поймет.

Н и к т о. Вот и славно. А может быть...

Звонит телефон.

Н и к т о. Что такое, неужели передумала, жестокая моя? ( В трубку.) Я слушаю!.. Кто? Не слышу... Ты? Ты! Не может быть! Ведь больше года... Что? Прийти ко мне сюда? Хм, а... зачем? Да нет, все прекрасно. Повелительница... ах, ты внизу, в баре? Отлично, я жду тебя... Чего она притащилась? Зачем? Поздно гадать и без толку: через минуту все прояснится.

Стук в дверь. Входит Д а в н и ш н я я  л ю б о в н и ц а  героя.

Пришла? Ну, что стряслось?.. Нет, я, конечно, рад тебя видеть, проходи, садись. Только вот...

Д а в н и ш н я я  л ю б о в н и ц а. Я поимела солидное наследство от старухи.

Н и к т о. Какой старухи?

Л ю б о в н и ц а. От бабки двоюродной, которая взяла да и померла.

Н и к т о. А, помню. Ну и что?

Л ю б о в н и ц а. Вот тебе раз! Что омрачало наши отношения и чуть не доконало нашу любовь?

Н и к т о. Ну?

Л ю б о в н и ц а. Безденежье, очень просто.

Н и к т о. Не отрицаю. А...

Л ю б о в н и ц а. А теперь денежки появились, и я пришла сообщить тебе об этом.

Н и к т о. Настоящие деньги?.. Впрочем, меня это не касается.

Л ю б о в н и ц а. Хочешь, цифру скажу?

Н и к т о. Не нужно. С какой стати?

Л ю б о в н и ц а. Сто пятьдесят миллионов.

Н и к т о. Недурно. И что?

Л ю б о в н и ц а. Наши путешествия в дальние страны.

Н и к т о. Вырази мысль получше.

Л ю б о в н и ц а. Наши долгие заветные странствия.

Н и к т о. Ну, дальше.

Л ю б о в н и ц а. Вот, смотри, дорогой, я принесла карту. И не какой-нибудь там области или страны, а всего мира! Предлагаю первый тур: Афины, Стамбул, Тегеран...

Н и к т о. Почему Тегеран? Тогда уж выше: Ташкент, Бухара, Самарканд...

Л ю б о в н и ц а. Как пожелаешь, о певец престижных названий... Коломбо, Нурилла...

Н и к т о. Нурилла — это где?

Л ю б о в н и ц а. На острове Цейлон, где язык пали и Будда.

Н и к т о. Что дальше, негодница?

Л ю б о в н и ц а. Пролетаем или огибаем по морю неспокойные районы и — в Сингапур.

Н и к т о. Сингапур! Погоди, дай моему языку и душе насладиться этим словом.

Л ю б о в н и ц а. Видишь, я знаю тебя. Затем Кантон, Гонконг, Шанхай, Пекин.

Н и к т о. Харбин, Владивосток?

Л ю б о в н и ц а. Обязательно. Токио, Нагасаки, Йокогама, ой!

Н и к т о. Почему «ой»?

Л ю б о в н и ц а. Так. В одной известной опере пели — «ой».

Н и к т о. А потом?

Л ю б о в н и ц а. Сан-Франциско, конечно же, и Санта-Моника, и Сан-Диего, и после всех этих сан-святых — Лос-Анджелес.

Н и к т о. Еще — Цирцея, еще — Армида, еще — Вивиана!

Л ю б о в н и ц а. Ниагарский водопад?

Н и к т о. Нет. Ла Гуайра.

Л ю б о в н и ц а. Пускай.

Н и к т о. А залив Рио и Попокатепетль? А Титикака и Куско?

Л ю б о в н и ц а. Все на свете.

Н и к т о. И Мату-Гросу?

Л ю б о в н и ц а. Все-все-все.

Н и к т о. А потом?

Л ю б о в н и ц а. Чад, к примеру.

Н и к т о. Слишком литературно.

Л ю б о в н и ц а. Тогда Виктория.

Н и к т о. С Килиманджаро?

Л ю б о в н и ц а. Слишком литературно.

Н и к т о. Это уж точно!.. Долина Королей, Александрия?

Л ю б о в н и ц а. Опять слишком литературно.

Н и к т о. Ты злая!.. А потом?

Л ю б о в н и ц а. Да, но... Мы как бы вернулись туда, откуда начали.

Н и к т о. А потом-то, потом?

Л ю б о в н и ц а. Не пойму я тебя. Вон уж сколько накрутили.

Н и к т о. Да, но потом, потом?

Л ю б о в н и ц а. Что ты имеешь в виду?

Н и к т о. Ничего!.. Когда едем?

Л ю б о в н и ц а. Сегодня,вечером,немедленно.

Н и к т о. Да, да!.. Нет, нет. In primis [67], я не могу допустить, чтобы... Изыди, искусительница, я подумаю и тебе сообщу.