Раз в год в Скиролавках

— Это правда, Непомуцен, — подтвердила пани Басенька. — Обрати внимание на пана Туроня, который приезжает сюда каждый год в отпуск. Он так плохо ведет себя в присутствии своей жены, хоть он и культурный человек. Он это делает для того, чтобы показать свое презрение к ней. Ты думаешь, что если б что-нибудь подобное совершил стажер в охотничьем домике, прекрасная Луиза с тем же самым желанием бросилась бы в его объятия?

У Любиньского в голове все перепуталось.

— Да?да, конечно, вы правы, — терзал он свою светлую бороду, — но у литературы собственные законы! Она в каком-то смысле находится вне законов природы или житейских правил.

— Но не разбойничья повесть, Непомуцен, — сказала Басенька. — Впрочем, ты сам столько раз говорил мне, что хочешь представить в ней правду, а не литераторскую фантазию.

Стажер пан Анджей громко храпел на лавке, опершись спиной о стену. Пани Басенька уже не чувствовала себя обязанной демонстрировать ему колени и бедра и крутанула на табурете свой задик, оборачиваясь лицом к доктору. Она с уважением относилась к его замечаниям, которые свидетельствовали о том, что доктор в самом деле знал жизнь, а также женщин. Он даже знал, что у женщины, когда она возбуждена, соски увеличиваются от 0, 5 до одного сантиметра вдоль и от 0, 25 до 0, 5 сантиметра в поперечнике у основания. Могучими были познания доктора о теле женщины, и каким же чудесным должен был быть способ, которым он унижает женщину! Как жаль, что Непомуцен никогда не спросит доктора об этом деле, а обрекает ее, Басеньку, на всевозможные домыслы, на фантазии, необузданные и страшно возбуждающие.

И когда она думала так в эту минуту, она вдруг убедилась, что соски ее груди, туго обтянутой белой блузочкой, торчат удивительно остро и четко обозначаются сквозь материю. Она глянула на доктора, который это заметил, застыдилась и локтями оперлась о стойку бара, заслоняя грудь.

Стажер проснулся. Сначала он осовело осмотрел салон доктора, потом вдруг встал и заявил:

— Мне нехорошо. Пойду в лесничество.

И он вышел из дома писателя на неверных ногах. Во дворе его несколько отрезвил холодный ветер ночи. Но, как всегда, он перепутал направление. Вместо того, чтобы пойти к лесничеству, он пошел в обратную сторону — к деревне. Он шел, качаясь, а в голове его перемешалось все, что он сам видел и пережил, с тем, что он пережил как стажер в повести Любиньского. Он видел себя, когда он расстегивал блузочку на груди прекрасной Луизы, видел коленки пани Басеньки и ее бедра. Как никогда до сих пор, он желал женщину и переживал то же, что и стажер в охотничьем домике.

Возле школы он наткнулся на дерево, больно ударился плечом и на минуту отрезвел. Сориентировался, что он находится далеко от лесничества Блесы, а в здании школы горит свет в квартире панны Луизы, учительницы. Он забыл о том, что это старая одинокая женщина. В его мыслях была та прекрасная Луиза из охотничьего домика возле старого пруда. Имена этих двух женщин наложились друг на друга в его воображении, как человек — на свою тень.

— Луиза, прекрасная Луиза! Выйди ко мне! — крикнул пан Анджей в сторону освещенного окна.

Свет в окне тотчас же погас, а за стеклом показалось белое пятно лица. Панна Луиза с тревогой вглядывалась в ночную темь, видела на шоссе какого-то молодого мужчину, который метался там и выкрикивал: «Луиза, прекрасная Луиза!» А потом он лег на обочине шоссе на мягкую траву и замер в пьяном сне. Старая женщина отошла от окна, разделась, не зажигая света. Она долго не могла уснуть. Лежа на кровати, в холодной постели, она раздумывала, зачем этот человек появился под ее окном и пронзительно кричал: «Луиза, прекрасная Луиза, выйди ко мне!» Отозвалось в ней какое-то очень давнее воспоминание. Под веками появились слезы. Но уже через секунду они высохли, ненависть сжала ее губы в узкую щелочку. «Он, видимо, шел на мельницу, где сегодня ночью все будут жить друг с другом как животные, — думала она. — Все со всеми. Я давно уверена, что у нас так делается. Как животные. Никогда не ходила туда и не пойду. Не могу себе позволить, чтобы люди обо мне плохо говорили».