Покуда я тебя не обрету

– Неужели? – проговорила, заливаясь слезами, Лесли. И все вокруг тоже прослезились – и коллеги, и клиенты, и друзья Алисы. Татуировки собирают исключительно сентиментальных людей, Лесли только в этот миг узнала сию истину.

Когда байкеры и девочки начали четвертый куплет, «паства» маршировала уже близ спортзала; запела даже Элеонора, по настоянию мисс Вурц.

В зале гостей ждала гигантская ванна, полная льда и банок с пивом; слышались звуки извлекаемых пробок. На неизвестно откуда взявшихся столах красовались ломти ростбифа и тарелки с жареными сосисками – ничего похожего на обычные кубики сыра на шпажках.

– Кто это все заказал? – удивился Джек.

– Я, – ответила Лесли, – пришлось еще несколько раз посылать Пиви.

Росомаха Валли и Ластоногий Фолькман о чем-то громко ругались.

– Это их мичиганские дела, – дипломатично объяснил Барсук Шульц и отправился разнимать спорщиков. Жена Барсука, Малышка Куриное Крылышко, взяла Лесли под руку, Чернильный Джо из Цинциннати обнял ее за плечо (на тыльной стороне ладони у него красовался туз пик, побивший туза червей).

– Будете у нас в Норфолке, – сказал Майк Ночная Смена, – я вам покажу город, как вам его никто не покажет!

– Они ее обожали, подумать только! – выдохнула Лесли, обращаясь к Джеку. – Милый, пригласи их к нам, пусть остаются.

Скользкий Эдди Эспозито показывал ей свое «Грехопадение», выведенное на животе; работа, конечно, Дочурки Алисы.

– Мне их всех пригласить? – переспросил Джек. – Всех, к нам?

– Разумеется, всех, разумеется, к нам! – подтвердила Лесли. – Где же еще им ночевать?

Но можно хотя бы не звать сестер Скреткович, подумал Джек, хотя бы не обеих вместе. Одну еще так-сяк – ту, которая не была замужем за Плосконосым Томом. Но тут Джек понял, что, когда собираются татуировщики, ничего нельзя контролировать – можно лишь плыть вместе с потоком, как говорило Алисино поколение.

Мисс Вурц была на высоте, хвалила байкерские успехи в хоровом пении. Джек, как обычно, не пил, поэтому наблюдал за происходящим, как овчарка за стадом. Но все вели себя отменно, даже спор между Ластоногим Фолькманом и Росомахой Валли не перерос в драку.

Еще одна неожиданность – реакция одноклассниц миссис Оустлер, им все жутко понравилось. Старинные Подруги давненько не видели столько «кожи» сразу – возможно, никогда столько не видели. Никто не стоял на месте, в зале на полную мощность звучал Боб Дилан.

Мама всегда говорила, что Джерри Своллоу – традиционалист; если бы Джек хорошенько подумал, что это значит, то узнал бы его быстрее. У Джерри на бицепсе была выведена симпатичная женщина в головном уборе медсестры – что может быть традиционнее! На футболке читалась надпись по-японски, и еще одна – на правом предплечье.

– Работа Кадзуо Огури, – гордо сказал он Джеку.

Оказывается, Джерри прилетел из самого Нью-Глазго, Новая Шотландия, а до того позвонил доброй сотне старых друзей.

– Знаешь, Джеки, мы, старики, держимся друг за друга.

Джек поблагодарил его за приезд, ведь до Торонто не ближний путь.

– О юноша, – сказал Матросик Джерри, – вы еще так мало знаете! Жизнь – вот это настоящая дальняя дорога, по сравнению с этим добраться сюда из Новой Шотландии сущий пустяк.

Позднее, перезнакомившись со всеми гостями (за ним повсюду ходили девчонки из интерната этаким почетным, хотя и не-вполне-девственным караулом), Джек заметил в углу еще одного знакомого. Под звуки Rainy Day Women # 12 amp; 35 (от Боба Дилана) Джек направился к скромно стоящему поодаль человеку, внимавшему песне старого барда под баскетбольным кольцом. Судя по всему, он был под кайфом, причем давно. Джек сразу узнал его – у кого еще такое мечтательное лицо, такие странные намеки на бакенбарды (ему под пятьдесят, если не больше, а борода толком не растет, вот незадача!), такой самоуничижительный свет в глазах, которые всегда смотрят только вниз; да-да, перед ним стоял тот самый человек, который никогда – ни сейчас, ни в свою бытность подмастерьем Тату-Тео на Зеедейк – не верил в свой талант (впрочем, таланта у него было немного).

– Ладно, идет, только не очередное разбитое сердце, мне сердца уже осточертели, что целые, что разбитые, – сказала Алиса Робби де Биту на прощание. И Робби согласился на ее автограф у себя на правом плече. Когда Джек подошел, он и показал ему потускневшие буквы «Дочурка Алиса».

– Все слушаешь дер Циммермана, Джеки? – спросил Робби.

– Ден Циммерман, Робби, как же без него, – ответил Джек.

– Что и говорить, я не чета всем этим ребятам, – сказал Робби, обведя рукой зал, – ничего у меня в Амстердаме не вышло.

– Обидно.

– Я теперь в Роттердаме, у меня свой салон, но я все равно лишь подмастерье, ты понимаешь, о чем я. Но дела идут неплохо, – сказал он, тряся головой. Джек понял, почему узнал его позднее других – Робби начал лысеть, плюс появились морщины вокруг слезящихся глаз.

– Что было в Амстердаме, Робби? Что приключилось с мамой? С чего она взяла и вернулась в Канаду?

– О, Джеки, не надо об этом. Не трогай лихо, оно давно издохло.

Он имел в виду «не буди лихо, пока оно тихо», но Джек понял.

– Я помню ту ночь, когда она стала проституткой. Ну, по крайней мере, вела себя как проститутка, – сказал Джек. – За мной присматривали Саския и Элс. А ты принес маме косяк.

– Джеки, не надо, – сказал Робби.

– Мой папа не ездил ни в какую Австралию, так? Он все время был в Амстердаме, верно?

– У твоего отца было много поклонников и друзей, так что твоя мама просто не выдержала.

– В каком смысле не выдержала?

Робби чуть не упал, сделав шаг вперед под музыку, потом еще раз показал Джеку мамину подпись у себя на плече, словно вызывая его – мол, можешь ударить меня, но я принадлежу ей.

– Я не предам ее, Джек, – сказал он. – Пожалуйста, не пытай меня.

– Извини, Робби.

Джеку стало стыдно, не стоило так агрессивно нападать на него.

Робби обнял Джека за шею, уткнулся лбом ему в нос.

– Ты не думай, мама тебя любила. Но она никого, даже тебя, не любила так, как Уильяма.

Старинные Подруги, за исключением Лесли Оустлер, уже разошлись по домам; те, что были не замужем или разведены (последние этим гордились), прихватили с собой по тату-художнику. Мистер Рэмзи попрощался с Джеком своим обычным «Джек Бееееернс!» и тоже исчез, прихватив с собой Майка Ночную Смену из Норфолка, штат Вирджиния, салон «Друзья моряков» (он и правда дружил с моряками).

Даже мисс Вонг, наконец обретя в себе ураган, танцевала так, что ей аплодировали – особенно ее выкрутасам с братьями Фраунгофер под Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again. Она и ушла с одним из братьев, тем, что посмазливее.

Удивительно, но чета Малькольмов оставалась почти до самого конца; миссис Малькольм нашла себе увлекательного собеседника – Марвина Джона по прозвищу Дельта Меконга из города Тускалуза, штат Алабама. Он потерял во Вьетнаме обе ноги и часть носа, и как появился в школе, сразу сел на колесо Колясочнице Джейн и принялся развлекать ее и мужа разными историями (вероятно, выдуманными) про то, как он пытался соблазнять девушек, сидя с половиной носа в своей коляске.

– Нет, далеко не все особы женского пола сочувственно относятся к ветеранам, – начиналась одна такая история. Миссис Малькольм смеялась как безумная.

Мисс Вурц ушла домой в достойное преподавателя школы Св. Хильды время, разумеется одна, но до этого сорвала овацию, подпевая Бобу; мурашки по коже бегали, когда она пела All I Really Want to Do и I'll Be Your Baby Tonight. Плосконосый Том сказал Джеку, что, обыщи хоть весь Кливленд, таких женщин не найдешь; Дан из Северной Дакоты сказал, таких женщин не найдешь, обыщи хоть весь Бисмарк. Джек подумал, как же в свое время повезло Эдмонтону!