Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

— С незаряженным-то фотоаппаратом… Когда-нибудь тебя накроют, увидишь!

— Могу и с заряженным, для архива. Как знать, вдруг пригодится к пасхе. Жанровый снимок всегда нужен для резерва.

— Ерунда. Ну ладно, всяк по-своему с ума сходит. Что делать с ним потом?

— Откуда мне знать? Сварите ему кофе за редакционный счет и пошлите куда-нибудь, хоть к чертовой матери, хоть и в цветастое кино!

Очередному обладателю кипы бумаг удалось в рекордный срок перебросать бумаги с одной стороны на другую, даже более того: ему удалось без потерь переместить все на ближайший свободный стол.

Они остановились перед первым же препятствием — опущенным шлагбаумом. Вооруженный вахтер стоял перед своим домиком, наблюдая суету у входа. За ним высились бетонные конструкции гигантской проходной, с которой не сравниться ни одной таможне на государственной границе.

Рядовые сотрудники подлезали под шлагбаум и проходили, теснясь к забору, вахтер не удостаивал их вниманием; друзей и знакомых, преодолевших барьер, он приветствовал, приложив палец к фуражке, или — как справедливо указывают языковеды — к шапке с козырьком. Более важным актерам, режиссерам и в особенности административным работникам он не только козырял, но и слегка приподнимал перед ними шлагбаум, чтобы им было удобнее пройти. Не слишком, однако, расходуя энергию, в конце концов, у него есть своя гордость; этот жест — так, легкое прикосновение к шлагбауму — скорее был просто знаком доброй воли. Вообще-то он был убежден, что каждый действительно хороший актер ездит на своей машине.

Всего этого Карол Пекар не знал, он пока лишь только предполагал, что могут быть препятствия со стороны администрации — словесные перепалки с объединенной армией вахтеров, референтов, телефонисток, секретарш, иными словами, всех строгих церберов, стерегущих вход в храм искусства. Но опыта у него не было, он и представить себе не мог, что и здесь бывают павшие еще до начала наступления. Молодость, молодость! С веселым лицом, не забывая лозунга «Всегда с улыбкой», он пока оптимистически бормочет перед шлагбаумом из Данте, тут же давая вольный перевод:

— Lasciate ogni speranza… Оставь надежду всяк сюда входящий, за ценные вещи, сданные в гардероб, администрация не отвечает…

Потом сгибается и пробует по примеру прочих подлезть под шлагбаум.

— Эй, молодой человек, вы куда с козлом? — останавливает его крик вахтера, доказывающий, что под маской равнодушия скрывается зоркий страж. — Не загораживайтесь бревном, вы нарушаете бесперебойность уличного движения.

— Во-первых, это не козел, а коза… — поправляет его Пекар, голова которого под препятствием. Он медлит, не зная, продолжать ли преодоление кордона, в конце концов еще неясно, что предпримет сто защитник, но, когда вахтер шагает к нему, Пекар отходит на внешнюю сторону, мысленно говоря: на-кася выкуси. Он символически отряхивает пыль сначала с рук, потом и со шлагбаума. — Здесь есть некоторая, я бы сказал, даже лапидарная разница…

— Мне это все едино.

Вахтер бесстрашно встает против Пекара и обеими руками колотит по шлагбауму, чтобы было ясно, кому он принадлежит.

— У кого нет разрешения на вход, тому на объекте делать нечего, — цитирует он действующие правила входа на объект. — Сегодня я пропущу козу, завтра кто-нибудь приведет верблюда, а потом сюда притопает вся «Книга джунглей». Кто не может предъявить пропуск, оформить карточку посетителя, отметить время прихода и ухода, цель посещения, подпись референта, — у того дело швах.

Пекар не желает этого понимать, потому что видит, как только что на объект проскользнул какой-то дядя с собакой, уже на первый взгляд не чистопородной.

— А этого с бобиком вы почему пропустили?

— Этот здесь надлежащим образом оформлен и лично известен контрольному органу. Он лает за кадром с самого основания кино.

Социальная справедливость, принципы которой глубоко запечатлелись в сознании Пекара, толкает его на полемику.

— У любого животного должен быть пропуск? Ну?

— У любого, без исключения!

— Большого, маленького, все равно?

— Не препирайтесь, молодой человек! Мы таких видали!

Но Пекар, говоря символически, уже на коне, он торжествующе поднимает голову:

— Отлично, милейший, вот и попались в собственные сети! Я отвечу сравнением с яблоком, которое сюда принесет кто-то на завтрак или, скажем, на полдник. А в нем червячок, вполне признанный представитель царства животных, и вот я вас спрашиваю: кто в таком случае нарушает инструкции?

— Софистика, молодой человек, доведение принципа до абсурда, — рассердился вахтер, не новичок в науке. — Что за шуточки в рабочее время? Червь малюсенький… Вот такой.

— В маленьком яблочке маленький червячок, в большом, глядишь, побольше. А вот в таком огромном яблоке? А?

— Такого яблока в природе не существует, даже теоретически! В Ламаче, так называется наша деревня, у меня виноградник, и я член комитета четвертой первичной организации садоводов-любителей, уж кто-кто, а я-то кое-что понимаю. Так что не болтайте зря…

— Ну, а если у кого-то блохи? На каждую блоху, что, должен быть пропуск?

— Вот рассмешили, ха-ха-ха! — Вахтера так позабавила картина блохи с пропуском, что он забыл про софистику.

— Или, извиняюсь, глисты, разные аскариды. Как их-то вы собираетесь проверять?

— Глисты, ну, сказанул! Может, еще таракан в мозгах, да? — развлекается вахтер уже сам и развивает сравнения. — Или куриные мозги, гусиная кожа, ноги, как у лани, это вы знаете, да?

Некоторое время они смеются, фантазия каждого множит примеры, которых и бумага бы не стерпела, потом вахтер, к счастью, вспоминает о бдительности и неожиданно становится серьезным. Старательно гладит красно-белый шлагбаум, чтобы всем было ясно, что он не позволит сбить себя с толку болтовней.

— Этак человека можно совсем заморочить… У вас речей, как у того цыгана на суде…

— Такого анекдота я еще не слышал, — врет Пекар, чтобы продлить добродушный разговор, но прием окончен.

Разочарованный владелец козы отступает немножко назад и в сторону, чтобы вахтер видел, что он не собирается обойти шлагбаум или нарушить инструкцию каком-либо иным путем. Но все же на всякий случай не уходит, в надежде, что страж передумает.

В проходной звонит телефон, дежурный пятится в будку, как гипнотизер все время следя глазами за Пекаром, и, не успев скрыться в будке, выходит, держа трубку на натянутом шнуре, чтобы посмотреть еще раз, не пытается ли Пекар воспользоваться ситуацией. Некоторое время спорит с кем-то по телефону, потом кричит в сторону шлагбаума:

— Эй, вы! Вас вызывали?

— Откуда мне знать? — бормочет себе под нос Карол и отвечает неуверенно. — А может, и вызвали. Откуда мне знать…

— Чего же вы мне этого сразу не сказали? Развлекает тут меня болтовней, а работа стоит, — сердится страж, когда подозрительная персона вдруг превращается в обыкновенного посетителя. — Да бегите же, бегите, меня из-за вас уже пропесочили.

Он даже поднимает шлагбаум до половины, и удивленный Пекар с козой вступает на обетованную землю кино. Пекар даже не догадывается, кого ему благодарить за вмешательство в нужный момент, и, честно говоря, мы, может статься, этого никогда не узнаем.

А на подстанции, где работает Пекар, мастер Ондращак возится, как обычно, со своими кактусами. Сейчас он переживает обычный и неразрешимый кризис заядлого цветовода, которого грозит поглотить численный рост экспонатов. Кто бы мог предполагать, что все без исключения отростки пустят корни? Во всей округе не остается никого, кому бы он не всучил хотя бы одного растения, продавать же их он стыдится, а выбросить? Этого настоящий любитель кактусов не сделает никогда, пусть лучше погибнет в их колючках, как факир-неудачник.

Осторожные шаги в коридоре вывели его из нерадостных раздумий. В диспетчерский пункт вошла Эльвира с портфелем Пекара под мышкой, и Ондращак почуял в воздухе беду. Эльвира скользнула взглядом по бесчисленным циферблатам, переключателям, включателям, выключателям и реле и удивилась: