Пыльная зима (сборник)

– Мальчики, вы разыгрались, – сказала нележащая женщина, но посмотрела с любопытством на красное пятно ожога.

– Ты христианин или иудей? – спросил бородатый.

– Вы идиоты, – сказал Неделин. – Я вас посажу, скоты!

– Ты христианин или иудей? – повторил бородатый.

– Да тебе-то что, дурак?

– Если христианин, – объявил бородатый, – то я выжгу тебе крест. А если иудей – звезду Давида.

– Звезда больше, – сказал человек без гитары. – Скажи, что христианин.

– Я неверующий.

– Значит, коммунист?

– Нет. Беспартийный.

– Кто не верующий, тот коммунист, – сказал бородатый. – Ты коммунист. Ты должен все вытерпеть ради идеи. Я выжгу тебе пятиконечную звезду, а потом серп и молот.

– Что-нибудь одно, что-нибудь одно! – закричала лежащая женщина.

Рядом с ней валялось сломанное весло, хороший увесистый обломок. Глядя искоса на этот обломок, Неделин все высвобождал и высвобождал руки.

– Видит Бог, я этого не хотел! – сказал небу добродушный бородач и сунул погасшую ветку в костер.

– Убей его! – истерично завопил человек без гитары. – Отомсти ему за наши муки! Кровь за кровь! Грех за грех!

Женщина, заподозрившая в Неделине шпиона, смотрела на пятно ожога. Ждала.

Добродушный бородач с печальным и строгим лицом сердобольного судьи поднес огонь к животу Неделина. И в этот момент Неделин наконец освободил руки. Но они затекли, их надо было незаметно размять. Он сказал:

– Постой. Минутку. Я сейчас спою песню. Про мушкетеров. Хорошо спою, громко.

– Поздно!

– Я расскажу анекдот. Очень смешной. Очень тонкий. Английский анекдот.

– Пусть расскажет! – закричала лежащая женщина.

– Ну-ну, – сказал бородатый. – Послушаем.

– Вот такую историю расскажу я вам, джентльмены, – начал Неделин. – Шел я однажды домой по некой темной стрит и увидел лягушку…

– Я знаю этот анекдот! – заявила лежащая женщина. – Я его никогда не слышала, но знаю! Хочу другой!

– Ладно, другой. Слушайте…

И тут Неделин бросился к веслу, схватил его и первым делом обрушил на голову добродушного бородача. Тот схватился за голову, но не упал. Неделин ударил его ногой по болезненному месту, бородач закричал и повалился. Человек без гитары вскочил, побежал, споткнулся, упал, удар весла пришелся ему по спине. Удар плашмя, звучный. Лежащая женщина хохотала, ничего не понимая, ей казалось, что шутки продолжаются, а другая женщина начала дико верещать, Неделину пришлось отвесить ей несколько пощечин. Добродушный бородач, кажется, не был покалечен, он лежал и снизу испуганно, трезво смотрел на Неделина. Неделин поднял весло.

– Убью, если кто двинется!

Держа весло в одной руке, свободной рукой он подобрал давешние неудачно украденные штаны и майку, запихал их в полиэтиленовый пакет, вытряхнув из него пучки зелени, туда же положил найденную у костра еду: хлеб, колбасу, две бутылки минеральной воды.

– Я из тюрьмы сбежал, суки, – сказал Неделин. – Я вас замочу, если вы тронетесь. Слыхали? Сидеть тут до утра, никуда не уходить. Иначе я вас потом найду и всем кишки выпущу. Чего лыбишься? – заорал он на бородатого, который вовсе не лыбился, а морщился от боли. Но Неделин не принял это во внимание и для острастки ударил его ногой в живот, а потом, перевернувшегося, в спину. А человека без гитары – ногой же, в лицо, с удовлетворением увидев, как потекла кровь из носа. Хотелось что-то сделать напоследок, и Неделин, взяв щепку из костра, поднес к бороде бородатого, держа над ним весло.

– Не бойся, – сказал он. – Я только подпалю. Чтобы помнил.

Бородатый закрыл глаза, губы его дрожали. Волосы тихо затрещали, сворачиваясь, словно убегая от огня. Бородач дернулся – огонь достал до кожи.

– Вот так-то, – сказал Неделин.

Он ушел не спеша. Лишь тогда, когда, по его предположениям, у костра не могли слышать его шагов, пустился бежать и бежал долго, пока не выбился из сил, тогда упал, лежа открыл зубами бутылку с водой, выпил ее всю, судорожно двигая горлом. Напившись, встал. Оделся и пошел дальше, решив поесть потом, на рассвете. Впрочем, как ни странно, чувство голода исчезло.

Под утро он увидел множество лодок под навесом. Забравшись под одну из лодок, заснул; небо уже светлело сквозь щели в борту лодки.

Проснулся он от странного шума, вскочил, ударился головой, покрутил ею, не сразу сообразив, где он и что с ним. Выглянул. Шел дождь. Ливень.

Он всегда любил дождь. Стоял у окна и смотрел. Улица пуста, но все же изредка появляются люди, которые не имеют возможности переждать дождь. Вон женщина под зонтом спешит. Может, у нее заболел ребенок, она спешит за лекарством. Или она сама врач и торопится к больному. Или это неотложное свидание, последний шанс, он ждет ее ровно в три часа дня, значит надо прийти именно в три, пусть знает обязательность ее характера, ее верность. А вот пьяный поплелся, которому не страшны ни дождь, ни буря. А вон юноша и девушка стоят в подъезде, юноша шутя выталкивает девушку под дождь, она вскрикивает, смеется и обижается на шутника. В это время у Неделина возникало неизбежно то, что можно назвать чувством дождя. Это не уютное удовлетворение от того, что ты дома, в тепле и сухости, это не чувство открытия: природа, о которой ты давно забыл, вдруг напомнила о себе громом неба, и ты с радостью вспомнил о ней, подошел и посмотрел в окно: небо, деревья, тучи, струи дождя. Мир велик, жизнь прекрасна и т. п. Это – у Неделина – было чувством тревоги, желанием куда-то пойти, поспешить куда-то, где его встретят испуганными и веселыми криками, переоденут в сухое, усадят пить чай, скажут: «Спасибо, что ты пришел, мы так ждали!» Однажды он не выдержал этой тоски и засобирался, а время было неурочное, не вечернее, когда выход можно было объяснить необходимостью обязательной прогулки, и дождь был редкостный для Саратова – густо-ливневый, уже ручьи потоками потекли по улицам, уже радостная пацанва выскочила побегать по этим ручьям, не боясь теплого дождя, и на вопрос жены Неделин ответил: «Мне срочно нужно. Меня ждут». – «Кто?» – с усмешкой спросила она. – «Тебе какое дело?»

Он почти бежал по двору, зная, что она смотрит в окно. Но бежал и по улице, без ее наблюдения, – были ведь и другие люди, которые тоже глядели на него из окон, сочувствовали ему, сопереживали, задавались вопросом, куда спешит этот встревоженный человек, завидовали ему. А он стремился в никуда – и оказался на троллейбусной остановке. Подъехал троллейбус, двери открылись, пассажиры в освещенном сухом уютном салоне посмотрели на него, будто приглашая к себе просохнуть, согреться, поехать с ними, но Неделин остался на месте. Троллейбус не дождался, закрыл двери, уехал. Дождь перестал. Неделин вернулся домой вымокший до нитки, счастливый от сознания выполненного долга.

ГЛАВА 17

Он разделся и выбежал из-под навеса, бегал по берегу под дождем, ринулся в море, упал в теплую воду, долго плескался, плавал, потом вернулся под навес сел на лодку и стал есть колбасу с хлебом, запивая минеральной водой. Оглядел окрестности. Окрестности были пустынными, только метрах в двухстах высилось здание с буквами наверху: «Горный утес». Какой-нибудь профсоюзный санаторий.

Что ж, для отдыхающего вид у Неделина вполне подходящий.

Никто не обратил на него внимания, когда он вошел, когда прошелся по первому этажу здания, где были тренажерные комнаты, столовая, бильярдный зал, безалкогольный бар, в котором, однако, заговорщицки сидели несколько мужчин. Побродив, Неделин зашел в бильярдный зал, сел на скамью у стены и стал наблюдать за игрой.

Играли худенький молчаливый паренек и высокий дородный дядя, нервный, шумный. Паренек аккуратно вбивал шар за шаром, партнер ругался и обещал сейчас же догнать, но вместо этого все больше отставал. В заднем кармашке у него торчал бумажник. Кармашек был маленький, а бумажник – большой, высовывавшийся больше чем наполовину.

– Верняк идет! Верняк! – закричал дородный и встал к Неделину мощным задом, резко наклонился, бумажник выскользнул из кармашка и упал, звук его падения совместился со звуком удара кия по шару, и тут же – шара по шару, и тут же – досадливого крика: