Ничто не случайно

Время сразу же снова повело свой отсчет, а Пол и я были двумя самолетами, снова шныряющими в небе, земля была круглой и теплой, и единственным звуком был рев ветра и мотора. И медленнее всех двигался купол, неторопливо дрейфующий вниз.

На высокой скорости промчался Пол на Ласкомбе, и мы кружили над раскрытым парашютом по обе стороны от нашего парашютиста. Он помахал рукой, закрутил волчком свой парашют и тяжело скользнул по ветру, который оказался сильнее, чем он рассчитывал. Он снова скользнул, изо всех сил подтягивая лямки и чуть не погасив купол с одной стороны.

Все бесполезно. Мы оставались на высоте 500 футов, когда Стью тяжело рухнул в поле высокой ржи, граничившее с посадочной полосой. Оно казалось мягким, пока он не врезался в землю, вот тогда оно показалось по-настоящему жестким.

Я развернулся и спикировал, чтобы пройти низко над его головой, затем вслед за Полом пошел на посадку. Я подрулил к краю ржаного поля и выбрался из кабины, надеясь в любую минуту увидеть нашего парашютиста. А он все не появлялся. Я оставил самолет и вошел в доходившие мне до плеча колосья. Рокот мотора позади меня доносился все глуше.

– Стью!

Ответа не было. Я попытался вспомнить, видел ли я, как он поднимался на ноги и махал рукой, что все в порядке. И не мог.

– Стью!

Никакого ответа.

Глава 7

НА ХОЛМАХ РАСКИНУЛОСЬ ржаное поле, и верхушки колосьев лежали плотным нетронутым ковром, укрывая все, кроме деревьев у горизонта в четверти мили отсюда. Ах чтоб тебя! Я должен был поточнее приметить место его падения. Где он там теперь?

– Эй! СТЬЮ!

– Здесь я…

Голос был довольно слабый.

Я напролом двинулся через густые колосья на звук его голоса и неожиданно наткнулся на беззаботного прыгуна, занятого временной укладкой своего парашюта.

– Парень, я уж было подумал, что мы тебя здесь потеряли. Ты в порядке?

– Да конечно. Удар был жестковат. Эти заросли выше, чем кажется с воздуха.

Странные наши слова и звучали как-то странно; рожь, словно губка, впитывала звуки. Рокота мотора я уже вообще не слышал, и если бы не оставленный мною, когда я пробирался сюда, след, я бы не имел представления, где он находится.

Я взял резервный парашют и шлем Стью, и мы начали пробиваться через висконсинские пампасы.

– «Прыгун во ржи», – задумчиво произнес Стью.

Наконец до наших ушей донесся рокот мотора, и спустя минуту мы уже стояли на короткой траве посадочной полосы. Я забросил его вещи в переднюю кабину, он встал на крыло, и мы отправились восвояси.

Там нас дожидались четверо пассажиров и небольшая толпа зрителей, интересующихся, что мы станем делать дальше. Я прокатил пассажиров, две супружеские пары, – и на этом наш эксперимент с дневным прыжком закончился. Для буднего дня совсем неплохо.

Спустя какое-то время мы убрались с посадочной полосы и неторопливым шагом отправились гулять по Мэйн-стрит, длиною в три квартала. Мы были пешими туристами, глазеющими на витрины. В десятицентовом магазинчике виднелся плакат:

ПИКНИК АМЕРИКАНСКОГО ЛЕГИОНА И ПОЖАРНИКОВ, САЛЛИВЭН, ШТАТ ВИСКОНСИН

Суббота-воскресенье, 25–26 июня

Красочный парад.

Оркестр трубачей и барабанщиков.

Kiltie Kadets.

Домашняя выпечка! Сэндвичи в любое время! Каждый вечер реслинг.

Побеждает выигравший два раунда из трех.

Человек-маска Джонни Джилберт, из неведомых краев Мичиган-сити, штат Индиана.

Пикник пожарников – звучит многообещающе. Выйдут рестлеры в своих борцовских одеяниях. Человек-маска был огромной грудой мяса, хмуро глядящей сквозь маску из черного чулка. Джилберт был красив, подтянут. Нечего и говорить, столкновение добра и зла будет колоссальным, и я уже начал задумываться, есть ли в Салливане, штат Висконсин, подходящий сенокос поближе к рингу.

Сам десятицентовый магазинчик был длинным узким помещением с дощатыми полами, с витавшим в воздухе запахом воздушной кукурузы и нагретой бумаги. Здесь присутствовали элементы вечности: крытый стеклом прилавок с конусами и подносами, полными конфет, видавший виды жестяной совок для конфет, наполовину утонувший в красных леденцах, квадратный стеклянный автомат, заполненный разноцветными пряниками, а из самого дальнего угла помещения, оттуда, где сходились в одну точку длинные прилавки, к нам просочился тонкий голосок:

– Чем могу служить, мальчики?

Мы чуть было не стали извиняться за то, что вошли, – путники из иного столетия, не знающие, что в разгар дня в десятицентовые магазины люди не ходят.

– Мне нужна жатая бумага, – сказал Стью.

– У вас есть широкая жатая бумага?

Издалека, мимо стеллажей с товарами к нам направились гладенькая-маленькая женщина и, приближаясь к нам, постепенно прибавляла в росте. Дойдя до отдела писчебумажных товаров, она превратилась в существо нормального роста, и там, среди папок из мраморной бумаги и пятицентовых блокнотов, нашелся материал для ветровых вымпелов Стью. Женщина как-то странно на нас посмотрела, но ограничилась одним «спасибо», когда мы, звякнув колокольчиком, снова вышли на солнечный свет.

Мне нужно было тяжелое масло для биплана, поэтому Стью и я отправились на боковую улицу к торговцу инструментами. Пол двинулся дальше – изучать другую улицу.

Инструментальный магазинчик был деревянной пещерой с неструганым полом, с целыми штабелями автопокрышек, деталями машин и разбросанными повсюду старыми рекламами. Здесь стоял запах новой резины и было очень прохладно.

Торговец был чем-то очень занят, и прошло не меньше двадцати минут, прежде чем я смог спросить, есть ли у него тяжелое масло.

– Вы говорите, марки 60? 50, может, и есть, 60 – вряд ли. А для-чего оно вам?

– У меня здесь старый самолет, ему нужно тяжелое масло. Подойдет и 50, если у вас нет 60.

– А, так вы те самые парни с самолетами. Я видел, как вы тут летали вчера вечером. А в аэропорту разве нет масла?

– Нет. Это старый аэроплан; для таких, как этот, они масла не держат.

Он сказал, что посмотрит, и исчез, спустившись по деревянным ступеням в подвал.

Пока мы ждали, я заметил пыльный плакат, высоко пришпиленный к деревянной обшивке стены: «Мы можем… Мы хотим… Мы должны…. Франклин Д. Рузвельт. Покупайте облигации военного займа США и марки СЕЙЧАС!» На картинке яркими цветами был изображен американский флаг и авианосец, мчащийся по аккуратным гребешкам морских волн. Плакат висел на этой стене дольше, чем наш парашютист жил на этой земле.

Мы побродили среди всех этих блоков, смазки, газонокосилок, и наконец наш торговец появился с галлоном масла в банке.

– Это 50, – все, что я смог для вас найти. Подойдет?

– Отлично. Большое вам спасибо.

Потом за доллар и двадцать пять центов я купил банку новомодной смазки, поскольку излюбленной старыми бродячими пилотами марки в продаже не было. Новейшая моторная смазка – Она умощняет, – гласила этикетка. Я не был убежден, что хочу, чтобы мой Райт «умощнился», но должен же я был иметь что-нибудь для смазки блока цилиндров, а это тоже годилось.

Одно из наших правил гласило, что все горючее и топливо мы оплачиваем из доходов от Великого Американского Воздушного Цирка, отложенных до раздела заработков, поэтому я записал, что Великий Американский Цирк должен мне два доллара двадцать пять центов, которые я выложил из своего кармана.

К тому времени, как мы вернулись в аэропорт, на поле нас дожидались две машины со зрителями.

Стью разложил для укладки свой парашют, а я захотел научиться чему-нибудь в этом деле, поэтому Пол взялся прокатить двух юных пассажиров в своем Ласкомбе. Приятно было наблюдать, как Пол летает и зарабатывает для нас деньги, пока мы возимся с тонким нейлоном.

В первый раз Стью говорил, а я слушал.

– Потяни эту стропу, будь добр… да, вот за эту штуку с железным уголком на конце. Теперь возьмем все стропы от этих лямок…

Укладка парашюта всегда была для меня загадкой. Стью приложил все старания, чтобы показать, как это делается, – раскладка парашютных строп (… мы уже не называем их подвесными стропами. Страшновато звучит, по-моему…), складывание клиньев полотнища в длинную аккуратную тощую пирамиду, втягивание этой пирамиды в рукав, загибание углов, что каким-то образом должно было предотвращать прожигание ткани при раскрытии парашюта, и запихивание всего этого в ранец.