Жан-Малыш с острова Гваделупа

— Мальчик, знаешь ли ты, кто я такая?

Жан-Малыш прикоснулся к своему поясу, к вещему браслету, и ему показалось, что он оделся твердой, непробиваемой броней. Он сделал шаг вперед, потом еще один, и создание вновь заговорило беспокойным, подрагивающим голосом:

— Разве ты не знаешь, что смертным нельзя смотреть мне в глаза?

Произнося эти слова, она пятилась, отступала в воду, молодой охотник шел на нее и уже не мог отвести взгляда от бездонно мерцающих колодцев, что открывались под ее ресницами. Вдруг она выбросила вперед руки с пальцами без ногтей и заключила его в странно жгучие, как горячее масло, объятия, одновременно увлекая свою жертву на глубину, под пенистую дугу водопада. Теряя сознание, Жан-Малыш уже мысленно видел, как его мертвое тело колышется в устье реки. При этой мысли его охватила ярость, и он решил овладеть Матерью-Водой, доказать ей, что маленький жалкий смертный — настоящий мужчина: он уже крепко обнял ее, когда она, испустила жалобный крик и растеклась в его руках на мириады черно-зеленых переливчатых капелек, которые тотчас исчезли, растворились в речной быстряди…

Это происшествие придало парню храбрости, теперь он отваживался подстерегать крупную дичь высоко в горах и даже ночевать там у костра, в полном одиночестве. Вначале он брал с собой собаку, но та вскоре взбесилась, не в силах одолеть донимавших ее рассудок духов. Да и самому ему было несладко от являвшихся ночами видений, зомби, сатанинских кобыл, огненных мячей, катившихся ему под ноги. Вокруг его костра порой блуждали звери с человеческими лицами, а однажды, когда он продирался сквозь густые заросли, кто-то ударил его дубиной по спине. Он обернулся и чуть не лишился чувств: перед ним фосфорно светилось лицо давным-давно похороненного старика Фильбера. Но самое страшное видение рождалось в нем самом, во сне. Как ни старался наш герой не засыпать, сидя у своего костра, в который он время от времени подкидывал хворост, ему ни разу не удалось увидеть восход солнца. Сам страх смыкал ему глаза. Наступал миг, когда чьи-то мягкие-мягкие пальцы опускали его веки, и весь он погружался в темноту, превращался в наглухо закрытую обитель, в частицу ночи, погруженную во вселенскую ночь. Но где-то глубоко продолжал в нем тлеть огонек сознания: он понимал, что спит, и со страхом ждал, что будет дальше; а дальше в грудь ему била упругая волна, и из щелки сонных губ начинал расти пузырь, который затем превращался в большого желтоклювого ворона; тот делал несколько Шажков по траве, чтобы размять лапки, облегченно вытягивал вдоль спины свои мощные крылья и одним взмахом взлетал над миром…

Жан-Малыш смотрел на свет глазами птицы, и его пьянил вид горных вершин, с высоты кажущихся сглаженными и одинаковыми, пологих склонов, мягко сливавшихся с долинами, бескрайних полей сахарного тростника, крохотных горсточек хижин, над которыми то там, то сям колыхали ветвями кокосовые пальмы. Земля была совсем на себя не похожа, а луна покачивалась в небе словно плод затерявшегося где-то внизу дерева, чьи ствол и крону он иногда смутно различал во мгле. Вот так витали они под звездами вместе — ворон и затаившийся позади его бусинок-глаз мальчик. Потом, всегда перед рассветом, птица возвращала его к серой золе костра, к застывшему в той же позе, как будто неживому телу, к лицу с судорожно сжатыми крыльями носа и приоткрытым во мглу ртом. Пернатая тварь вновь, теперь уже как бы с сожалением, оправляла свои крылья и исчезала меж губ Жана-Малыша, проникала через их узкую щель в спящую грудь…

Просыпаясь, он иногда находил роговое надкрылье жука в уголке рта или непонятную крупинку на кончике языка. Он начинал ощупывать скованное ужасом тело, и тут его вдруг захлестывали холодный пот и беспамятство, беспамятство и холодный пот. Но голова его оставалась на месте, она крепко, как и полагается, держалась на плечах; и когда страх становился совсем невыносимым, он вдруг чувствовал странную радость от сознания того, что он сам выбрал себе эту долю, и пусть мозги не всегда его слушаются, но по крайней мере своей горькой судьбе он хозяин…

Когда Жан-Малыш спускался в долину с блуждающим, потерянным взором, люди шептали, что у сына Элоизы не душа, а глыба окаменевшей глины, которую не размыть никакими дождями. Но, услышав его смех, по-прежнему мягкий и чистый, совсем невинный, они успокаивались: да полноте, разве злые силы могут так смеяться…

И вот настал предсказанный Вадембой день. Жану-Малышу шел только пятнадцатый год, а он был уже одним из самых высоких и статных парней Лог-Зомби и окрестных деревень: Вальбадьян, Ларонсьер, затерявшейся в горах Абандоны, а может, и всей Гваделупы. Но когда однажды на охоте с ним случилась та история, которая должна была случиться, наш герой не признал ее за свою…

КНИГА ТРЕТЬЯ,

в которой говорится о том, как Чудовище проглотило солнце, ввергнув мир во мглу, и как оно в конце концов проглотило Жана-Малыша, да-да, и его тоже, господи прости!

1

Все началось с прилета диких уток, в самом начале сезона дождей. Появление воздушных странниц всегда было важным событием для Лог-Зомби. Когда они возни кали в небе и делали первый круг над вулканом, жителей деревни охватывала черная зависть к этим бессловесным созданиям, покрывавшим огромные пространства и никогда не сбивавшимся со своего курса, который, казалось, они знали лучше, чем человек свой земной путь. Завидовали также их постоянству, строгости их полета и даже стреловидному построению стаи, в котором таилось и начало, и цель. Путь долог, и чего только они не повидали, над чем только не простирали свои шелковистые зеленые крылья! Что могли они знать о жизни такого, чего не, знал негр?

Жана-Малыша тоже тянуло к уткам. Когда наступало их время, он мог целыми днями простаивать в засаде, по колено в болотной жиже, завороженно поджидая этих пернатых тварей, которые обладали точностью небесных светил и, как представлялось, следили сверху за всем, что творилось на земле… И стрелял он в них нехотя, как будто в свои же мечты…

В этом году он охотился в лесу Сен-Жан, у того болота, которое обычно служило пристанищем для залетных гостей. Занималась заря, солнце еще отлеживалось за горами, на небе — ни одного облачка, ни единой подпалинки: только торжественно-безмолвное сияние. И вот у вершины вулкана, как это было и в прошлые годы, появилась яркая стрелка стаи. Очертив широкий круг, она замерла как раз над болотом. Крылья уток напряженно трепетали, в то время как вожак опустил свою длинную унылую шею вниз, чтобы выбрать место для посадки. Жан-Малыш мягко взвел курок, его сердце сжимала смутная тоска: ведь человек — такая же перелетная птица; но вдруг чудесная стрелка рассыпалась, и утки, в диком смешении криков и перьев, рванулись в сторону моря…

Это озадачило нашего героя: кто мог так напугать этих неутомимых зеленокрылых летуний, оставивших позади себя немыслимые пространства? Раздвинув камыш, он сделал несколько шагов вперед, встал во весь рост и увидел на другом берегу болота, как раз на расстоянии выстрела, странный силуэт. То было в самом деле неведомое создание, о котором ему никогда не рассказы вали старые охотники. Оно походило на корову, правда во много раз крупнее простых коров, с мордой, в которой было что-то человеческое, и двумя рядами изогнутых лирой рогов, вздымавшихся от самого лба вверх и образующих подобие короны. Это существо лежало на боку, и его ярко-белая шерсть блестела прозрачными, длинными, шелковистыми прядями, напоминающими седые волосы, какие бывают у некоторых старух. Его рыло почти касалось земли, и раскрытая над самой травой пасть беззвучно втягивала в себя всякую живность: лесных мышей, мангуст, жаб. Все они приближались скачками и, безуспешно пытаясь зацепиться за отвисшие губы зверя, исчезали в его бездонной глотке. Казалось, животные подчиняются приказу невиданно голубых глаз, взгляду, пронизывающему предрассветную мглу. Глаза эти медленно вращались, и, когда их взор упал на Жана-Малыша, тому вдруг неудержимо захотелось пере сечь болото и тоже броситься в зияющую пасть Чудовища. Он упал лицом в трясину, и над ним скользнул не видимый луч, электрически потрескивая, будто негритянка подпалила щипцами волосы. Жан-Малыш взахлеб зарыдал, дрожа всем телом. «Неужто я родился на свет, чтобы столкнуться с этой страшной силищей, о которой никогда не упоминали даже самые старые из стариков деревни?» — думал он. Когда существо отвело в сторону свой жуткий взгляд и сила луча угасла, Жан-Малыш поднялся из болотной грязи и увидел, что колдовская тварь встала на ноги и смотрит на морской горизонт своими большими, влажными, усталыми глазами, которые, казалось, о чем-то жалобно молили восходящее солнце…