Поле костей. Искусство ратных дел

— И это называется офицер, — возмутился Гуоткин. — А еще брат героя.

— А действительно ли брат? Может быть, только дальний родственник?

Я не был уверен, что вправе разглашать то, чем поделился со мной Бител: судя по тону, он говорил доверительно. Притом Бител мог и вернуться внезапно к легенде, которую первоначально распространял, облегчая себе зачисление в армию; по крайней мере мог и не желать, чтобы эту легенду опровергали с прямой ссылкой на него. Впрочем, так или иначе, Гуоткин не стал копаться в родословной Битела.

— Если даже дальняя родня, все равно Бител марает честь героя, — сурово сказал Гуоткин. — Стыд и позор. Такое родство должно бы вселять в Битела гордость. Пусть бы мой родственник был кавалером креста Виктории — или хотя бы Военного креста. И скажу вам, Ник, я убежден, что никакой Бител не регбист, пустой только треп.

На это возражать теперь уже не приходилось. Всякому, кто разок увидел, как Бител движется беглым шагом, делалось ясно, что футбольными доблестями Бител никогда не блистал.

— На прошлой неделе Идуол дежурил, — продолжал Гуоткин, — и, представьте, наткнулся в столовой на Битела — сидит в халате и слушает патефон вместе с подавальщиками. Спустился, мол, вниз в поисках Дэниелса. Тоже фрукт этот его ординарец. После чего изволь крепить дисциплину в батальоне.

— Этот чертов патефон горланит день и ночь.

— Вот именно, и я больше не намерен там квартировать. Сыт по горло. Мою постель сегодня утром перенесли в ротную канцелярию. А то полдня теряешь, мотаясь взад-вперед между жильем и казармой. Удачно к тому же, что рядом с канцелярией ротный склад. На день раскладушку можно туда.

Мы подошли к развилке. Отсюда дорога поворачивала на казармы, другая вела к офицерскому особнячку.

— А почему б вам тоже не переселиться в канцелярию? — решительно сказал вдруг Гуоткин — тоном жестким, точно выговаривая за неисполнение приказа.

— А место найдется?

— Места с избытком.

— В комнате у нас людно; сейчас Иудол на антигазовых курсах, но даже без него тесно.

— Спать в канцелярии, конечно, не так весело.

— Обойдусь без веселья.

— Зато там ты всегда на месте. При солдатах. Где и надлежит быть офицеру.

Я был польщен предложением Гуоткина. Кедуорда послали в корпусную школу химической войны (называемую у нас кратко антигазовой), так что младших офицеров осталось у Гуоткина двое — Бриз и я, — а работы хватало. Как я уже сказал, спать в особнячке было мало радости. В ротной канцелярии будет, во всяком случае, не хуже. Жить при казармах удобно уже тем, что сократятся расстояния.

— Мой скарб перенесут сегодня же вечером.

Так началось у нас с Гуоткином что-то вроде дружбы. Совместные ночевки в канцелярии изменили не только взаимоотношения наши, но и весь ритм отдыха и подъема. Вместо ежеутреннего одевального ералаша с участием Кедуорда, Бриза, Памфри и Крэддока, вместо болтовни, телячьей возни, пения — нечастые, жесткие, серьезно-деловые реплики Гуоткина, его сосредоточенное молчание. Спал он как сурок, и засыпал мгновенно — еще, бывало, и свет не выключен, и не сняты с окна листы затемнения; я же лежал порой, прислушиваясь к разговору в ротном складе. Перегородка между канцелярией и складом не достигала потолка, так что бывали слышны разговоры, которые после отбоя велись там вполголоса (а не на зычных дневных тонах, отличающих наш батальон). Ночевать в складе полагалось только кладовщику, младшему капралу Гиттинсу, но обычно тут же спали и другие — из числа полуофициальных помощников Гиттинса, родственников, дружков, выдающихся ротных личностей вроде капрала Гуилта. Они собирались на складе вечерами, свободными от караульной службы, и слушали радио, а затем кое-кто и заночевывал между кипами одеял и ящиками, в особенном, затхловатом складском запахе, отдающем не то москательной лавкой, не то музеем естествознания. Младший капрал Гиттинс был свояком ротного старшины Кадуолладера. Гиттинс не всегда склонен был признавать армейскую табель ранга и повиновения, искусственную и временную.

— Но ты должен понять, Гарет, — как-то услышал я убеждающий голос старшины за перегородкой. — В мирное время — в шахте — ты поставлен надо мной и над сержантом Пендри. А здесь — нет. Здесь не шахта. В роте мы над тобой поставлены. Не худо бы тебе помнить это, Гарет.

Гиттинс пользовался в роте престижем, не только как хозяин вещевого довольствия, но и за свою твердохарактерность. Смуглый, приземистый (отчетливо докельтский тип, подобно Гуилту), он мог бы, вероятно, без труда стать сержантом, даже старшиной, если бы желал повышения. Но, как и многие другие, он предпочитал не брать на плечи ответственность за людей, а правил складом, где стерег каждый предмет инвентаря, точно свою личную собственность, обретенную долгим трудом и жертвами. Сложней сложного было добыть у него самую пустяковую вещь взамен утерянной или изношенной.

— Говорю тебе, на то нужен прямой приказ командира роты, — отвечал он обычно на просьбы. Такая прижимистость вызывала почти всеобщее уважение. Выманивший что-нибудь у Гиттинса глядел настоящим триумфатором.

Одной из приманок склада был радиоприемник; иногда по нему слушали пропагандные передачи из Германии. Начинались они в полночь.

— …Говорит Гейрмания… Говорит Гейрмания… Работают радиостанции Кёльна, Гамбурга и ДИА… Передаем новости на английском языке… Еще пятьдесят три британских самолета сбиты над Килем за прошлую ночь… Итого со вторника сбито еще сто семнадцать самолетов… Сто семнадцать британских самолетов потеряны за двое суток… Британский народ хочет знать от правительства, почему гибнут британские пилоты… Хочет знать, почему британская авиация уступает гейрманской… Британцы задают себе вопрос, почему проиграна война в воздухе… Британский народ хочет знать, например, что случилось с авиалайнером «Аякс»… Почему вот уже три недели его напрасно ждут из рейса… Мы можем ответить… Лайнер «Аякс» Имперских авиалиний лежит на дне моря… Среди обломков британского авиалайнера «Аякс» резвятся рыбы… Авиалайнер «Аякс» и его самолеты прикрытия сбиты гейрманскими истребителями… Британцы проиграли войну в воздухе… Проиграли и на море… Британское адмиралтейство не знает, где «Находчивый»… В адмиралтействе беспокоятся, что с ним… Больше могут не беспокоиться… Сейчас мы сообщим о «Находчивом»… «Находчивый» находится на дне моря вместе с авиалайнером «Аякс»… «Находчивый» пущен на дно гейрманской подводной лодкой… Гейрманское владычество над морем повергает в отчаяние британское адмиралтейство… Британия проиграла войну на море… За прошлую неделю пущены на дно британские суда общим водоизмещением в сто семьдесят пять тысяч тонн… Британское правительство в отчаянии от таких потерь в воздухе и на море… Но не только это повергает британское правительство в отчаяние… Отнюдь не только это… Британия уже испытывает острую нехватку пищевых продуктов… Эвакуированные женщины и дети бедствуют… Вместо продуктов их кормят ложью… Правительство лжет… Только Гейрмания может сказать вам правду… Гейрманское радио говорит правду… Гейрманское радио сообщает самые последние и самые правдивые известия… Гейрмания выигрывает войну… Подумай над этим, Британия, подумай над этим… Гейрмания выигрывает войну… Слушай, Британия… Повторяем для всех слушателей на Дальнем Востоке… Слушай, Южная Америка…

Кто-то из слушавших выключил радио. Насмешливо-ехидная, докучно-неотвязчивая речь оборвалась, точно диктору, изловчась, накинули мешок на голову, и сразу почувствовалось облегчение. Наступила длинная пауза.

— И как это он помнит все, — разбил молчание голос — вероятно, Уильямса У. X., одного из певунов-дневальных в «Сардах» (теперь он был в моем взводе вестовым).

— Да он по написанному шпарит, — отозвался другой голос — очевидно, капрала Гуилта.

— И цифры ему тоже пишут?

— Ну ясно.

— Вот оно как.

— А ты как думал, парень.

— Сколько он наговорил всего.

— За то и деньги получает.

— И так уверен, чертов сын, что Германия победит. А почему он говорит: Гейрмания? Чудно даже слышать.