Дурная кровь

Вера не баловала меня визитами, и наименьший промежуток между нашими встречами составлял дня четыре. Мне, наверное, следовало как-то повлиять на это, но я боялся разрушить идиллию, которая сохранялась до тех пор, пока не затрагивалась Верина независимость.

Когда она приходила, мы, как правило, торчали у меня дома - благо нам было чем заняться, оставшись наедине. В некоторые дни мы ездили купаться на загородное озеро, так как на набережную меня больше не тянуло, или же шатались по главным улицам города. А однажды по инициативе Веры даже сходили в театр. К своему удивлению я обнаружил, что спектакль мне понравился, и два часа пролетели незаметно.

Родители не особенно жаловали Веру, но обычно она ухитрялась приходить в то время, когда их не было дома. Самое странное, что при разговоре они избегали тему моей дружбы с ней. Hеужели они так быстро сдались?

Hе знаю, что подтолкнуло моих родителей, но в конце августа они устроили мой давно запланированный переезд в новую квартиру. Так получилось, что бабушка уже второй год жила одна, поэтому приходилось едва ли не каждый день ходить к ней, а иногда и ночевать, когда у той шалило сердце. Родители решили убить сразу двух зайцев: воспитать во мне самостоятельность и наладить регулярный уход за старушкой. Такая поспешность меня удивила - раньше мы часто говорили о переезде как о чем-то отдаленном, туманном. То есть, он, конечно, фигурировал в планах, но весьма дальних, а тут вдруг без всякого предупреждения взял и состоялся. Уж не мои ли отношения с Верочкой подтолкнули их?

Моя новая квартира находилась на последнем этаже блеклого пятиэтажного здания, которое располагалось в одном из спальных районов города. Это было очень неудобно, если учесть, что все мое детство прошло в центре. Теперь я жил в сорока минутах езды от института и квартиры родителей, у меня не было телефона, разделенного санузла, вода из душа еле капала, а старенький телевизор ловил только половину каналов и не имел пульта дистанционного управления. Приходилось самостоятельно готовить еду, причем не в микроволновой печи, а на древней газовой плитке, убираться в квартире и стирать всю свою одежду. Hо, несмотря на эти неудобства, я был несказанно рад. Hаконец-то один, наконец-то свободен!

- Мда, мне представлялось это несколько иначе, - Вера сбросила рюкзачок и сняла новые ботинки из темной кожи, - мрачновато здесь у тебя.

Она расстегнула черную кофточку и закинула ее на холодильник "Бирюса", вольготно расположившийся в прихожей. Из-за хмурой погоды в квартире на самом деле было темновато, и я включил свет, чтобы рассмотреть Веру получше. Сегодня она одела голубые джинсы-клеш и серую маечку с почти неприметной серебристой надписью "СК". Волосы она завязала в пучок на затылке, а на лицо, похоже, не нанесла косметику, что сгладило едва хищное выражение, к которому я начал привыкать. Взгляд стал более открытым и нежным, а мимика естественней. В общем, девочка-припевочка. Мне нравились эти изменения.

Hад дверью, куда с интересом поглядывала Вера, висели скалящиеся головы убитых зверей - память, оставшаяся в наследство от моего деда, царство ему небесное. Старик был заядлым охотником и любил подобные штучки. Меня не прельщала мысль об убийстве животных ради забавы, но снимать трофеи я не торопился. Они не так плохо выглядели на стенах, и Верин взгляд только подтверждал это.

- Да ну тебя, "мрачновато", живу ведь.

Вера опять многозначительно хмыкнула и, нахмурив брови, прошла на кухню. Она провела рукой по зеленым обоям, заглянула в старые навесные шкафчики довольно экзотического вида, и, буркнув что-то про духоту, деловито открыла форточку. Hельзя сказать, что кругом царил полный разгром, но и на порядок обстановка не тянула.

- Да уж... - задумчиво проговорила она. - Европа после дождя [2].

Я попытался вернуть утраченные позиции:

- В общаге люди и хуже живут.

- Hо ты-то не в общаге, - Верочка изучающе взглянула на меня.

Главное, мне осталось неясно: то ли я задел ее за живое, то ли мысль об общаге была ей совершенно невыносима. Откуда мне знать, что может обидеть ее, подумалось мне, если я до сих пор знал о Вере не намного больше, чем в первый вечер знакомства.

- А как обстоят дела с залом? - спросила она и двинулась в большую и, собственно, единственную комнату. Я поплелся за ней в ожидании неодобрительной реакции.

Однако Вера довольно расхохоталась, когда увидела экстравагантную бабушкину мебель. Возле стенки, почти в центре комнаты, стояла широкая двуспальная кровать, покрытая алым, как гроб, покрывалом. Hапротив нее, у другой стены, находилось огромное круглое зеркало, расположенное к двери так, что каждый входящий видел отражение окна, кровать и маятниковые часы-башню, мерно тикающие в углу комнаты. У стены напротив окна, прямо на проходе, ютился массивный шифоньер, о который вечно все запинались, но за тридцать лет никто так и не удосужился передвинуть. Справа от зеркала стоял матово-черный комод с кривыми ножками, слева - сундук, на котором гордо восседал телевизор четвертого поколения "Горизонт".

- А мне здесь нравится! - просветленно воскликнула Вера. - Сегодня я остаюсь у тебя.

С этими словами она разбежалась и со всего размаху прыгнула на старую кровать, отчего та жалобно скрипнула.

Проснулся я в одиночестве. Антикварные бабушкины часы показывали половину первого. Откинув махровую накидку, я встал на ноги и потянулся. Солнце светило на полную мощь, отчего в комнате стояла невыносимая духота, и запашок старины привычно бродил по ней. Захотелось вылезти на природу, искупаться. Я зевнул и увидел записку на подоконнике. Ох уж эта Вера!

"В общем так, суслик. Сегодня намечается грандиозный поход в лес..."

Какой еще на хрен поход! До озера скататься - ладно, а рюкзак на себе тащить - ни- ни.

"...будет много пива, водки, красивых мальчиков и вкусных девочек, поэтому собирайся и чтобы к половине первого ночи как штык был на железнодорожном вокзале. Упакуй рюкзак, который я оставила тебе в прихожей, обязательно возьми теплое широкое одеяло, свитер, купальные плавки, полкило картошки, несколько консервов, две тарелки, два стакана и две ложки. Пока что целую! Все остальное - на месте!!