Все хорошо, пока хорошо (сборник)

— Я не стану, — сказал Конрад. — Не буду я дотрагиваться до мертвеца: если смерть заразна, значит, заразна. Увидим.

— Тебе бы это понравилось, да?

— Не твое дело.

Он прошел мимо и скрылся в доме.

— Он не то чтобы обожает ее, да?

— Ничего странного, она лежачая, ни на что не годная. Валяется так уже пять лет и проваляется еще пять, самое малое. Она просто-напросто не желает умирать, ни за что. Не так-то это приятно.

Он взглянул на нее:

— Как тебя зовут?

— Роза.

Ой, изумился он, я б ее так не назвал. Очевидно, в день крестин она выглядела иначе. Роза. Так ведь только коров кличут, разве нет?

— Я первый раз слышу такое имя.

— Это все мой отец. Он был помешан на цветах. Мою сестру зовут Ирис. Хочешь посмотреть наш сад?

Следом за ней он обошел вокруг дома и колодца. Цветов почти не было видно среди сорняков.

— А чего ты так на меня смотришь? — спросила она.

— Ничего.

— Нет, скажи.

Роза, подумал он. Вот роза расцвела. All right!

— Из-за тебя я позабыл товарища.

— Роза! — крикнул Конрад.

Они его не видели.

— Роза!

— Теперь не отстанет. Тюфяк тюфяком, но если ему что в башку втемяшится, не успокоится.

— Роза!

— Я вернусь, — сказал Якоб. — В следующее воскресение жди на том конце поля.

Они повернули к дому. Конрад стоял у колодца.

— Я показывала ему сад.

— Он что, садовник?

Ему не ответили. Они различили шум мотора. Потом увидели огромное облако пыли, затем рассмотрели машину. Это была карета «скорой помощи». Она подлетела к самой лестнице. Рядом с шофером сидел мужчина в белом, он стремглав выпрыгнул наружу.

— Он умер, — сказал Якоб.

— Где он?

Они все, и шофер тоже, поспешили в дом, вместе с тещей и покойником набралось семь человек. Каморка не была на это рассчитана.

— Не напирайте! — крикнул мужчина в белом и набросился на тело. — Похоже… К сожалению, он мертв.

— Он умер почти час назад, — сообщил Якоб.

— Отлично. Где бы я мог осмотреть его?

Они вышли наружу и стали ждать.

— Вы его заберете? — спросил Конрад шофера.

— Мы возим только больных.

— Он не может лежать тут. Мы его вообще не знаем.

— Послушайте, — сказал Якоб. — Вы обязаны отвезти тело в морг. Родственников у него нет.

— Морг по воскресеньям закрыт.

Они стали ждать доктора.

— Вот, возьмите, — сказал он, помахивая свидетельством о смерти. Якоб взял бумагу. — Насколько я понял, он не здешний. Хотите, мы транспортируем его домой?

— У него нет родственников.

— Но он ведь где-то жил?

— Безусловно. Снимал комнату на улице Эвре Хавнегате.

Они сходили в дом и вынесли его на носилках. Якоб устроился внутри в машине, вместе с Малвином. Роза стояла на крыльце и махала, он махнул в ответ в заднее стекло. Малвин был закрыт простыней. Хоть до дому довезут, подумал Якоб.

Машина остановилась у въезда на Эвре Хавнегате. Шофер выяснил номер, проехал еще сотню метров и затормозил у дома 82. Якоб порылся у Малвина в карманах и нашел ключи. Он жил на третьем этаже, вход со двора. Лестница была крутая и узкая, им пришлось прикрутить его ремнем к носилкам.

— Кто там? — спросил пожилой женский голос. Квартирная хозяйка.

— Это Мартин Хансен, — ответил Якоб. — Он умер.

— Вы, надо надеяться, не собираетесь тащить его сюда?

— Живет он здесь? — сказал шофер. С него лил пот.

— По-вашему, я должна сдавать квартиру трупу?

— Только одну ночь. Морг открывается в восемь утра. Больше его девать некуда.

— Везите в больницу. Куда угодно, только не сюда.

— Он заплатил за свое жилье, верно?

— Но он мертв. Вы не имеете права… я одинокая старая женщина, я с ним одна не останусь.

— Я побуду с ним, — вызвался Якоб.

Они внесли его и положили на кровать. Уходя, шофер забрал простыню и носилки. Якоб нашел в шкафу пиджак и закрыл Малвина по бедра. Хозяйка исчезла. Он сел в старое кресло-качалку спиной к стене. Надо покушать, подумал он, я не ел семь часов. Он вышел в коридор и постучал к хозяйке.

— Я ненадолго выйду поем. Я не ел уже восемь часов.

— Я вас накормлю. Заходите. Я быстро. Садитесь. Нет, не сюда, это место моего покойного мужа, он умер шесть лет назад, хотя был моложе меня, — удар. Видите, вон он, над синей лампой. Он был прекрасный человек, а теперь я одна как перст. Хорошо, пойду принесу вам поесть.

Он сел у окна и посмотрел на улицу. Изредка проедет машина, а так — ни души. Шесть вечера. Хозяйка сновала из кухни в комнату.

— Пожалуйста, присаживайтесь к столу.

Несколько минут он спокойно ел, потом она заговорила:

— Значит, Хансен умер. Вот как бывает, и молодые под Богом ходят. Не подумайте, что я плохо к нему относилась, но я многажды говорила сама себе: нельзя так шутить с жизнью, это добром не кончится, Господь дозволяет нам добрый смех, но иной раз хочет, чтоб мы умылись слезами. Как это случилось?

— Он упал с дерева.

— Вот-вот. Да вы ешьте, пожалуйста.

Но у него пропал аппетит. Он поблагодарил и вернулся к Малвину. Ноги торчали из-под пиджака, он порылся в шкафу и закрыл их тоже. Потом сел в старое кресло-качалку и положил ноги на журнальный стол. И заснул. Проснулся он в сумерках от холода и боли в затекшем теле. Была половина десятого. Вот черт, подумал он, если б у него было… а может, у него есть? Он зажег свет и стал рыться в шкафу, под кроватью, в комоде, там-то они и лежали, забодай их лягушка, весьма качественные и едва початые 0,75. Он бросил взгляд на кровать и приставил горлышко ко рту. То-то! Везет тому, кто везет. А кто ищет — тот всегда найдет. Он поискал еще, и в шкафу на нижней полке обнаружил три порнушных журнальчика. Все лучше и лучше. Надо запереть дверь. Он задернул шторы, сел поудобнее, картинки сделали свое дело, с остальным он справился сам. Но чувствовал себя так, будто его застукали за этим, и выпивка не помогала, впрочем, он одолел едва половину бутылки, еще этот… вряд ли он притворяется, подумал Якоб, столько-то времени? Он выпил еще. Пробило полночь. Этого просто не может быть, я-то знаю, что он умер и мертв. И ничего я не буду проверять, не из страха, а потому что только старые дуры лезут в бочку головой, чтобы понять, что там вода. Он шагал по комнате, не совсем твердо. Один раз запнулся и чуть не опрокинул журнальный стол. Пепельница грохнулась на пол, она была массивная и увесистая и разбилась, понятно, не беззвучно. Тут же откликнулись жильцы снизу: трижды стукнули шваброй в пол. Якоб разъярился и затопал ногами им по голове. Что они себе думают? Что я здесь веселюсь в неурочное время? Вот вам благодарность за то, что я выручил в беде старую женщину. Он все шагал и шагал, изредка прикладываясь к бутылке, отчего походка не делалась тверже. Больше сдерживаться он не мог, он должен был проверить, он посомневался в последний раз и приподнял пиджак, чуть-чуть, но этого хватило с избытком: одно веко немного закатилось, Малвин лежал и смотрел на него вполглаза. Якоб отшатнулся, ошпаренный отвращением, как если б он неожиданно схватил в руки дохлую крысу. Дьявол! Как же он меня напугал! Этот Малвин в своем репертуаре, баста, ни секунды здесь не останусь. Он схватил бутылку, потопал вниз по узкой лестнице — и прочь. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, бормотал он, враскачку двигаясь в сторону дома. Он изо всех сил старался удержаться на ногах, но до дома так и не добрался. Его подобрала патрульная машина, а больше он потом ничего не мог вспомнить.

Но в следующее воскресенье он был в условленном месте позади поля, его не узнать, что-то с ним стряслось, подумала Роза, которая тоже подготовилась к встрече: она нарядилась в цветастое платье с пуговицами от горла до низа — и больше на ней не было ничего. Так вот, как она выглядит, никогда бы не подумал. Она показалась мне статной, но чтоб так… А эти блекло-рыжие волосы, как я мог за неделю так все забыть? Надо уносить ноги, это проклятое место, сперва Малвин, теперь Роза. Но я ж не могу просто повернуться и уйти, она не виновата. Вот бы Малвина сюда, он бы ее обработал, да еще б повеселился.