Однажды на берегу океана

Йеветта смотрела на меня непонимающе.

— Извиняй, Мошка, но этот твой идеальный мужик… он какой-то нерре-альный.

Девушка с документами отвела взгляд от своих кроссовок:

— Отстань от нее. Ты что, не понимаешь, что она девственница?

Я потупилась. Йеветта долго смотрела на меня, а потом положила руку мне на плечи. Я стала ковырять землю мыском ботинка, а Йеветта посмотрела на девушку с документами:

— Ты откуда знать, дорогуша?

Девушка пожала плечами и показала на свой пакет, набитый бумагами:

— Я много чего повидала. Знаю, какие люди бывают.

— А чего ж ты такой тихий, если так много знать?

Девушка снова пожала плечами. Йеветта пристально на нее смотрела.

— А звать-то тебя как, дорогуша?

— Я не говорю людям свое имя. Так безопаснее.

Йеветта округлила глаза:

— Небось и парням свой номер телефона тоже не говорить.

Девушка с документами зыркнула на Йеветту и вся задрожала. Она плюнула на землю и сказала:

— Ты ничего не знаешь. Если б ты хоть что-то понимала в жизни, ты не думала бы, что она такая смешная.

Йеветта подбоченилась и медленно покачала головой.

— Дорогуша, — сказала она. — Жизнь с тобой и со мной по-разный обходиться и разный подарки у нас отбирать, вот и все. Правда сказать, смешной то, что у меня оставаться. А у тебя, дорогуша, оставаться одни бумажка.

Они обе замолчали, потому что подъехало такси и остановилось прямо перед нами. Стекло сбоку было опущено, в машине играла громкая музыка. Я вам скажу, какая это была музыка: песня «Мы победители!» британской группы Queen.Мне знакома эта песня, потому что эта группа очень нравилась одному из служащих центра временного содержания иммигрантов. Бывало, он приносил свою стереосистему и включал для нас музыку, когда мы сидели, запертые в своих комнатах. Если кто-то из девушек начинал танцевать, чтобы показать, что музыка ей нравится, этот служащий приносил этой девушке добавочную еду. Как-то раз он показал мне картинку, на которой была изображена группа Queen.Это была картинка из коробки с компакт-диском. Один из музыкантов на этой картинке был с очень длинными волосами. Волосы у него были черные и курчавые, и казалось, что на макушке они такие тяжелые, что давят ему на голову. Я знаю слово из вашего языка — «модный», но эта прическа не выглядела модной, уверяю вас. Она выглядела наказанием.

Когда мы разглядывали эту картинку, мимо проходил другой служащий, и он указал на этого волосатого мужчину и сказал: «Ну и грива». Помню, я была очень довольна, потому что тогда еще только училась говорить на вашем языке и начала понимать, что у одного слова может быть два значения. Я поняла, что слово «грива» относится к прическе музыканта. А она была похожа на лошадиную гриву, понимаете? Я вам про это рассказываю, потому что у водителя такси была точно такая же прическа.

Когда такси остановилось у главных ворот центра временного содержания, таксист из машины не вышел. Он посмотрел на нас через открытое окно. Он был белый, худой, на нем были солнечные очки с темно-зелеными стеклами, в блестящей золотистой оправе. Девушка в желтом сари, похоже, удивилась, увидев такси. Наверное, она, как и я, никогда не видела такой большой, новой и блестящей белой машины. Она стала обходить вокруг нее, прикасаясь рукой к поверхности кузова и блаженно качая головой:

— М-м-м-м…

Девушка по-прежнему держала в руке пустой пластиковый пакет. Сжав его одной рукой, кончиками пальцев другой она провела по металлическим буквам.

— Ф… О… Р… Д, — выговорила она.

Подойдя к машине спереди, она посмотрела на фары и заморгала. Она опустила руку, а потом вытянула перед собой, снова посмотрела машине в глаза и рассмеялась. Водитель все это время следил за девушкой. Затем он повернул голову ко мне и остальным девушкам, и выражение лица у него было такое, словно он только что проглотил ручную гранату, приняв ее за сливу.

— У вашей подружки головка не в порядке, — заявил он.

Йеветта ткнула меня локтем в живот.

— Давай говорить, Мошка, — прошептала она.

Я посмотрела на таксиста. В машине все еще громко звучала песня «We are the Champions». Я понимала, что нужно сказать таксисту что-то такое, чтобы он понял: мы не беженки. Мне хотелось показать ему, что мы британки, что мы говорим на вашем языке и понимаем кое-какие тонкости вашей культуры. И еще мне хотелось его развеселить. Вот почему я улыбнулась, подошла к открытому окну машины и сказала таксисту:

— Привет, какая у вас грива!

Не думаю, что таксист меня понял. Кислое выражение его лица стало еще кислее. Он медленно покачал головой и сказал:

— Вас, обезьян, в джунглях совсем, что ли, не учат приличным манерам?

А потом он отъехал от нас очень быстро — так быстро, что колеса его машины взвизгнули, будто ребенок, у которого отняли бутылочку с молоком. Мы вчетвером стояли и провожали взглядом машину, пока она не исчезла за ближайшим холмом. Овцы справа от дороги и коровы слева от дороги тоже смотрели ей вслед. А потом они снова начали жевать траву, а мы опять сели на корточки. Налетел порыв ветра, и спирали колючей проволоки наверху забора задребезжали. По холмам и полям поплыли тени от маленьких высоких облаков.

Мы долго молчали. Наконец Йеветта проговорила:

— А может, надо было, чтоб наша девочка в сари говорить?

— Извините.

— Гребаный африканцы. Вы всегда считать, что вы — самый умный, а вы — не-ве-жи.

Я поднялась, подошла к забору, взялась за проволочную сетку и посмотрела через нее вниз, вдоль склона холма, на поля.

Двое фермеров все еще работали на поле. Один вел трактор, а второй привязывал веревкой калитку.

Йеветта подошла и остановилась рядом со мной:

— Что нам теперь делай, Мошка? Тут оставайся никак нельзя. Пойти пешком, а?

Я покачала головой:

— А как быть вон с теми мужчинами?

— Думать, они нас останавливать?

Я крепче вцепилась в проволочную сетку:

— Я не знаю, Йеветта. Мне страшно.

— Чего ты бояться, Мошка? Может, они и нас и не трогать. Если ты не обзывать их, как того таксиста.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Значит, так. Не бояться. Я идти с тобой любая дорога. А ты не будь обезьяна. Веди себя приличный…

Йеветта обратилась к девушке с документами:

— Ну, а ты, маленький мисс без имя? Идти с нами?

Девушка обернулась и посмотрела на здание центра временного содержания:

— Почему они больше нам не стали помогать? Почему не прислали тех, кто занимается нашими делами?

— Да потому, что им неохотаэто делай, дорогуша. И что ты делать теперь? Туда возвращаться, просить для себя машина? Ты еще для себя дружка попросить не забывать.

Девушка покачала головой. Йеветта улыбнулась:

— Благословить тебя Бог, дорогуша. Так. Теперь ты, девушка в сари без всякий имя. Я тебе просто объяснять. Дорогуша, ты идти с нами. Если согласный, ничего не говорить.

Девушка в сари посмотрела на Йеветту, часто моргая, но ничего не сказала. Только голову набок склонила.

— Отлично. Все идти, Мошка. Все идти к чертям из это место.

Йеветта повернулась ко мне, а я все смотрела на девушку в сари. Порыв ветра шевельнул желтую ткань, и я увидела на шее у девушки поперечный шрам шириной с мизинец. На ее смуглой коже шрам белел, будто кость. Он обвивался вокруг шеи, словно прицепился к ней и не хотел отпускать. Словно все еще хотел умертвить девушку. Она заметила, что я смотрю на нее, и прикрыла шрам рукой, и я увидела ее руку. На ней тоже были шрамы. Я помню, мы с вами договорились насчет шрамов, но на этот раз я отвела глаза, потому что порой красоты бывает слишком много.

Мы вышли из ворот и пошли по шоссе вниз по склону холма. Йеветта шла первой, я — следом за ней, а за мной — две другие девушки. Я все время смотрела на пятки Йеветты. Я не смотрела ни влево, ни вправо. Когда мы спустились с холма, сердце у меня стучало очень часто. Стрекотание трактора стало громче, и через некоторое время оно заглушило стук шлепанцев Йеветты. Когда шум трактора начал утихать позади нас, мне стало легче дышать. «Все хорошо, — подумала я. — Мы прошли мимо них, и теперь бояться нечего. Как глупо было бояться». А потом трактор заглох. Во внезапно наступившей тишине стало слышно пение птицы.