Дом в Мещере

Катя.

Кортеза нет и нет. Вдвоем мы ждем уж третий час, теперь втроем болтаем.

Наташа отправляется Кортеза поискать и не находит.

(Пока Наташи не было, мне Катя на ухо шепнула: «Ты что задумал?». Я – молчок: «Так, ерунда, хочу размяться». Помолчала. Потом сердито глянула и говорит: «Предупреждаю. Что б ты ни задумал, помни… В общем, прошу тебя, будь осторожен, ладно?»

Я улыбнулся тихо про себя, но виду не подал. Она еще тревожней посмотрела. Вышла.)

Итак, мы продолжаем ждать в приемной. Я скис и думаю: когда же?

Чтобы развеяться, Наташа сыграть в рэндзю со скуки предлагает.

Играем. 5:0 – в мою пока что пользу.

Заходит Воронов. В руках – бумаги, и он поверх бумаг, как новый заголовок, нас пробегает взглядом. Исчезает.

Является вразвалочку кудрявый наш водитель. Садится, пялится, пыхтит и глушит чай.

Наташа нервничает, косясь на этого громилу.

И наконец он спрашивает:

– Эва, кореш, ты чо здесь делаешь, кантуешь потихоньку?

Я:

– А что такое?

Наташа:

– Ну ладно, ладно, ты, Петухов, кончай… Давай-ка вон отсюда поздорову. Он здесь по личному распоряженью.

Водила-олух недоверчиво икает и удаляется, смутившись.

Счет: девять – ноль. Наташа чуть не плачет.

Заходит Крахтенгольц и смотрит рикошетом. Садится подле.

Я встаю и собираюсь выйти, в дверях столкнувшись вдруг с Кортезом. Кортез нам машет всем рукой и приглашает. Мы проникаем в кабинет. «Ну наконец-то…»

Наташа и заведующая садятся, я же, замешкавшись, вдруг застываю… Я вижу у Кортеза на столе макет громадный нашего хозяйства со всем устройством территории, с шлюзами охраны и подъездом… Макет, безумно точный, филигранный, стоит, как торт, размером с будку, и за ним Кортеза нам почти не видно, пока он возится с плащом и катит кресло, чтоб видеть нас, на середину.

Из Дома вынут ломтик, и в разрезе я вижу все – все планы этажей, подсобки, комнаты, ходы и переходы, три ярусных кольца системы коридоров и в центре зимний сад…

Я так был впечатлен, что сел не сразу – когда Кортез уже гремел с довольным видом:

– Вы согласитесь, грандиозно!

– Да уж, ничего себе…

– Привез вчера мой архитектор: говорит – подарок, поскольку в мастерской уже нет места… Потом мы установим его в холле.

Кортез еще раз по-хозяйски оглядел картонно-гипсовую выдумку и переменил выражение на деловое: перестал лыбиться, как ушибленный уж. Обычно такой переход означал, что речь его сейчас наполнится изощренной ломаностью, которая неизбежно у него возникала при служебном изъясненье по-русски.

– Так вот, для что я вас позвал. Вчера вы сделали известным, что хотите блеснуть нам общественной нагрузкой. Я подумал, чем вы можете быть нужны. Вы станете смотрителем Сада, – Кортез, с вновь мелькнувшим удовольствием, провел рукой вдоль разреза макета вверх. – Вы будете, так выразить, егерем, главным смотрящим этого чуда растений. Мы откроем их для всеобщего гуляния и пребывания. Пусть каждый сможет насладиться отдыхом там. Его восхищающим уютом, целой тишиной, птицами,