Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

— Глядико-ко, не пьёть! — и далее "товарищи" пытались выяснить причину отказа от принятия "общечеловеческих радостей":

— Не наш он! — даже и такие, как бы в шутку сказанные подозрения, могли перейти в уверенность "бдительных товарищей". Следующее заключение тех же "бдительных товарищей", как правило, могло быть и таким: "враг народа" — зависело от настроения заявителя. Суть наша такая, песнями подтверждённая:

"…бездельник, кто с нами не пьёт!"

После звания "враг народа" жизнь "титулованного" заканчивалась.

Заметил: любимое занятие наше — гадить в карман и душу друг другу с поганой ухмылочкой и ясными глазами:

— Хотя и делаю гадость, но ты меня прости заранее!

Короткая справка по линии деда, приказчика: помянутый выше мещанин Якушка, древний предок, древнее никого не знаю, "пушечных дел мастер", пушкарь, артиллерист. Во времена нашествия поляков на Русь в 1661 году, для останова ворогов у стен старинного города в Средней полосе Руси, был послан воеводой Беклемишевым с письмом к царю Ивану Васильевичу. В письме воевода "бил челом" и просил "царя-надёжу" о помощи в отражении польского нашествия. Воеводы всегда просили у государей материальной помощи, без моральной помощи от царей обходились: "дайте, государь, пушек и огневого боя к оным". Пороху и ядер просил. Полное сходство с древностью наблюдалось и в сорок первом памятном, когда на старинный манер "вои" из народа просили пушек и пороху для отражения "нашествия супостатов". Как не было припасов "к огневому бою" в 1661 году, так их не было и в… Мы неизменны!

Оказал государь Иван Васильевич Грозный помощь осаждаемым жителям города, или ограничился чем-то иным — в семейных хрониках ничего не сказано. Это вот о чём: любовь к огнестрельному оружию заложена на "генетическом уровне". Повинуясь врождённой любви к огнестрельному оружию, раз в месяц захожу в оружейный магазин любоваться стволами. Тянет. Огнестрельное оружие — это верх человеческой гениальности из раздела "Орудия убийства". Много раз пытался объяснить свою любовь к стволам чем-то иным, хотя бы той же войной из детства, но нет, всё же, пожалуй, это во мне голос пушкаря Якушки. Это он, и никто другой тянется своей душой из моего тела к стволам!

Иные биографические данные о родичах будут излагаться по ходу рассказа: что я без предков!?

Мать не любила отцовых братьев, своих деверей:

— Братца облапошили при дележе родительского наследства. Леша возами добро вывозил из дома на Малой Купеческой улице. А сам дом твой батюшка просрал! — но в чём состояла суть "просерания" родового домостроения — об этом ни у отца, ни у матери никогда не спрашивал. Зачем?

Глава 43.

Музыкальная, как и прежние.

Сколько пересмотрено фильмов? Тьма! Пропасть и всяких. Только одних "трофейных" на памяти — тридцать два. И все помню. Но чтобы их мог увидеть, то нужно было кому-то устроить войну, победить в ней, добыть "культурный трофей" и показать мне. Насладиться трофейными фильмами, минуя войну, никак не получилось.

— Не так построил предложение. Напиши: "я бы мог увидеть чужую кинопродукцию, но она бы не имела воздействия на сознание, не побывай я в оккупации, а затем — в Польше"..

Только за одни трофейные фильмы должен сказать "спасибо" всем, кто приложил руку к ужасному, но величайшему событию в истории Европы и всего мира, как Вторая Мировая война.

Да простит автор стихов и композитор единственно правильной, не глупой и красивой стихами и мелодией, песни:

"…на вечернем сеансе, в небольшом городке

пел нам голос с экрана на чужом языке…

"Сказки венского леса" я услышал в кино…

Это было недавно, это было давно!"

Ну, да, это из трофейного фильма о "короле венского вальса" Штраусе. Помню! Фильм американский, но, как и почему он шёл с грифом "трофейный" — не знаю.

До какого-то возраста волновали фильмы отечественной "выпечки" с обязательным "патриотическими" кадрами, где умирающий герой что-то шепчет остающимся пока до срока, жить? Нужно признаться, что в положении "киношной всеядности" пребывал лет до тридцати…

— Долгонько, однако, в дураках пребывал!

Фильмов с умирающими главными героями в прошлом много наделано. Что поделать: любили мы прощальные сцены с умирающими главными героями, жить без них не могли. Лица друзей и родни умирающего героя до предела "мужественны и суровы":

— Мы отомстим врагам!

— Причины на суровость были: они знали, что и сами долго в этом мире не задержатся. Какое может быть веселье на лицах родни и друзей при таких знаниях? — добавил бес.

Мой "кадр" не совсем подходит к тому, что хочу сказать: после перехода "среднестатистического срока жизни размером в пятьдесят семь лет" все разговоры и есть "шёпот умирающего". А умирающему дозволено говорить всё, что приходит в сознание. Явление, очень похожее на исповедь. Необходимо исповедоваться для очистки "души и совести":

"Далёко, далёко — за морем

стоит золотая стена

в стене той заветная дверца,

за дверцей — большая страна.

Пойдёшь в той стране благодатной

на север, восток или юг

везде человек человеку

надёжный товарищ и друг!" —

в детстве мне с экрана пели не "чужим языком", а моим. Страна, вроде бы и "благодатная", и стена "золотая", но всё же "стена"… Да и врал поэт: стена была не из золота, а из колючей проволоки. И вокруг были одни "товарищи и друзья" готовые отправить "друг друга" на смерть:

"…это было недавно,

это было давно!"

— "С песней — по жизни"! До конца! И умирая — вы поёте песни! — бодрым и радостным голосом пропел бес.

Глава 44.

"Диссидент".

Но пришли времена, когда вольные разговоры "о жизни" потихоньку, с оглядкой, полегоньку, помаленьку переползать через пороги наших кухонь. И в то же время крепкие "добрые молодцы" в штатском одеянии продолжали изредка вытаскивать из общественного транспорта граждан, у коих языки в подпитии удлинялись в три раза.

— Причина для вытаскивания из общественного транспорта забывшегося в подпитии гражданина: "удлинение его языка в два раза" — уточнил бес.

Как-то перемещался в автобусе третьего маршрута по своим делам. Время дня было не "пиковым", и указанная единица общественного транспорта была загружена всего на треть объёма.

Не имею привычки разглядывать пассажиров, и в тот раз я был верен себе, но не долго: меня удивил голос с переднего сидения, где обычно имеется надпись: "места для детей и инвалидов". На этих местах находилась пара дедов отличных меж собой, как "земля и небо". Тот, что сидел у окна, был маленький, щупленький, бодрый, ухоженный и мог олицетворять собою небесный свод. Приятный дедок, а его сосед был противоположностью: унылый, засаленный и небритый. Нет, это была не борода, что нормально для старика, а трёхдневная щетина, да и к тому, похоже, что эти три дня сосед по сидению не умывался: для человека наступило время, когда процесс посещения бани превратился в тяжёлую работу. Такие мои соотечественники в общественном транспорте дарят остальным пассажирам стойкий запах мочи и пота с лёгкой примесью "перегоревшего" алкоголя. "Падших ангелов" мало, если один из таких совершает вояж, то "аромата" хватает на половину транспортной единицы. Без опроса было понятно, что человек "добивал век" в одиночестве и без "женского глаза".

— Мужчины потому первыми уходят из жизни, что хуже приспособлены к окружающей среде. Не пригодны они для жизни в одиночку. И "вдова" звучит не так зловеще, как "вдовец". Вдова вызывает меньшее сожаление, а вдовых мужчин вид жалкий. Женщины говорят о таких: "неухоженный".

Итак, они сидели на переднем сидении с указующими надписями, но для большинства горожан такие надписи — "не указ" и они плюют кожурой от семечек на всякие указующие надписи. И правильно делают: это не зашоренная Европа с набором глупых "правил поведения в общественном транспорте". У нас молодые люди прут в передние двери общественного транспорта, наперёд зная, что такое позволительно только "инвалидам и лицам с грудными детьми". За это, и подобное, нас очень любят за "рубежами отечества":