В теплой тихой долине дома

Как только она начала молиться, я стал глазеть по сторонам. Во время молитвы полагается закрывать глаза, но я их никогда не закрываю, чтобы видеть, что происходит в церкви.

Ничего особенного не происходило. Все головы были опущены, кроме моей, Люка и Эрнста; и Люк с Эрнстом все еще перешептывались о чем-то увлекательном на своем секретном языке. Я увидел, что Алиса Смол опустила голову ниже всех, и сказал про себя: «Господи, дай мне когда-нибудь поговорить с Алисой Смол на нашем собственном секретном языке, чтобы никто на свете нас не понял».

— Аминь.

Мисс Валентайн наконец умолкла, и мы перешли в тот угол церкви, где мальчики от семи до двенадцати лет учили разные истории из библии и опускали в кружку свою воскресную лепту.

Люк и Эрнст опять сели вместе и сказали мне, чтобы я от них убирался. Я сел прямо позади них, чтобы посмотреть, опустит ли Люк свою монету. Каждое воскресенье нам раздавали маленькую газетку воскресной школы под названием «Мир школьника». Там говорилось о маленьких мальчиках, которые помогали старикам, слепцам и калекам, а также были советы, как сделать самим разные вещи. Мы с Люком один раз попробовали смастерить ручную тележку на одном колесе, но колеса у нас как раз и не было. После этого мы больше уже ничего не пробовали. На последней странице были объявления с картинками.

Нашего учителя звали Генри Паркер. У него были очки с толстыми стеклами и какая-то красная сыпь вокруг рта. Он выглядел больным, и мы его не любили.

По-моему, никто из ребят не любил ходить в воскресную школу. Нам пришлось ходить, потому что папа сказал: «Большого вреда от этого не будет». Попозже, сказал он, когда мы подрастем, мы сами решим, ходить нам или нет. А пока это для нас хорошая дисциплина.

А мама сказала: «Правильно».

И мы пока что ходили. Может быть, просто привыкли, потому что никогда не просили, чтобы нам позволили не ходить. Все равно в воскресенье утром делать было нечего. Эрнст Вест тоже ходил, и, наверно, поэтому Люк никогда не пробовал увильнуть. Он мог поболтать с Эрнстом Вестом на своем секретном языке и вдоволь надо всеми посмеяться.

История из библии была на этот раз об Иосифе и его братьях, а потом вдруг весь класс заговорил о кинокартинах.

— Ага, — сказал Люк Эрнсту Весту.

— Вот что, — сказал Генри Паркер, — пусть каждый из вас найдет какое-нибудь объяснение, почему не нужно ходить в кино.

Нас было семеро в классе.

— В кино, — сказал Пат Каррико, — нам показывают раздетых танцующих женщин. Вот почему мы не должны туда ходить.

— Правильно, — сказал Генри Паркер, — это хорошее объяснение.

— Там показывают, как бандиты убивают людей, — сказал Томми Сизер, — а это грех.

— Очень хорошо, — сказал наш учитель.

— Да, — заявил Эрнст Вест, — но ведь бандитов всегда убивает полиция, правда? Бандитам всегда достается в конце по заслугам, правда? Значит, такое объяснение не годится.

— Нет, годится, — сказал Томми Сизер. — Кино учит нас воровать.

— Я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с мистером Сизером, — сказал Генри Паркер. — Кино подает нам дурной пример.

— Ну, как хотите, — сказал Эрнст Вест.

Он многозначительно посмотрел на Люка и собирался что-то добавить на их секретном языке, но Люк уже и без того хохотал во все горло, и Эрнст расхохотался вместе с ним. Казалось, Люк знал и так, что хотел сказать Эрнст, и это было, наверно, что-то очень смешное, потому что он хохотали вовсю.

— Это еще что такое? — сказал учитель. — Смеяться в воскресной школе? Что вы нашли тут смешного?

«Я пожалуюсь на них, — подумал я. — Скажу ему, что у них есть секретный язык». Но я тут же решил не делать этого. Ведь я бы все испортил. А это был такой забавный язык. Я не хотел им напортить, несмотря на то, что не понимал ни слова.

— Ничего особенного, — сказал Люк. — Неужели человеку нельзя и посмеяться?

Затем наступила очередь Джекоба Хайленда. Джекоб был страшный тупица. Он не умел ничего придумать. Он не мог сочинить самого простого ответа. Он просто ничего не соображал.

— Ну-с, — сказал мистер Паркер, — теперь вы нам скажите, почему мы не должны ходить в кино.

— Я не знаю, — сказал Джекоб.

— Подумайте хорошенько, — сказал мистер Паркер, — и вы, конечно, найдете, что нам ответить.

Джекоб стал думать. Иначе говоря, он стал смотреть вокруг себя, потом вниз — себе под ноги, потом вверх — на потолок, а мы все это время ждали, что же он такое придумает.

Он думал долго. Потом сказал:

— Да нет, я, пожалуй, не знаю, мистер Паркер. А почему нельзя? — спросил он.

— Это я вас спрашиваю почему, — сказал учитель. — Я-то знаю почему, но я хочу, чтобы вы сказали сами, по-своему. Ну, смелей, дайте нам какое-нибудь объяснение, мистер Хайленд.

И вот Джекоб стал опять думать, а мы все на него злились. Каждый из нас мог что-нибудь придумать, каждый, кроме этого тупицы Джекоба. Никто не знал, отчего он такой болван. Он был старше всех нас в классе. Он долго вертелся во все стороны на своем стуле, потом стал ковырять в носу и почесывать голову и все время смотрел на мистера Паркера, как собака, которая хочет, чтобы ее приласкали.

— Итак? — сказал учитель.

— Честное слово, — сказал Джекоб, — не знаю почему. Я не так-то часто хожу в кино.

— Но хоть один раз вы ходили или нет?

— Да, сэр, — сказал Джекоб. — Даже не один раз, а больше. Только я скоро все забываю. Не припомню что-то.

— Да что вы, — сказал учитель. — Припомните хоть что-нибудь, что могло бы послужить нам дурным примером и объясняло бы, почему нам не нужно туда ходить?

Внезапно лицо Джекоба осветилось широкой улыбкой.

— Я знаю, — сказал он.

— Ну! — оживился учитель.

— Оно учит нас кидаться пирожками с кремом в наших врагов, пинать ногами женщин и убегать.

— Это все, что вы вспомнили?

— Да, сэр, — сказал Джекоб.

— Это не объяснение, — вмешался Эрнст Вест. — Что в этом дурного — кидаться пирожками с кремом?

— Всего так и заляпаешь, — сказал Джекоб и захохотал. — Помните, как у одного там крем так и стекает по физиономии?

— Пинать женщин ногами — это, конечно, дурно, — сказал мистер Паркер. — Отлично, мистер Хайленд, я так и знал, что вы найдете хорошее объяснение, если подумаете как следует.

Потом пришла очередь Нелсона Холгема.

— Билеты дорогие, — сказал он.

— В «Бижу» всего пять центов, — сказал я. — Это не объяснение.

— За пять центов можно купить целую булку, — сказал Нелсон. — В наше время это немалые деньги.

— Правильно, — подтвердил мистер Паркер. — Отличное объяснение. Деньги следует тратить на более благородные цели. Подумайте, каких успехов мы достигли бы всего за год, если бы наша молодежь перестала ходить в кино и отдавала свои деньги на церковь. Да на те деньги, что тратятся на всякие легкомысленные развлечения вроде кино, мы могли бы за год обратить в христианство весь мир.

Мистер Паркер кивнул Эрнсту Весту.

— Кино учит нас быть недовольными тем, что у нас есть, — сказал Эрнст. — Мы видим людей, которые разъезжают в шикарных машинах и живут в роскошных домах, и ревнуем.

— Завидуем, — поправил мистер Паркер.

— Мы начинаем мечтать об этих вещах, — сказал Эрнст, — но мы знаем, что не можем их получить, потому что у нас нет денег, и нам от этого становится худо.

— Превосходное объяснение, — сказал мистер Паркер.

Пришла очередь Люка, а следующая должна была быть моя.

— Музыка плохая, — сказал Люк.

— Только не в «Либерти», — сказал Томми Сизер. — И не в «Синема». Это не объяснение.

— В «Бижу» плохая, — сказал Люк. — Играют все время одно и то же на пианоле. Ужасная скука! «Свадьба ветров».

— Неправда, — сказал Томми Сизер. — Иногда они играют и другое. Не знаю, как называется. Несколько разных вещей.

— Все они звучат одинаково, — сказал Люк. — Голова от них болит.

— Ну вот, — сказал учитель. — Кое-что мы все-таки выяснили. От кино болит голова. Оно вредно для здоровья. А мы не должны делать ничего, что вредит нашему здоровью. Здоровье — это самое дорогое, чем мы обладаем. Мы должны делать то, что укрепляет наше здоровье, а не то, что ему вредит.