Сиреневое платье Валентины

В а л е н т и в а. Ты не поймешь. Например, я — на берегу моря, с мужчиной, ему весело со мной, он смеется мне и смотрит на меня так особенно… Когда путешествуешь, по ночам все небо усеяно звездами.,.

М а р и. На берегу моря с тобой мог бы смеяться и Жан Лу.

В а л е в т и н а. Он и смеялся.

М а р и. Понимаю. Одного раза тебе достаточно.

В а л е в т и н а. Да нет. Я его очень люблю, уверяю тебя.

М а р и. Очень… Ты его любишь «очень». Как ловко служат тебе маленькие словечки. Они укрощают для тебя неукротимые глаголы. Ты «очень» любишь Жан Лу, ты в меня, наверно, «очень» любишь… Что сделало с грамматикой ваше поколение! А Серж? Как ты любишь его?

В а л е н т и н а (мягко). Именно его я просто люблю.

М а р и. Вот незадача! К тому же он, как ты знаешь, моложе тебя.

В а л е н т и н а. Да. На десять лет.

М а р и. На двенадцать. Я родила его в двадцать лет.

В а л е н т и н а. Как бы там ни было, если и ему скажу…

Пауза.

М а р и. Когда ты ему скажешь?

В а л е и т и в а. Жан Лу хочет, чтобы сегодня вечером.

М а р и. Я пойду куда-нибудь с моим нотариусом. Но, черт побери, где мой кофе? Оракул…

Входит О р а к у л. У него жалкий вид.

Что с моим кофе?

О р а к у л. Прошу мадам простить меня. Я не могу найти банку с кофе.

М а р и. Как? Я купила пятьдесят банок, без кофеина, с кофеи ном, бразильского, стерилизованного, гранулированного, не знаю какого еще!

О р а к у л. Вот именно. А эта фирма, мадам, проводит лотерею на мотоцикл.

М а р и. Господи, какой еще мотоцикл?

О р а к у л. Выигравший получает мотоцикл, но нужно отослать этикетки с банок… на них номера.

М а р и. Ну?

О р а к у л. А без этикеток все банки одинаковы, и, не изучив еще достаточно вкуса мадам, мне затруднительно определить...

М а р и. Значит, вы хотите сказать, что у меня теперь пятьдесят анонимных банок? Оракул, вы что, с ума сошли? Зачем вам мотоцикл? Ездить по воскресеньям загорать в лес?

О р а к у л. Мадам права. Мне надо было дождаться, пока банки опустеют.

Но в таких конкурсах быстрота решает все, знаете, какая конкуренция.

М а р и. Чем я прогневила небо? Мы еще продолжим этот раз говор, Оракул. Пока что принесите мне, что под руку попадется. Приготовьте кофе и для мадам, ей нужно под держать силы.

Оракул выходит.

В а л е н т и н а. Что скажет Серж?

М а р и. А вот этого, Валентина, я не могу тебе сказать. Представления не имею. Это железное поколение; они настоль ко безразличны ко всему, что если случайно они к чему-нибудь вдруг менее безразличны, это уже драма.

Ничего не поделаешь — страдать они считают неприличным.

В а л е н т и н а (мягко, почти мечтательно). Мне кажется, и я тоже буду страдать.

М а р и. Но впервые в жизни я ничем не смогу тебе помочь. И от этого я тоже буду страдать, Валентина.

В а л е н т и н а. Серж больше меня не захочет видеть. Я вернусь домой.

Жан Лу будет горевать больше обычного. Я начну подкупать Оракула и выспрашивать у него о том, что происходит у вас в доме. Он будет приезжать на своем мотоцикле ко мне на авеню Георга Пятого. Он станет моим Гермесом, моим упреком, моим сожалением. На рождество я подарю ему мерзкий бюст Бонапарта, который стоит у меня в вестибюле.

М а р и. Дурочка. Как бы мой сын ни возмущался, мы-то с тобой будем встречаться.

В а л е н т и н а. Но старое не вернется: ты меня станешь осуждать. Я больше не буду в нашем саду.

М а р и. Ты думаешь, мы вольны над своей памятью? Я всегда буду видеть тебя, Валентина, в саду с полосатым котенком. детство между двумя людьми хуже, чем тридцать лет супружеской жизни.

В а л е н т и н а. Мари, я несчастна.

М а р и. Да нет, нет. Чувствовать это — уже само по себе счастье.

Занавес

Та же декорация. На сцене Ж а н Л у и М а р и. Шесть часов вечера.

М а р и. Вы сочтете меня нескромной.

Жан Лу жестом возражает.

Впрочем, это не имеет значения. Вы, наверно, заметили, как в жизни тактичность легко переходит в эгоизм.

Ж а н Л у. Я в жизни ничего не замечал. У меня сложная профессия, с утра до вечера на грани между успехом и банкротством.

М а р и. Тем хуже. Сейчас нам не время обсуждать эти темы. дорогой Жан Лу, я знаю. В отношении Валентины.

Ж а н Л у. А! Вы знаете. И что вы об этом думаете?

М а р и. Боже мой… ну, что в последний раз вы вели себя как джентльмен.

Ж а н Л у. Но как половая тряпка в течение десяти лет — это вы имеете в виду?

М а р и. Совсем нет, я…

Ж а н Л у. Конечно, да, конечно, да. Если ваша жена вам изменяет, то вы становитесь либо посмешищем, если об этом не подозреваете, либо сообщником, если об этом знаете, либо неврастеником, если от этого страдаете. Все просто. да только мне все равно. Я — бедный Жан Лу… Ну и что?

М а р и. Вам все равно. Превосходно. Мне, как и вам, глубоко безразлично общественное мнение. Но я знаю также, что это положение вещей было невозможно изменить. Я росла с Валентиной, нежной и хрупкой. Но если среди ночи ей хотелось вишен, она шла их собирать. А одному богу известно, как она боялась темноты! Словом, ничто никогда не могло сдержать желаний Валентины, даже она сама. Куда уж вам!

Ж ан Л у (смеясь). Куда уж мне!

М а р и. Не поймите меня превратно. Вы мне очень симпатичны. Зачем вы все это от нее выносили?

Ж а н Л у. Потому что она — Валентина, и я обожаю ее.

Пауза. Они улыбаются друг другу.

М а р и. Я попросила вас приехать отнюдь не ради того, чтобы задать вам вопрос, отвез на который я заранее знала. А ради другого. Валентина любит Сержа. Моего сына Сержа.

Ж а н Л у. Она мне сказала.

М а р и. Дело не в том, что она сказала, а в том, что это правда. Она будет страдать, если он настолько глуп, что…

Ж а н Л у (с иронией). Что не простит ей тяжелого прошлого?

М а р и. да. И, по моему мнению, он не сможет простить. Отлично.

Валентина будет страдать. Но она… она к этому не привыкла.

Ж а н Л у. Надеюсь.

М а р и. Что вы рассчитываете предпринять?

Ж а н Л у. Повезу ее путешествовать, Вы же знаете, путешествия Валентина обожает.

М а р и. Вы думаете, этого будет достаточно?

Ж а н Л у. Боже мой, конечно. Мы поедем в Венецию. Каналы, прекрасные итальянцы, и все вместе…

М а р и (задумчиво). да, тенора… Я нахожу, что вы слишком легкомысленно говорите о прекрасных итальянцах. Вы не.,.

Ж а н Л у. Я не импотент и не извращенец, если это то, что вы хотели сказать. Я просто знаю, что при виде гондольеров и красивых мужчин вообще сердце Валентины всегда оживало.

М а р и. Боюсь, что на этот раз все более серьезно. Я уже давно забыла, что значит страдать из-за любви, но…

Ж а в Л у. Вы меня удивляете.

М а р и. Спасибо за комплимент. Если уж говорить начистоту, я плохо понимаю, как Валентина может колебаться между таким мужчиной, как вы, одним словом, мужчиной, и мальчиком, как мой Серж. Он мой сын, и он красив, но…

Ж а н Л у. Вы знаете, она не колеблется. Сейчас она предпочитает Сержа.

Но, к несчастью, определенные общественные и моральные представления, воплощаемые вами и мною, вынуждают ее отказаться от него — и все!

М а р и. Как хладнокровно вы это говорите. А что вы при этом испытываете?

Ж а н Л у. Мадам, глубокое горе.

М а р и (тронута до глубины души). Зовите меня Мари. Как я вас в тот раз обидела. Вы не хотели бы чего-нибудь выпить? Оракул, два джина. да, да, поверьте, джин и толь ко джин. Расширяет сосуды, взаимопонимание и сердце.

Отлично. Сегодня вечером я останусь у себя в комнате. Когда Валентина все ему скажет, я соберу по осколкам то, что от них обоих останется. Что касается вас, предполагая, что Валентина поедет к вам, прошу вас оставаться дома. Это лучшее, что мы можем сделать.