Ни с тобой, ни без тебя (сборник)
Ни с тобой, ни без тебя (сборник) читать книгу онлайн
История мужчины и женщины.
История непростых отношений, растянувшихся даже не на годы – на десятилетия.
Тамара и ее возлюбленный – далеко не ангелы. У нее, сильной и волевой, – тяжелый характер, а он, добродушный и мягкосердечный, слишком старается угодить, чтобы стать хорошим спутником жизни.
Им предстоит пережить многое – и измену, и отчуждение, и разрыв.
Но как бы ни была их любовь похожа на ненависть, она все равно остается любовью.
Такова идея нового, ставшего заглавным для всего сборника рассказа мастера отечественной женской прозы Виктории Токаревой.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Во время оперы иногда нужно создать шум в толпе. Массовка начинает активно двигаться и приговаривать: «О чем говорить, когда не о чем говорить…» Каждый гудит эти слова себе под нос, не согласуясь с соседом. Создается общее жужжание и волнение. Таким образом, достигается нужный шумовой эффект.
Лора просматривала проект, переворачивала страницы. Это было типичное: о чем говорить, когда не о чем говорить…
– Зачем это тебе? – прямо спросила Лора.
– Я возглавлю этот комитет, – гордо ответствовал Миша.
– За деньги?
– Естественно. Зарплата.
– Тогда еще ничего. Я думала, на общественных началах.
– Что я, дурак?
Лора промолчала. Вопрос не из простых. Может, и не дурак, но никчемушник. Как говорится, сто первый еврей. На сто умных, один отдыхает.
– Я хочу, чтобы ты вошла в общественный совет, – объявил Миша.
– Ты за этим приехал? – поняла Лора.
– И за этим тоже. У нас в совете будут очень уважаемые люди.
Миша назвал несколько имен, действительно уважаемых.
– А зачем мне это? – поинтересовалась Лора.
– Ты сможешь ездить в Израиль.
– Я и так езжу в Израиль, когда захочу. Зачем мне твой комитет?
– Ты поставь свою фамилию, вот здесь. А дальше решишь, – заторопился Миша.
– Я в эти игры не играю. И расписываться нигде не буду.
– Ну, это же не финансовый документ. Чего ты боишься?
Лора догадалась: Миша готовит себе рабочее место, синекуру, где можно получать деньги и ничего не делать.
– А другие подписали? – спросила Лора.
– Я звонил Дементьеву. Он сказал: подпиши за меня сам. Мой почерк никто не знает.
Значит, Дементьев отмахнулся от Миши как от мухи.
– Сейчас другая жизнь, – сказала Лора. – Большое притворство больше не работает. Эти комитеты ушли под воду, как Атлантида.
– Всплывут… – пообещал Миша. – Все возвращается на круги своя. Подписывай и не сомневайся.
– Врать неохота, – созналась Лора.
– Как хочешь… – Миша забрал со стола свой опус, спрятал в папку. – В конце концов, я сам могу за тебя расписаться. Проверять никто не будет.
Лора не возразила. Она была уверена, что этот виртуальный комитет так и останется в Мишином портфеле. Современникам и потомкам не нужно это пустое жужжание: о чем говорить, когда не о чем говорить. Будем говорить только о деле и получать конкретный результат.
Лора сварила кофе. Вышли на террасу.
– Ты Инну помнишь? – спросила Лора. – Вы встречались?
– Я ездил к ней в Ашдод… – Миша замолчал.
– Расскажи, – попросила Лора.
Миша рассказал. Он явился в гости. В съемную квартиру. Хозяйка не разрешала Инне водить мужчин. Пришлось лезть в окно и затаиться, как вор. Миша боялся передвигаться по комнате, не мог даже кашлять и чихать.
Была и кровать, на которой они боялись скрипнуть. Миша не имел возможности мычать от наслаждения, да и наслаждения не было в таких партизанских условиях. Расстались они, ничего не поняв друг в друге, еще менее знакомые, чем до знакомства.
Лора слушала. Ей стало жаль Инну. В свои пятьдесят семь она должна вести себя как старшая школьница в присутствии родителей за стеной.
– Пригласи ее в Москву, – предложил Лора.
Миша сделал вид, что не услышал.
– Слушай, у тебя, наверное, много знакомых в театре: оркестр, кордебалет, солисты…
– Предположим.
– Найди мне кого-нибудь. Стройную, хозяйственную, лет сорока. Надоела сухомятка. Вдвоем веселее.
– Спустись с небес на землю, – посоветовала Лора.
– В каком смысле?
– Зачем ты нужен молодой и стройной? Тем более балерине или скрипачке? Был бы ты богатый, показал бы ей весь мир. Купил бы домик у моря или шале в горах. А что у тебя есть? Только русско-израильская дружба. Да и той нет.
Миша расстроился. Это было видно по его лицу.
– Я шучу, – сказала Лора.
– Нет. Ты не шутишь. Ты совершенно права.
– Пойдем погуляем, – предложила Лора.
Прогулка входила в ее планы. Она не хотела ее отменять. Решила совместить Мишу и прогулку.
Они шли вдоль реки. Утка учила плавать свой выводок. Утята были крошечные. Плакучие ивы свисали к воде.
– Ты живешь в раю, – констатировал Миша.
– Может быть, но я этого рая не замечаю. Театр, репетиции, четыре часа в пробках.
– Я могу что-то для тебя сделать? – спросил Миша.
– Что именно? – не поняла Лора.
– Ну… что-нибудь… – Миша остановился и смотрел ей прямо в глаза.
– Нет, нет, спасибо, – отмахнулась Лора.
Не хватало ей сидеть в его комитете или слушать его мычание.
Но Миша не был пошлым. Ни в коем случае. Просто никчемушник. За что бы он ни брался, все это было никому не интересно, и ему в том числе.
Сорокалетняя красотка, русско-израильская дружба – проекты, не имеющие перспектив. Маниловщина. Миша ставил перед собой нереальные задачи. Хотелось спросить:
– Ты сам в это веришь?
– Я надеюсь, – сказал бы Миша.
Миша пропал на полгода. Весной объявился. По телефону.
– Я в больнице лежал, – сообщил он. – Мне пийсмейкер вшивали.
– А что это? – спросила Лора.
– Ритмоводитель. Налаживает ритм сердца.
– И куда вшили? – поинтересовалась Лора.
– Под кожу. Небольшой такой аппаратик со спичечный коробок. На батарейках.
– Тикает?
– Это же не бомба с часовым механизмом.
– А куда вшили? В задницу?
– В районе сердца. При чем тут задница.
– А как же ты будешь заниматься любовью? Обнимать подружу и тикать?
– Я звоню с тобой посоветоваться, – переключился Миша.
– Давай… – разрешила Лора.
– Мне предложили кругосветное путешествие. Ехать?
– А сколько стоит?
– Триста долларов.
– Это что-то очень дешево. Таких цен нет.
– Нас отправляют на автобусе. Мы собираемся в шесть утра. Садимся в автобус – и по Европе: Германия, Франция, Италия, Швейцария. С первого по пятое. Пять дней.
– И все пять дней в автобусе?
– Ну да…
– И спать тоже в автобусе? – испугалась Лора.
– А что особенного?
– Ты умрешь за эти триста долларов. Такие поездки для подростков. Им все легко и все интересно.
– Но пожилые люди тоже нуждаются во впечатлениях. А тут – вся Европа.
Вообще-то Лоре было все равно. Хочет ехать, пусть едет. Но она понимала, что Миша одинок, как хвост. Ему даже посоветоваться не с кем. И такое положение вещей налагало ответственность.
– Сиди дома, – приказала она. – А еще лучше, поезжай в санаторий.
Миша молчал. Раздумывал.
Лоре стало его жаль. Хоть и никчемушник, но человек, не собака. Да и собаку жаль, если разобраться.
– Подумай сам, пять дней – пять стран. По одному дню на страну. Ты хочешь что-то увидеть и что-то запомнить?
– Я надеюсь…
– Нет! – решительно подытожила Лора.
– Да? – раздумчиво спросил Миша.
– Да. В смысле «нет».
Миша вздохнул.
Лору пригласили в Италию. Потом было турне по Европе, и не в автобусе, а в самолетах, бизнес-классом.
Отели самые дорогие. Гонорары – внушительные. Бесконечные интервью. Статьи в газетах. Все это впечатляло, но хотелось домой. Соскучилась по дочкам, по дому и по своим зверям: коту и собаке.
Лора смотрела на журналистов и понимала, что они на ней просто зарабатывают. И если она вдруг провалится сквозь землю, они выключат диктофон и побегут в другое место. И даже не заглянут: куда же она провалилась. Слава интересна только в молодости, когда все интересно. В начале пути самоутверждение необходимо, чтобы понять: кто ты и зачем. А в зрелости, когда личность созревает, – хочется очиститься от шелухи, добраться до основного. А основное – это музыка.
Композитор, если он гениален, улавливает Бога на свою антенну и транслирует людям. А Лора – посредник, проводник. У нее для этого особая глотка, внутри – купол. Диапазон – три октавы. Когда она забрасывает звуки в верхний регистр, зал замирает. И сама она тоже замирает, вся растворяется в звуках, и ее, считай, нет. Время останавливается. Святые минуты. А все остальное – шелуха. Кроме детей, конечно.
