Оглянись назад, детка!

— Гайа, — прервала я ее, — почему ты мне вчера сказала, что не хочешь жить?

Она сидела, прислонив голову к окну и засунув палец в рот.

— Тебе приходилось терять кого-нибудь?

— Две золотые медали в этом виде. А тебе?

Она чуть с обидой посмотрела на меня.

— Я кажусь тебе слишком молодой для человека, уже кого-то потерявшего?

Я вспомнила себя в ее возрасте.

— Нет.

— Просто мне кажется, что все это совсем ни к чему…

— Что говорить об этом?

— Быть или не быть… помнишь, да?

Мне захотелось поговорить серьезно.

— Когда моя сестра повесилась, она была на шесть лет старше тебя. Если тебе кто-нибудь нужен, чтобы объяснить, почему, несмотря ни на что, лучше быть живым, то я здесь. Но если ты собираешься проделать подобную хреновину… то скажу тебе сразу, лучше не ищи меня больше.

Я притормозила перед воротами особняка Комолли. Гайа, выйдя из машины, стояла, опустив голову с мрачным и задумчивым видом. Прежде чем закрыть дверцу, я сказала:

— Think it over, Гайа.

Она закрыла глаза и кивнула.

Я улыбнулась:

— Это слова из песни Лоу Рида.

И поехала домой.

Первое, что я сделала, надев пижаму, — отключила сотовый телефон и собрала все еще разбро санные на столе в гостиной письма. Я проделывала это машинально, ни о чем не думая, пока из конверта что-то не выпало… Это была фотография моей сестры в красно-вишневом лифчике и обхватывавшей талию короткой пляжной юбке, на ее загорелом лице светилась улыбка. Она стояла, в обнимку с темноволосым и мускулистым парнем с родинкой на левой щеке: это был Альдо.

На обратной стороне фотографии стояла надпись: «Лето, 85-го. Я не раскаиваюсь. С любовью, Ада».

Было десять минут двенадцатого ночи. Я схватила телефон и набрала номер, мне ответили по-английски, что Альдо нет; я попросила передать ему, чтобы он сразу, как только появится, позвонил мне. Я пошла на кухню, села на табуретку с банкой пива «Хейнекен».

Наконец в тридцать пять минут двенадцатого позвонил Альдо. Я задала ему свой вопрос, но вместо ответа раздавалось лишь пыхтение, словно он наложил в штаны.

— Послушай, Джорджиа, в то лето…

— Я тебя внимательно слушаю.

— Мы поехали на остров Джилио, ты помнишь? Ты не хотела ехать…

— Но Джулио там был.

— Да, был.

— Дальше.

— Только не надо говорить тоном тюремного охранника.

— Альдо, не испытывай мое терпение. — Мне хотелось кричать.

— Между мной и Адой было всего лишь увлечение…

— Ты — дерьмо.

— Дай мне договорить.

— Дружбу с детства ты называешь увлечением?

— Это всего лишь привязанность.

Я была вне себя.

— Конечно, а что же еще! Отличное кровосмесительное совокупление!

Мы молчали. Никто из нас не осмеливался заговорить. Я собиралась дать отбой, но он заговорил:

— Когда она вернулась в Рим с Джулио, мы возобновили переписку. Я знаю, тебе это не понять… Никто из нас двоих не объяснил бы, почему это случилось, но та ночь сблизила нас..

— Спрашиваю тебя последний раз: кто такой А.?

— Клянусь тебе Адой: не знаю.

Я мерила шагами холл с горящей между пальцами сигаретой «Кэмел» и раскалывающейся головой. Потом взяла записную книжку, трубку радиотелефона и набрала номер Джулио.

Семь лет назад Джулио Манфреди, бывший ухажер Ады, переехал в Милан; последний раз я разговаривала с ним в прошлом году, когда родился его сын Энрика Интересно, каким он стал? Его кудряшки все так же свисают, как лианы, ему на глаза, может, потолстел, все так же кипятится, говоря о политике? После пары гудков я услышала в трубке голос Николетты, его жены, которая успокаивала хныкающего ребенка, и извинилась за поздний звонок.

Судя по всему, Джулио обрадовался моему звонку.

— Прости меня, просто я перечитывала старые письма Ады, ну и подумала… — Я не могла подобрать слова. — Джулио, что у вас там было?

— Не клади трубку, пойду в другую комнату.

Через минуту он произнес.

— Мы с Адой уже давно не занимались любовью. Она была в очень подавленном состоянии, и все из-за работы. Она откровенничала со своей новой подругой…

— Что за подруга?

— Анна. Она приходила на похороны, помнишь?

— Нет, не помню. Столько было народу. Что тебе о ней известно?

— Джорджиа, у тебя такой голос… Мне становится страшно.

— Джулио, что ты о ней знаешь? — не отставала я.

— Ну, то, что ей нравились женщины.

Я проглотила пилюлю и спросила ради приличия:

— Как там Энрико?

— Необыкновенный ребенок. Ты должна навестить нас…

Я погасила сигарету в пивной банке и позвонила Альдо. Возможно, он ждал моего звонка, так как сразу ответил.

— Альдо…

— Да, слушаю, — ответил он более мягким тоном.

— Как поживаешь?

— Закончил свою пятую книгу, она пока не опубликована, пишу рецензии для журнала на книги других, кое-что перевожу…

— С кем-нибудь встречаешься?

— Время от времени.

Альдо Чинелли. Я все еще помнила, как он забрасывал всех вопросами, чтобы не дать другим спрашивать его о самом себе.

Девушки всегда уводили его далеко в сторону от его устремлений: любовные страдания с риском для жизни, всегда без гроша в кармане, с рюкзаком за спиной и с немецким, английским или французским словарем в руке.

Я не стала ходить вокруг да около и сказала:

— Расскажи все, что знаешь, пожалуйста.

— Подожди, возьму сигарету.

— Ада хотела оставить Джулио, Рим и все остальное… Она устала, была в подавленном настроении и начала пить, — вскоре произнес он.

Открыв холодильник, я взяла еще банку пива и с силой дернула за язычок.

— Естественно, она не хотела, чтобы твой отец знал об этом.

— Разумеется. Расскажи мне про А.

— Она голову потеряла из-за него.

— Она была беременна?

Наступило молчание.

— Не знаю.

— А. бил ее?

— Ну, если пьешь и нюхаешь кокаин… Несколько раз случалось.

— Она тебе когда-нибудь говорила о самоубийстве?

— Не о своем .

Я знала, что речь шла о моей матери.

— Она при тебе упоминала когда-нибудь Анну?

Он замолк.

— Кажется, нет.

— Альдо… У Ады были связи с женщинами? Он выдержал паузу.

— Оставь это. Все в прошлом Я потеряла терпение.

— Это мое прошлое.

— Что за желание снова сделать себе больно? — ответил он покровительственным тоном.

Мы молчали.

— Джорджиа, дам тебе совет.

— Братский совет? Он не отреагировал.

— Оставь в покое мертвых и займись живыми. Как поживает твой отец?

— Спокойной ночи, Альдо.

Приглашение на свадьбу

После очередной беспокойной ночи я проснулась в плохом настроении, а правый глаз покраснел еще больше. Если бы я пользовалась, как другие, косметикой, обязательно попыталась бы замаскировать разницу между глазами. Правда, вряд ли бы из этого получилось что-нибудь стоящее. Положив сигарету на край умывальника, я вымыла лицо, снова взяла сигарету, поморгала и затянулась.

Я смотрелась в зеркало и видела себя двенадцатилетней, машину «скорой помощи» перед домом, сидящую на топчане сестру.

— Говоришь, она уже мертва?

Через полчаса нас привезли в неведомую действительность, в больницу, и тетя сказала: «Здесь рождаются и здесь умирают».

Как утомительно быть человеком, черт возьми, как это утомительно.

Я затушила сигарету под струей воды, слегка поводила щеткой по зубам и вышла из дому.

Единственным человеком в полиции, с которым я поддерживала контакт, был сорокалетний начальник полицейского управления Болоньи Лука Бруни. Женат, есть ребенок — сын. Я познакомилась с ним несколько лет назад, когда вела дело Джулии Манцони, и смогла оценить его человеческие и профессиональные достоинства. Потом, как это часто случается, наши дороги разошлись, но мы знали, что в случае необходимости могли рассчитывать друг на друга. В тот момент, когда я зашла в книжный магазин на улице Орти и стояла перед вращающейся стойкой с книгами карманного издания, зазвонил мой сотовый телефон. Это был Бруни. Он сразу спросил меня, читала ли я газеты и, услышав мое «нет», попросил никуда не уходить: он скоро приедет, у нею ко мне срочный разговор.