Утро снайпера (сборник)

Она быстро пошла на кухню и загремела посудой.

Владимир смотрел на Веронику усталыми благодарными глазами.

Заходящее солнце посверкивало в зеленоватой воде аквариума…

Вероника осторожно поставила пустую чашку на блюдце:

— Чай у вас, Нина Ивановна, прямо какой-то необыкновенный…

Нина Ивановна тепло улыбнулась:

— Да. Чай особенный. Это нам моя сестра из Грузии присылает. У нее муж — потомственный чаевод. Он на вкус любой сорт назовет. А то еще скажет — пересушен или нет.

— Здорово, — покачала головой Вероника.

Солнце уже зашло, перестав играть в толстом стекле аквариума.

Слабый полумрак наполнил комнату.

— Вероника, возьмите еще пирога, — предложила Нина Ивановна.

— Ну что вы, я уже съела два куска. Спасибо.

— Пирог чудесный, мама, — Владимир коснулся пальцами морщинистой материнской руки.

— Спасибо… — тихо вздохнула Нина Ивановна.

— Наша мама вообще прекрасно готовит, — проговорил осмелевший Вася, шумно прихлебывая чай.

— Ладно хвастаться-то, — усмехнулась Нина Ивановна. — Ты смотри на брюки не пролей…

— Да чего я, маленький что ли…

Вероника посмотрела на небольшую фотографию, висящую над письменным столом.

Нина Ивановна, заметив, тихо проговорила, помешивая чай:

— А это мой покойный муж. Виктор Сергеич.

И помолчав, добавила:

— Он под Севастополем погиб.

Вероника кивнула, посмотрела на Владимира. Он ответил сосредоточенным, спокойным взглядом.

Вася посмотрел в окно, за которым быстро темнело:

— Вот сейчас уже луну видно. Хотите посмотреть?

— Хотим, хотим, — кивнул Владимир, — тащи свою хуевину…

Вася быстро вскочил, громко отодвинув стул, и выбежал.

Вздохнув, Нина Ивановна подперла щеку пухлой рукой:

— Прямо Самоделкин растет. В кладовке мастерскую себе оборудовал, целыми вечерами там сидит. Приемник сам собрал, теперь вот — телескоп…

Владимир вытер губы салфеткой:

— В меня растет разъебай. Я в его возрасте тоже от техники охуевал до зеленой блевоты…

Вася вошел, неся телескоп. Подойдя к подоконнику, он поставил его и повернулся к сидящим:

— Идите сюда, сейчас посмотрим…

Вероника с Владимиром подошли.

Вася покрутил колесико настройки и кивнул:

— Смотрите…

Вероника склонилась к окуляру, посмотрела. Яркая, серебристая Луна была огромной и очень близкой. Правый край ее мутнел, исчезая в темноте.

— Ох, как здорово, — удивилась Вероника и взяла Владимира за руку. — Посмотри. Это замечательно.

Владимир приложил глаз к окуляру:

— Ух ты. Красавица какая… уссаться керосином…

Они долго рассматривали Луну, Вася, улыбаясь, стоял рядом, а Нина Ивановна мыла на кухне посуду, негромко напевая что-то красивым грудным голосом…

Владимир провожал Веронику совсем поздно — автобусы уже не ходили, на улицах было пусто и темно.

Они шли обнявшись, голова Вероники, сладко пахнущая рекой, прижалась к его плечу, шаги гулко раздавались в сырой городской темноте.

— Какой сегодня день, — тихо проговорила Вероника, — как сон…

— Почему? — шепотом спросил Владимир, обнимая ее сильнее.

— Не знаю… — улыбнулась она.

Они пересекли пустынную площадь с двумя яркими голубыми фонарями и свернули на улицу Вероники.

— У тебя такая хорошая мама, — сказала Вероника, поправляя волосы.

— Мамы наверно все хорошие, — засмеялся Владимир.

— И брат милый. С ним хорошо наверно поебаться до изжоги…

Владимир молча кивнул.

Они вошли в сквер, молодые липы сомкнулись над их головами.

В сквере было совсем темно и прохладно. Неразличимые листья слабо шелестели наверху.

Владимир остановился, обнял Веронику и быстро поцеловал в теплые мягкие губы.

Вздрогнув, она спрятала лицо в ладони, тесней прижалась к нему.

— Я люблю тебя, Ника… — пробормотал он в ее волосы, — люблю…

Она обняла его за шею и поцеловала в щеку.

Он снова отыскал ее теплые губы.

Поцелуй был долгим, листья тихо шелестели, слабый ветер трогал Вероникины волосы.

— Милый… — проговорила она, дрожащей рукой гладя щеку Владимира, — как с тобой хорошо… мне так никогда еще хорошо не было…

Он снова поцеловал ее.

Они медленно двинулись по аллее.

Вероника показала рукой в темноту:

— А вон и общежитие. Тетя Клава ворчать будет…

Они подошли к общежитию.

В окнах было темно, только стеклянная дверь подъезда светилась.

Владимир взял Вероникины руки:

— Когда я тебя увижу?

— Завтра, — поспешно выдохнула она и добавила, — завтра я пососу твою гнилую залупень… и мы поедем опять на косу… хорошо?

— Хорошо, — прошептал он, — я буду ждать…

Вероника мягко освободила руки, махнула ему и скрылась в подъезде.

Постояв немного, он повернулся и побежал по аллее.

Прохладный воздух охватил его, листья шевелились, проносясь над головой.

Владимир бежал, радуясь силе и ловкости своего тела, бежал, улыбаясь прохладной темноте, в которой уже начинал угадываться свет наступающего дня.

Тополиный пух

Валентина Викторовна распахнула стеклянную дверь кабинета:

— Костя! К тебе ученики пришли!

Сидящий за широким столом Константин Филиппыч приподнялся, надел очки:

— Пусть пройдут.

— Они стесняются, — засмеялась Валентина Викторовна.

— Ну не в коридоре же мне их принимать… Зови, зови…

Валентина Викторовна скрылась, и через минуту в кабинет осторожно вошли трое молодых ребят и девушка с огромным букетом сирени.

— Здравствуйте, Константин Филиппыч, — дружно поздоровались они.

— Здравствуйте, здравствуйте, друзья, — весело проговорил Воскресенский, выбираясь из-за стола. — Располагайтесь, не стесняйтесь.

— Константин Филиппыч, — быстро заговорила девушка, — разрешите поздравить вас от всего нашего факультета с днем рождения, с юбилеем. Мы вас очень любим и ценим. И очень рады, что нам довелось слушать ваши лекции, быть вашими учениками… А вот это вам…

Она протянула ему букет.

Константин Филиппыч развел руками, неловко принял цветы и, перехватив узенькую ручку девушки, быстро поцеловал ее:

— Спасибо, дорогие, спасибо… я очень тронут… спасибо…

Один из ребят развернул бумажный сверток:

— А это, Константин Филиппыч, тоже вам от факультетского СНО.

Под бумагой оказалась красивая модель молекулы молочной кислоты. Вместо одного из атомов углерода в модель была вмонтирована сделанная из папье-маше голова профессора Воскресенского.

Константин Филиппыч разразился хохотом:

— Аха-ха-ха! Ну, молодцы! Проказники! Аха-ха-ха! Валя! Иди сюда! Посмотри! Посмотри!

Валентина Викторовна быстро подошла к столу, склонилась над моделью:

— Боже мой! Как же это вам удалось? А похож-то как!

— И главное — вместо углерода! — смеялся профессор. — А действительно, как же это вы так умудрились?

Один из студентов сдержанно улыбнулся:

— Общими усилиями, Константин Филиппыч.

— Ну, спасибо, спасибо… — профессор вертел модель в руках, — я ее теперь на столе держать буду, вот здесь.

Он отодвинул стопку бумаг к краю и поставил модель:

— Вот так. Ну, а что же вы все стоите?! Садитесь, садитесь!

Студенты попятились к двери:

— Спасибо, Константин Филиппыч, но нам пора.

— Отчего же пора? Куда спешите?

— Экзамены завтра. Математика.

— Аааа… Ну тогда понятно, — посерьезнел Воскресенский, — математика — дело архиважное. Я, признаться, в ней плоховато разбирался… — Он улыбнулся, рассеянно потер седой висок.

Студенты заулыбались.

— А может, все-таки чайку выпьете? — спросила Валентина Викторовна.

— Нет, что вы. Спасибо. Нам пора.

— Жаль.

— Ну, заходите хотя бы после экзаменов, — развел руками Воскресенский, — заходите обязательно! А то обижусь!

Студенты закивали: