Круговорот лжи

— Ничего подобного.

— Должна признаться, я потрясена. От тебя я этого не ожидала. Кто она?

— Мод, у меня никого нет. Хотя, должен признаться, твое предположение мне очень польстило. — Лучше слыть бессердечным волокитой, чем обманутым мужем. Я глупо хихикнул.

Мод спросила:

— Как ты можешь смеяться? Ты что, хочешь сказать, что Элен?…

— Нет, не хочу. С чего ты взяла, что все так просто?

Она умолкла. Неужели мне не удалось убедить ее? Я тут же перешел на более высокомерный и бесстрастный тон:

— Знаешь, дорогая, люди часто отдаляются друг от друга, сами не понимая, что случилось. Это может длиться годами. Потом появляется конкретный повод, но сам по себе он не имеет значения. Просто однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что твой брак потерял смысл, что говорить вам больше не о чем, что у вас не осталось общих интересов и вам не к чему стремиться. Признать это трудно и больно, но…

— Ты говоришь о себе и Элен или о ком-то другом? Что, Элен действительно ушла?

Вопрос был философский. Имел ли я право сказать «ушла», если надеялся, что она вернется? Но она не собиралась считаться с моими надеждами. Продолжал ли я надеяться? Каковы были ее намерения? И так далее. Я сказал:

— Она ушла из дома. Живет в квартире над зубоврачебным кабинетом. Никто из нас на развод не подавал. Точнее, не подавал я. Но если бы Элен сделала это, то, скорее всего, сказала бы мне.

— Она забрала одежду?

— Да. Но не всю. Думаю, в шкафу еще что-то осталось. — Я прекрасно знал, что там осталось черное шерстяное пальто, две шелковые юбки и блузка, которые Элен никогда не нравились, и три пары обуви: пара лакированных туфель на низком каблуке с ободранными носками; пара немилосердно жавших серебряных вечерних туфель на высоком каблуке, которые ей было жалко выбросить, потому что они стоили целое состояние, и пара потертых пляжных сандалий на веревочной подошве. — Всякое старье, — признался я. — То, что она давно не носит.

— О Боже, — пробормотала Мод. — Значит, она и в самом деле бросила тебя!

Я ответил с героической сдержанностью:

— Я уже сказал, что она сделала это. А что, ее одежда имеет такое значение?

— Все зависит от того, что человеку дорого. Ты бы понял, что я ушла из дома, если бы не увидел моих книг и проигрывателя для компакт-дисков.

— Это другое дело. У тебя получается, что Элен — существо пустое и тщеславное.

— Вовсе нет. Просто одежда доставляет ей творческое удовлетворение.

— Так же, как шляпы доставляют творческое удовлетворение моей матери?

— У Элен есть вкус! Одежда для нее способ самовыражения, а не проявление тщеславия. Если ты не понимаешь этого, неудивительно, что она ушла от тебя.

— Спасибо, Мод.

— Ох, извини, мой утеночек. Я не хотела сказать ничего плохого. Честно говоря, я очень расстроилась. — Последовала пауза, а затем вздох. — Я понимаю, ты тоже расстроен. Это для тебя тяжелый удар. Мне действительно ужасно жаль. — Последовал еще один вздох, тяжелее первого, еще более продолжительная пауза, являвшаяся формальным выражением скорби и сочувствия, а затем Мод бодро сказала: — Нет смысла киснуть. Возвращайся к работе, это лучшее лекарство. Берись за лямку. Тебе Джордж не звонил? Мы с Недом были у него вчера вечером. Эта симпатичная малышка — как ее там… — приготовила отличный обед. Нед ел за троих.

— Илайна. Дочь Джорджа зовут Илайна. Нет, сегодня с Джорджем я еще не разговаривал. Я думал, вы с Недом не видитесь.

— Ох, перестань. С какой стати? Время от времени он срывается с поводка. Бедняге это необходимо. Дело в том, что Полли ждет ребенка, и Нед ужасно волнуется. Но она девушка здоровая и, я думаю, справится с этим без особого труда.

— Полли?

— Жена Неда. Ты же знаешь, он женился.

— Да. Но, по-моему, ты была от этого не в восторге.

— Разве? Ну, с тех пор много воды утекло. Старый дурак сделал девушке ребенка и, со своими старомодными взглядами, счел, что обязан жениться. Неужели я тебе не говорила? Или ты меня просто не слушал? Честно говоря, я уже сама не помню, когда Нед сказал мне об этом. Видишь ли, он не слишком гордится собой и чувствует, что оказался в дураках, хотя все вышло лучше, чем можно было надеяться. Мы с Полли неплохо поладили. Ей нужна помощь по хозяйству и советы, как вести себя с Вдовой. Тут ей Нед помочь не может. Он сам ужасно боится матери. Я всегда говорила ему, что в ней корень зла — именно из-за нее он всегда боялся женщин.

Я чувствовал себя как Рип Ван Винкль. За те пять месяцев, которые я был заперт в четырех стенах, ссорился с Элен и разъезжался с ней, жизнь других людей продолжалась, калейдоскоп складывался в новые узоры, появлялись новые углы, возникали новые детали. Тетя Мод применила «лучшее лекарство» и с головой ушла в работу, она копалась на участке, ходила на заседания, мирилась со своим старым другом Недом, изменяла отношение к его браку и становилась кем-то вроде третьего партнера в его новой семье — лучшей подругой мужа, наставницей молодой жены.

Впрочем, тут мало что изменилось, просто появился новый игрок. Будет ли Полли такой же уступчивой, как Дженни? Вряд ли Нед был способен стать решительнее; человек, который «боялся» женщин, едва ли мог устоять против Мод. Нед сумел отдалиться от нее настолько, чтобы сделать девушке ребенка, однако, похоже, теперь снова оказался на коротком поводке. Впрочем, возможно, он сам к этому стремился. Жертва нередко бывает заодно с преступником, а Мод всегда придавала его жизни полноту: животрепещущий сгусток интриг и драм. И тут я подумал (уже не в первый раз): а вдруг Нед и моя тетушка и в самом деле когда-то были любовниками?

Тем временем Мод говорила:

— …подумывает продать пять-шесть картин, чтобы заплатить налоги. Национальная галерея заинтересовалась; Нед и сам хочет предоставить им право первой ночи, но вчера Джордж сказал, что это лучше сделать в Нью-Йорке. Конечно, придется получить в галерее разрешение на вывоз. Безусловно, на все это уйдет уйма времени. Послушай-ка… Кажется, брат Элен работает в Министерстве торговли? Я сказала Неду, что он может оказаться нам полезным. Хотя, наверно, теперь неловко к нему обращаться, ведь вы с Элен…

Я сказал:

— Не волнуйся, Джордж прекрасно знает, как действовать в таких случаях.

Она и не волновалась. Роль кукловода была коньком Мод и всегда доставляла ей удовольствие.

Ее жизнь била ключом.

Мод продолжила:

— Дело не только в налогах. Нед просто разрывается на части. Знаешь, сколько требуется на содержание этих огромных, продуваемых ветром бараков? Придется потратить уйму денег на балки, крышу, лестницу, которая ведет к галерее. Плесень, грибок, древесный жук… Со всем этим они уже столкнулись, и Бог знает, что их ждет, когда они приступят к делу. Нед просто поседел от хлопот.

— Бедный старина Нед. Наверно, ему следует обратиться за помощью в Службу социального обеспечения.

— Это не смешно. Я прекрасно знаю, что такое бедность. Ты наверняка считаешь, что ему следовало бы передать все в Национальный фонд, и дело с концом. Но Нед вбил себе в голову, что должен собрать воедино всю коллекцию Оруэллов. И дело не только в уважении к предкам, хотя это тоже имеет место. Он хочет оставить это всем — тебе, мне, своим потомкам. Лично я думаю, Нед совершает благородный поступок.

— А ты не находишь, что частный дом в северном Норфолке не слишком подходящее место для галереи, ведь он расположен в стороне от всех магистралей…

— Галерея открыта два дня в неделю. Люди приезжают отовсюду. Если картины разделить и передать в государственные галереи, большинство из них будет пылиться в запасниках. Нам с тобой это известно лучше, чем кому бы то ни было. Очень жаль, что с некоторыми из них придется расстаться. Но, по крайней мере, их можно скопировать и хранить в коллекции копии. Это дело должно представлять для тебя интерес, и не только материальный. Хотя речь идет о миллионах. Вот ирония судьбы! Ведь дед Неда покупал картины, потому что они ему нравились. Для удовольствия, а не для прибыли. Но вкус одного человека… придает коллекции определенный индивидуальный отпечаток. Мне казалось, тебе это должно понравиться. Я права? Нед сказал, что предложил тебе заняться этим, но не понял твоей реакции.