Слово

ЭТО БЫЛА БЕССОННАЯ НОЧЬ, сейчас же давно стояло утро самой черной пятницы, которую Стивен Ренделл переживал когда-либо в собственной жизни.

Он приказал Тео отвезти себя, но не в гранд-отель “Краснапольски”, а в пятиэтажное здание, растянувшееся вдоль Дам, в Bijenkorf, крупнейший амстердамский универсальный магазин.

Двадцать минут назад он звонил Анжеле Монти из “Амстеля”, но в гостинице “Виктория” ее не застал; правда следующий звонок обнаружил ее только что зашедшую в помещение рядом с его собственным рабочим кабинетом, где Анжела собиралась сегодня работать, заменяя Лори Кук в качестве личного секретаря Ренделла.

Телефонный разговор был односторонним, говорил только он сам и очень коротко:

— Анжела, мне нужно встретиться с тобой и очень срочно. Не в кабинете. Где-нибудь снаружи. Ты говорила, что уже не раз бывала в Амстердаме. Как насчет универмага на Дам? Есть там кафе или бар, где мы бы посидеть несколько минут? — Такие там были, один на первом этаже, а второй на пятом, приличное кафе. — Прекрасно, тогда наверху. Я выезжаю немедленно. Встретимся там.

В универмаг он зашел со стороны Дам. Поскольку время было раннее, гигантская торговая империя еще не была забита покупателями. Ренделл спросил у говорящей по-английски продавщицы из отдела сумочек и шляп, как найти лифт, и та указала прямо на центр торгового зала.

Ренделл поспешил между стойками и витринами, заполненными бижутерией и искусственными цветами, стереомагнитофонами и полотенцами, практически ничего не видя, ничем не интересуясь, пытаясь сконцентрироваться на предстоящей неприятной встрече с Анжелой Монти.

Вполне возможно, что она была обманщицей, и практически наверняка — изменницей. Поначалу он сомневался в разведывательных материалах де Фроома, говорящих о бесславной отставке профессора Монти, о том, что Анжела одновременно и лгала, и использовала собственное тело, чтобы защитить и прославить своего отца. Но даже получив доказательства того, что Анжела сотрудничала с голландским клириком с целью разрушения Воскрешения Два, Ренделлу все равно было трудно поверить во все это. Почему она желала помочь в уничтожении проекта, если его крушение, в свою очередь, полностью сотрет с лица земли и ее любимого родителя? Если только — а эта возможность, как чувствовал Ренделл — если только Анжела совсем не любила отца. Из всего того, что Ренделлу было известно, Анжела и вправду могла ненавидеть отца, а в связи с этим — искать возможности саботировать проект, основанный на его открытиях.

В любом случае, какими бы ни были мотивы, оставался болезненный факт: Ловушка, сработавшая вчера вечером, неопровержимо представила Анжелу в качестве тайного информатора внутри Воскрешения Два. Как только это сделалось ясным, сразу же стали ненужными сомнения в заявлениях де Фроома, что она является изменницей и плутовкой. Ведь еще вчера днем и вечером позавчера он откровенничал с нею, как с никакой иной женщиной, и он же любил ее и доверял ей, как никакой иной женщине до того. Невозможно было поверить, что она предала не только проект, но и его собственную к ней любовь. Тем не менее, не было никакой возможности объяснить каким-либо иным образом то бесспорное доказательство, что именно она это и совершила.

Через несколько минут он все узнает. Ренделл боялся правды, но он обязан знать ее, даже если эта правда оттолкнет его от Анжелы.

Ему хотелось придушить ее за противодействие той пускай и невеликой, но веры, которую он недавно обрел. Только вот это означало, что, сделав подобное, он и сам бы покончил с собой. В этой конфронтации не было ни проблеска надежды. В ней не могло быть ни единого оставшегося в живых.

Все лифты были в движении. В нескольких метрах от себя он увидел покупателей, поднимавшихся на эскалаторе. Ренделл и сам поспешил в их сторону, встал на движущуюся ступеньку, придерживаясь за поручень.

Сойдя с последнего прогона эскалатора на пятом этаже, он глянул направо и налево, пока не заметил вывеску: EXPRESBAR / EXPRES BUFFET.

Он прошел через турникет, получив желтый билетик — бланк чека, на котором будет выбит его заказ. Прямо перед собой, возле стойки с готовыми блюдами, он увидал Анжелу с подносом в руках. Она просматривала меню, висевшее на стене за стойкой: warme gerechten, koude gerechten, limonade, koffie, thee, gebak.

Ренделл подошел к ней со спины.

— Закажи мне просто чай, ничего больше не надо. А я поищу для нас столик.

Еще до того, как девушка смогла поздороваться, он уже повернулся, чтобы не видеть ее лицо. Столы с пластиковыми столешницами посреди бара были уже заняты. С другой стороны имелась изогнутая стойка закусочного бара с высокими стульями, вот там места хватало. Ренделл тут же взгромоздился на стул, спиной к стойке, возле которой стояла Анжела, и уставился вниз, на суету нижних этажей универмага.

Ожидание казалось для него вечным.

— Доброе утро, дорогой, — это была Анжела.

— Доброе утро, — холодно ответил он, после чего взял поднос со своим чаем, кофе и бутербродом с маслом для нее, держа его между собой и девушкой таким образом, чтобы поцеловаться было невозможно, и удерживая на весу, пока Анжела не села на стул рядом. Только лишь затем он поставил поднос на стойку, с деловым видом всыпал сахар в свою чашку и начал перемешивать чай, неспособный поднять глаза.

— Что случилось, Стив? Сегодня утром ты какой-то странный.

Наконец-то он встретил взгляд ее прекрасных, теперь удивленных, зеленых глаз, что скрывали хитрость и измену.

Он чувствовал, как кишки болезненно скрутились в животе, и не знал, с чего и каким образом начать.

— Стив? — настаивала Анжела. — Почему ты глядишь на меня так?

— Как?

— Так холодно.

Покончить с этим можно было лишь начав разговор. И он начал его. Он знал, что голос его дрожит:

— Анжела, я узнал кое-что вчера вечером, кое-что, связанное с тобой, и я должен обсудить это сейчас. Ренделл глубоко вздохнул и сделал первый выпад:

— Ты лгала мне относительно своего отца.

Не было никаких сомнений, что она покраснела.

— Я лгала тебе? Кто сказал такое? Что за чушь тебе наговорили?