Голубой бриллиант (Сборник)

За всякий мой грех в испытании,

Виной всех зол меня нарекают,

Клянут на площадях имя Бориса.

И ком вселенской боли и скорби, как вулкан, как чугунные

ядра мортиры, извергаются из богатырской груди певца и

разрываются в зале гулом рукоплесканий и возгласами

восторга. Светлая улыбка озарила вспотевшее лицо Маторина,

он сделал благодарственный поклон публике и восторженным

жестом указал на скромно стоящего у рояля концертмейстера,

- как потом узнали Таня и Силин, свою супругу Светлану

Орлову, - подошел к ней, бережно взял ее тонкую руку и нежно

поцеловал. Таня с восхищением, очарованием и доброй

завистью подумала: "Сколько любви и ласки в этом

трогательном благородном жесте", и еще плотней прижалась к

Силину, всем существом своим ощущая его волнение и

душевный порыв. А взволнованный Силин мысленно

повторял: "Клянут на площадях имя Бориса, только уже не

Годунова, а Ельцина, клянут и в домах, и в поездах, и на

фермах, в студенческих аудиториях. Проклятие кошмарным

пологом висит над всей Россией. Не клянут лишь в

православных храмах по причине особой симпатии патриарха

к Борису Кровавому". Пожилая женщина, сидящая впереди них

во втором ряду, с горькой печалью произнесла вслух только

что прозвучавшие со сцены слова: "Голодная, бедная стонет

Русь".А Маторин все пел, арию за арией, его необыкновенной

красоты голос восхищал и очаровывал. Он подчинил, покорил

слушателей и был для них владыкой и царем, и зал раз за

423

разом взрывался овацией восторга, и опять влюбленный и

нежный супруг губами касался изящной руки Светланы

Орловой.

Взволнованные Силин и Таня вышли на Театральную

площадь. Ветер приутих, но подмораживало.

- Этот концерт вселил в меня если не оптимизм, то

надежду. Жива еще Россия, у которой есть такие таланты, как

Владимир Маторин. Их, наверно, много таких, только путь к

массовому зрителю, к народу для них закрыт. На телеэкранах

бесятся бездарные шулеры.

- И зарабатывают по миллиону в день, - добавил Силин.

- А подлинные таланты нищенствуют. Искусство, духовность

рынку не нужны.

Домой вернулись поздно, довольные и счастливые. Таня

пригласила Силина "попить чайку". Он с радостью согласился.

Театр их сблизил, именно там она совсем не преднамеренно

обратилась к нему на "ты"; получилось это как-то естественно,

само собой. Дома, проводив его в гостиную, она сказала:

- Снимай пиджак, располагайся, - и подала ему

вчерашнюю "Советскую Россию", а сама удалилась в спальню.

Через пять минут вышла в изящном голубом халате,

подпоясанном по талии. Он вскинул на нее удивленный и

вместе с тем очарованный взгляд. Грациозная, свежая,

румяная, она была прекрасна. Словно отвечая на его немой

вопрос, решительно объявила, пытаясь скрыть волнение:

- Сегодня ты заночуешь у меня. Позвони Оле,

предупреди. Она поймет и не обидится.

"Кажется, наступил тот час, которого я так долго и с

мальчишеским нетерпением ждал", - с трепетом и восторгом

подумал Силин. А она продолжала с загадочной улыбкой:

- Сегодня мы будем пить только чай, и ни капли

спиртного. Ни-ни. Мы должны быть свежие, как огурчики. Это

говорит тебе врач.

Он догадывался, о чем идет речь, и все еще не верил:

это так неожиданно. У него пропал аппетит, и на ее

предложение "сейчас будем ужинать" ответил:

- Мне не хочется. Только чай.

- Представь себе - и я не хочу. Будет чай с сыром и

маслом. Хорошо?

Он ласково кивнул. Душа его пела. Он любовался ее

голосом, открытым, без жеманства, ее доброй, чуть-чуть

озорной улыбкой, каскадом шелковистых волос, падающих на

узкие плечи, и все еще не верил, что мечта его уже подошла к

424

порогу и стучится в дверь. Он боялся спугнуть ее

непродуманным словом или жестом. Он отложил в сторону

газету, снял пиджак, повесил его на спинку стула, растянул

галстук. А она все с той же деловитой легкостью достала

вешалку и упрятала его пиджак вместе с галстуком в гардероб.

- Тебе понравилась его жена? - вдруг спросила Таня,

имея в виду Светлану Орлову.

- У вас есть что-то общее. Во внешности.

- А какие трогательные отношения. Мечта, - с умилением

сказала она, разливая чай.

- Ты права, - согласился Силин. - Любовь - это самое

святое, самое сильное и неистребимое, чем природа одарила

человека. И в то же время самое хрупкое, беззащитное и

ранимое. - И вдруг перевел разговор на то, что его тревожило в

эти последние дни и недели: - Если я правильно понял тебя,

ты приняла решение?

- Ты правильно понял, - подтвердила она, не сводя с

него взгляда, полного обожания.

- А тебя не смущает моя небезопасная служба?

Угрожали, стреляли и еще будут.

- Нисколько. Я же обстрелянная, в меня тоже стреляли.

Меня заботит другое... - Она задумчиво замолчала, он

настороженно ждал. - Проблема спальни. Говорят, это чуть ли

не решающая проблема семейной жизни - сексуальная

несовместимость.

- Откуда такая чушь? - решительно отверг Силин.

- Не знаю: у меня нет опыта. Из мужчин я знала только

мужа и никогда и в мыслях не было желания изменить ему. А

он мной пренебрегал. Клялся в любви и бегал к другим.

Почему, что за причина? Может, я сама в этом виновата?

Может, я сексуально невоспитана? Оказывается, одного

родства душ недостаточно, нужна совместимость полов. Вот

это нам предстоит с тобой выяснить. - Наливая еще чай, она

сделала попытку скрыть свое смущение и продолжала: - Мы

уже не молоды, и будем называть вещи своими именами: да,

нам предстоит экзамен. Серьезный. Я люблю тебя. Наверно,

полюбила с нашей первой встречи, но только сегодня там, в

театре, по-настоящему поняла, как я глубоко люблю тебя.

Только не умею и не хочу выплескивать свою любовь наружу.

Силин молча и с волнением слушал ее монолог, затем

нежно взял ее руку и приник к ней губами. Горячая струя

благости волнующим ручейком побежала по ее руке и

расплескалась по всему телу. Очарованное лицо ее вспыхнуло

425

багрянцем. Силин поднял на нее взгляд, приоткрыл дрожащие

губы, но она упредила, прикрыв ладонью его рот:

- Не надо, родной, молчи, не говори: я все понимаю и

чувствую. Смотрю в твои глаза и вспоминаю гениальные

строки Есенина: "О любви слова не говорят. О любви мечтают

лишь украдкой, да глаза, как яхонты, горят".

...Утром, когда первый луч сверкнул на Останкинской

телеигле, Силин, теперь уже Костя, нежно обнял своими

ручищами ее теплые обнаженные плечи, а она прижималась к

нему, как тоненькая веточка к могучему клену, трепещущая

нежными листочками, впилась в его грудь влажными губами,

полусонно прошептала:

- Ну как, мы выдержали экзамен?

Его губы, утонувшие в потоке ее шелковистых солнечных

волос, прошептали:

- На пятерку с плюсом. Ты согласна?

- Да, милый, на пятерку со многими плюсами.

За завтраком Таня мечтательно заговорила:

- У нас будет мальчик. Наш сын. Мы назовем его...

- Васей, Васильком, - опередил Костя и пояснил: - В

честь дедушки Василия Ивановича. Он мне понравился,

крепкий мужик, думающий. На таких держалась Россия и будет

держаться.

Москва, 1994 г.

426

ЧТО ЗА ГОРИЗОНТОМ?

Глава первая

АВТОР

В середине мая мой давнишний друг народный артист,

мхатовец Егор Лукич Богородский пригласил меня на