Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

С большой долей достоверности можно предположить, что, поскольку еврейско-хазарское иго на Руси было столь же тяжким, как и последующее монголо-татарское, то сам титул иудео-хазарских правителей-каганов навсегда ассоциировался в памяти русского народа с евреями вообще, точно так же, как накрепко ассоциировалось слово «хан» с монголами и татарами.

Понятно, этот психологически достоверный результат по воле господствующей субстаи должен оставаться русским неизвестен. О татаро-монгольском иге все уши прожужжали, нашествие поляков или крестоносцев — пожалуйста, а вот о том, что было Первое еврейское иго и что мы были данниками Иудо-Хазарии до вокняжения Святослава — ни-ни. Хотя об этом говорится в летописях многих народов (см. Л.Гумилёв. Зигзаг истории).

Инородцы-некрофилы, веками занимающие господствующее положение в российской административной иерархии, хотя и были разных национальностей, но равно требовали от «академиков», чтобы те внушали исполнителям одно: святой равноапостольный Великий князь Киевский Владимир Красное Солнышко вовсе не «равич», загнавший русичей в долговую кабалу, но кто-то другой. Он выбрал для подданных пилатоненавистничество (бесталанность) потому, что, дескать, хотел русичам добра, а вовсе не потому, что, как и всякий властитель, был обречён всеми силами делать из подданных легко помыкаемое стадо. Дескать, властитель, но никаких неотъемлемых качеств властителя. Огонь, но не жжёт, вода, но от пламени не отличима. Естественно, «академики» при описании действий Владимира-«внутренника» вместо корректного «пилатоненавистничество» использовали ложно-одурачивающее—«христианство».

А что князь поощрял среди подданных уничтожающее волю пьянство, так не потому, что властитель, а напротив, потому, что он, сама небесная благожелательность, умом понял, что «пити есть веселие Руси» и заповедовал русичам: радоваться. Дескать, именно из-за заботы о личностном начале у русичей и пьяная религия, и порабощающие «внутреннические» «знаки могущества».

На пропаганду веры в исконность для русских пьянства они тратили и тратят грандиозные средства. При этом, естественно, оплёвывают или замалчивают те древнерусские литературные памятники, в которых говорится об исконной трезвости русских. Например, «Велесову книгу». А в «Велесовой книге», среди прочего, сообщается, что древние русичи напитки, испорченные брожением, не пили вовсе — а пили сурью, посвящённый Солнцу молочный напиток (С.Лесной. Откуда ты, Русь?).

Согласно исследователю «Велесовой книги» С.Лесному, пьянство пришло на Русь от эллинов. Русины, вернее, только их часть — воинские дружины («когорта»?), позарившись на зарубежные шмотки (коренное русское население «когорте», действительно, должно быть чуждо), отправились походом на юг. Грабёж — грех, свойство же греха таково, что он не только воспроизводится в потомках, но и умножается, подминая и другие сферы души. Понятно, военные в походе освоили пьянство. Скажите, как назвать тех лиходеев, которые в привычках уподобились недругам своего народа? Может, совестью нации? Или защитниками отечества? А может, предателями? Точнее, «когортой»?

Что ж, «велесовское» описание появления среди русичей пьяных династий именно среди военных психологически достоверно. Вспомним лето 1941-го — повальные сдачи в плен не отказывавшихся от казённой водки комсомольцев и комиссаров. Смердящие перегаром комсомольцы (перед наступлением полагалось 200 граммов водки), спотыкаясь, с криками «Ура!» добирались до немецких окопов и там без выстрела сдавались. (Немцы часто и не стреляли, зачем расходовать патроны?) Или вспомним пьяное православное воинство, в 1904 году разбегавшееся от японцев с воплями «Кавалерия!» (и это при том, что её у японцев не было). При этом, помнится, негосправославные сибиряки держались. Или вспомним, что нововведения Владимира-«иудо-внутренника» поддержала именно каста дружинников, потомки тех, кто спаивал Русь. А вот на Бородинском поле, в рекрутском войске с повышенным содержанием неугодников, отказ от подносимой властителями-немцами дури был массовым.

Из всего этого следует, что на самом деле пити есть веселие исполнителя. И то, что психоэнергетические начальства тем или иным способом должны народ втравливать в пьянство, — такой же непреложный закон управления, как в природе закон гравитации.

С учётом вышесказанного, насильственное введение Владимиром-«иудо-внутренником» пилатоненавистничества приобретает смысл противоположный от навязываемого училками («академиками») потомственным исполнителям. Разумеется, вождь хотел из русичей сделать послушное стадо, сознательно или бессознательно он выбирал к тому приёмы — не столь важно, хотя, конечно, бессознательно. Исполнитель-вождь времён первого насильственного крещения Руси в пилатоненавистничество — раб преступлений своих предков-«внутренников», невротик (см. «КАТАРСИС-1» и «КАТАРСИС-2»), и иначе поступить с психоэнергетически подмятыми исполнителями просто не мог.

Итак, глубоко закономерно, что вождь ввёл для населения метанации именно пьяную «религию». Непьяную веру властители могут позволить себе только в тех народах, где неугодников нет, — трезвые исполнители работают всё-таки лучше пьяных.

Но почему выбран был именно «греческий» подвид пилатоненавистничества? Ведь и в «латинском» варианте пьют тоже?

Подтолкнуть любой народ под уклон оскотинивания можно способом далеко не произвольным. Развить наступление проще только на том направлении, где удалось «захватить плацдарм», его же захватывают в наиболее слабом месте обороны. Древние русичи соприкасались со многими народами, но порок пьянства закогтил их через греков. Потому и греческая же религия.

Но есть и ещё подкрепляющие соображения.

Вопрос: властителю-«иудо-внутреннику» что должно было нравиться—«иудо-внутренническое» или «сыновское»?

А именно: чьи храмы — блистающие золотом греческие или более скромные римские, в которых для наведения транса (для проваливания в невроз послушания) предпочитали манипулировать статуями Великой Матери, — должны были понравиться равичу Владимиру?

Как и всякий торчок, златолюбивый равич оригинальным быть не мог.

И не был.

Да, выбор Владимира-«внутренника» был предопределён вкусом предков, а не подвластного народа: красивым ему должно было показаться золото.

Так что «торжества православия» русичам-исполнителям было не избежать. И не стоит удивляться, почему ещё триста лет после «крещения Руси» то тут, то там вспыхивали вооружённые восстания против нахрапистых проводников «исконно русского» православия.

Что ж, доставшееся нам, нынешним россиянам, от предков наследство «культурных форм» показывает, что предприятие вождя-«иудо-внутренника» удалось — во всяком случае, в отношении некоторой части населения. Не первое столетие на Руси все знают, как отличить угодного властителям (послушного на всякое зло) от неугодного: если пьянствует — значит, православный, свой, истинный, а не пьянствует — берестяной колпак ему на голове жечь! Об этой укоренившейся методике определения благонадёжности в православной литературе во времена правления немцев Романовых писали открыто: дескать, в истинном обращении мужика из сектантства в православие можно было быть уверенным только если он вновь начинал пьянствовать.

Но, могут возразить, «равичу» должен был понравиться иудаизм и его знаки могущества больше, чем любая другая вера. Почему водкопоилец, за которого и поныне православным предписывается молиться и ежегодно служить особые службы, не выбрал для нас эту форму? Ведь под угрозой меча угодливые подхалимы обр`езались бы по самое куда хочешь, никуда бы не делись — ведь не сбежали же с принудительного пилатоненавистнического крещения!

А по той же причине, почему и аборигенам Хазарии иудаизм навязан не был.

Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост; а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всём, что делается руками твоими на земле, в которую ты идёшь, чтоб овладеть ею.