Певец тропических островов

Тут-то адвокат и узнал, что на Маршалковской в одном из дворов действительно находится часовая мастерская и в задней ее части действительно есть две комнаты, которые хозяин мастерской сдает: нечто вроде приемной и кабинет. Установить это удалось без особого труда: часовщик — не иголка в стогу сена. Однако это самая обыкновенная транспортная контора, владелец которой носит совершенно другую фамилию и нисколько не похож на человека, описанного на сиреневой бумаге.

— Понимаете, ни подстриженных ежиком волос, ни веснушчатых рук. Ковер на полу, пара мягких кожаных кресел и стол, — прокурор покосился на старинное бюро хозяина дома, — там, правда, есть, но только фантазер мог назвать тот ковер бухарским, а стол — произведением искусства. И никаких ваз для цветов, никаких подсвечников, а уж тем более Каналетто на стене.

— А… а племянник у часовщика есть? — спросил Гроссенберг.

— Жандарм?

Адвокат утвердительно кивнул. Прокурор закурил сигарету и некоторое время, словно колеблясь и мысленно что-то взвешивая, смотрел на огонек спички.

— Возможно…

Однако произнес он это неуверенно. Потом тяжело заворочался в кресле и перегнулся всем своим грузным телом к адвокату. А, как мы уже писали, когда человек наклоняется к своему собеседнику, это значит, что он склонен тому уступить, пойти навстречу.

— Мы ведь с вами не первый день знакомы, господин адвокат, — сказал прокурор, отдуваясь. У него был апоплексический загривок, и воротничок врезался в багровую шею. — Вы отлично понимаете, что, написав мне письмо, направили дело по определенному руслу. Поступить так, разумеется, вас побудила совесть… Правда, я бы на вашем месте, — тут он заколебался, — пожалуй, не стал спешить. Но что сделано, то сделано, и теперь уж силою вещей события развиваются в направлении, которое вы задали, хотя… как бы это сказать… безо всякого вашего участия. Задав направление, вы как бы сами от этого дела устранились… Можно привести в движение машину, не садясь за руль. Просто сказать шоферу: езжай, брат, надо, — ну, и… не следует удивляться, если после этого машина на наших глазах возьмет да укатит… Впрочем, гм, есть машины, которые вообще не любят, чтобы о них говорили…

— А почему вы меня упрекаете в поспешности?..

— Пан Адам, — тяжело дыша, проговорил прокурор совсем уж неофициальным тоном. — Так я ж, голубчик, только стиль имел в виду. С выбором стиля вы поторопились. Не хочу сказать, что вы кого-то задели, но… нельзя высказываться в утвердительной форме, а уж тем более со знаком восклицания, когда имеешь дело с материей, которая… которая соткана не столько из нитей, сколько из запахов… Ну, и давать понять, что запахи эти неприятны… Откуда вы знаете — может, несет не из того окна, из какого вы думаете, из чужой, а не из вашей кухни?.. Вы слыхали, например, о такой вещи, как внушение?

— Внушение? Это здесь при чем? — удивился Гроссенберг.

— Впрочем, запах — не комар, — вместо объяснения изрек прокурор. И, подняв руку, сделал вид, будто ловит что-то в воздухе. — Таким путем, голубчик, мне его не поймать!..