Раз в год в Скиролавках

О необычайно интересной вещи, почему маленькая ласточка попку выставляет из гнезда, а грудной младенец долго ходит под себя, не один вечер дискутировали Любиньски с Негловичем. Вывод их бесед был следующим:

— Человеческий детеныш ходит под себя, чего не делает маленькая ласточка, потому что человек был создан благодаря культуре. Он по природе своей существо окультуренное, что равнозначно тому, что именно благодаря культуре он стал существом природным. Принадлежит он и к существам ювенальным, то есть постоянно восприимчивым к новому и все время молодым. Маленькая ласточка сразу становится ласточкой, только маленькой. Маленьким конем сразу становится и жеребенок, который, родившись, тут же сам поднимается на ноги. Младенец же не сразу становится маленьким человеческим существом, а только задатком, обещанием человеческого существа. Он не будет ходить на двух ногах, если его этому не научат, не будет разговаривать без обучения говорить, не станет человеком в полном смысле этого слова, если благодаря долгому воспитанию и образованию не получит необходимой порции человеческой культуры. Ту культуру, благодаря которой человеческое существо становится человеком, оно не наследует, а всегда должно приобретать извне, в долгом процессе воспитания. Правда, оно ходит под себя довольно долго, но зато до конца жизни может расширять и углублять свою культуру, а также передавать ее другим. Поэтому не прав художник Порваш, считая человеческую породу наиболее гадкой, ведь самое важное не то, каким образом маленькое человеческое существо удовлетворяет свои физиологические потребности, под себя или вдали от себя, а то, какими оно обладает предрасположениями, и есть ли у него мозг, способный впитать определенный запас культуры.

Понятно, что подобные выводы мало волновали Порваша и пани Халинку. Тем более что через три недели ласточка начала летать по мастерской и обгаживать Порвашу тростники у озера, чем давала ему понять, что она вовсе не такая культурная, как ему сначала казалось.

И пришло воскресенье — день солнечный и безветренный, — когда пани Халинка и Порваш решили, что птичку надо выпустить на волю. В воскресный полдень на подворье художника собралось множество народу из Скиролавок и почти все школьники, с которыми пани Халинка разучила стихотворение, сочиненное по этому случаю писателем Любиньским.

Порваш вышел на балкон своего дома с маленькой ласточкой в руке, а внизу дети громко декламировали:

Порваш подбросил вверх ласточку, сначала похожую на черный шарик. А она тут же расправила свои крылья и, как стрела, вонзилась в небо над крышей. И случилась удивительная вещь — отовсюду слетелись к ней старые ласточки, начали эту молодую поддерживать на лету, почти себе на спину ее сажали. Казалось, что они ее кормят, что-то ей одна за другой подавали в клюв, летя все выше и выше. В конце концов все эти черные стрелы перемешались друг с другом, и неизвестно было, которая Порвашева, а которая выросла в гнезде.

Дети громко читали:

Никто не слышал, какое желание прошептал Порваш, но все видели, что он заплакал на своем балконе. Заплакала и пани Халинка, потому что вдруг поняла, как сильно она полюбила маленькую птичку.

Может быть, каждый из присутствующих на подворье загадал про себя какое-нибудь желание, подобное тому, которое было в стихотворении Любиньского. Это можно было прочитать на огромном и просмоленном, как кухонный котел, лице плотника Севрука, заметить в лисьей фигурке Шчепана Жарына, в серьезности, которая виднелась в глазах Эрвина Крыщака, в опущенной голове молодого Галембки, в сгорбившейся вдруг спине Антека Пасемко или в сомкнутых веках старого Отто Шульца. Все они, упомянутые и неупомянутые тут по фамилии люди из Скиролавок, тихонько повторяли вместе с детьми:

И хотя назавтра кто-то нашел на шоссе сбитую автомобилем маленькую ласточку, похожую на ту, которую выпустил на волю художник Порваш, то ведь в это время много молодых и старых ласточек летает над крышами домов и над дорогой, а та, Порвашева, не могла погибнуть, раз так высоко она взлетела в небо за каплей счастья для людей из Скиролавок.