Озеро призраков

— Проснись, скоро утро, — сказала она и положила ему руку на лоб. Он не ощутил её теплоты — она была холодна, словно лёд.

Будто испугавшись, что прикоснулась к нему, Наташа быстро отдёрнула руку:

— Вот выпей. Я кофе сварила, пока ты спал. — Она протянула руку и взяла с тумбочки чашку.

— Я не хочу, — воспротивился Николай. — Потом, потом, поставь на место.

— Да бери же! — настаивала она и почти насильно всунула ему в руку небольшую керамическую чашку.

«Где я видел эту посудину? — мелькнула у Воронина мысль. — До чего знакома».

Чашка была холодная, словно принесённая с мороза. Над кофе в ней плавал коричневый туман, поднимаясь вверх от ледяной жидкости. Николай сел на кровати и словно обжёгшись ото льда, поставил чашку на тумбочку. Он узнал её. Это была чашка кофейного сервиза, подаренного Наташе подругами на свадьбе.

— Ты чего же не пьёшь? — спросила Наташа.

— Я так, так, — не нашёлся сразу, что сказать Николай. — Я… Я не хочу… Наташа, ты же…

— Молчи. — Она закрыла ему холодной рукой рот. — Лучше выпей кофе.

Она потянулась к чашке. На безымянном пальце он заметил золотой перстень с желтовато-прозрачным камнем, который он купил ей в годовщину свадьбы. Взгляд скользнул по блузке: она была схвачена на груди агатовой брошью, той самой, которую он подарил ей на день рождения, незадолго до её смерти и которую она так любила.

— Я ж похоронил тебя, — громко сказал Николай, как ему показалось, но голос был слабым, и Наташа не расслышала.

— Что ты сказал? — спросила она, пытаясь рукой дотронуться до его волос.

Он отстранился и повторил:

— Я похоронил тебя.

— Любимых не хоронят, — отозвалась она. И наклонилась к нему.

Он взглянул на неё. На него смотрели два огромных бездонных глаза — словно два туннеля, уходящие в чёрную даль — они были без зрачков.

«Не смотри в глаза», — услышал он внутренний голос и с усилием отвел взгляд от притягивающей бездонной глубины.

— Ты не Наташа, — сказал он, отодвигаясь от неё.

— Я Наташа. Ты не мог меня забыть.

— Я не забыл. Но ты не Наташа.

Он протянул руку, стараясь коснуться её плеча, но она быстро поднялась с кровати и отпрянула в угол. Ему показалось, что её глаза зажглись мертвенным зелёным светом, похожим на свет, когда молния озаряет глухой ночью окрестности.

За окном опять, как и в недавнюю ночь, началось свечение, и шум множества стрекоз наполнил комнату. Он увидел, как фигура Наташи стала колыхаться, редеть, будто таящая снежная баба, линии стали мягкими, расплывчатыми, и она исчезла. Затихло и шелестенье стрекоз, и свечение померкло за окном, а на смену ему шёл рассвет.

Николай вытер мокрый лоб и облегчённо вздохнул, определив, что сидит на кровати, в холодном поту, который льёт с него ручьями. На тумбочке, где недавно стояла чашка, было мокрое пятно. Бросив взгляд на кровать, где только что сидела Наташа, заметил, что подушка просвечивается изнутри, как от мощного луча фонаря. Он откинул её. Камень лежал на месте, но был похож на уголёк, выкатившийся из костра, такой же малиновый, пышущий внутренним теплом. Николай дотронулся до него кончиками пальцев, боясь обжечься, но не ощутил тепла. Он взял его в руки — камень был холоден, как обычно.

«Наваждение какое-то», — подумал он, подошёл к шкафу, положил камень на полку и закрыл дверцу. Но она, скрипнув, отворилась. Он два раза закрывал её, но она оба раза открывалась. Плюнув с досады, он отошёл от шкафа. Сердце перестало стучать, но тело мелко дрожало. Он отрыл дверь на лестницу и прислушался: Афанасий всё также мерно храпел, иногда издавая такие рулады, что казалось, храпит целая рота. Николай осторожно прикрыл дверь, подумав, что не будет беспокоить Афанасия из-за какого-то кошмарного сна. С такими мыслями он лёг на кровать и вскоре заснул.

Утром его разбудил Афанасий, тронувший за плечо. Николай испуганно вскочил, но увидев «афганца», облегчённо вздохнул:

— Это ты?..

— Я. А ты что вскочил как ужаленный? — смеясь, спросил Афанасий.

— Да так, подумалось…

— О чём?

— Пустяки, померещилось, — ответил Николай, и события прошедшей ночи вновь встали перед глазами.

— Ты одетый спал? — вновь спросил Афанасий, догадавшись, что Воронин что-то скрывает.

— Одетый, — машинально ответил Николай, устремив взгляд на тумбочку.

Он встал, подошёл к тумбочке и взял в руки лежавшую на ней агатовую брошь. Посмотрел и снова положил на место.

— Это не кошмар, — пробормотал он.

— Что ты сказал? — спросил Афанасий, не расслышав слов Воронина, но увидев перемену в лице приятеля: из задумчивого оно превратилось в озабоченное. Николая била мелкая дрожь. Он бессильно опустился на кровать.

— Да что с тобой? — Афанасий присел рядом и потряс его за плечо. — На тебе лица нет!

Николай не хотел говорить Афанасию о своих недавних видениях, но сейчас, ошеломлённый и напуганный ночным кошмаром, решил рассказать ему всё, чтобы не мучиться, скрывая происшедшее. Он подробно рассказал приятелю о явлении, которое произошло ночью и о ранее пережитом событии, связанном с надгробием Олантьева, не боясь, что Афанасий примет его слова за шутку или бред.

Но Афанасий внешне всё воспринял серьёзно. Он внимательно слушал его сбивчивый рассказ, видел, как побледнело лицо Воронина, когда он передавал диалог с Наташей.

Афанасий положил ему руку на плечо:

— Ты успокойся. Ничего же страшного не случилось?

— Не могу придти в себя…

— Не волнуйся. Всё закончилось.

— К счастью, да, — ответил Воронин, сжав руками виски, словно от сильной головной боли.

Несколько минут они молчали, каждый думая о своём. Афанасию показалось, что в комнате пахнет гарью, как от свечей. Он открыл створки окна. В комнату ворвался свежий утренний ветер, раздувая занавески.

— Так что ты скажешь об этом? Я с ума схожу, галлюцинации начались или это нечто другое? — спросил его Николай, оставаясь в том же положении на кровати.

Афанасий не ответил. Он взял камень, лежавший на полке в шкафу, подбросил его на ладони.

— Говоришь, он светился?

— Светился, притом очень ярко. Но был холодным, как и прежде. Как бы тебе это лучше объяснить. — Николай закусил губу, подыскивая точные слова для выражения мысли. — Понимаешь, продаются неоновые свечи для елки. У меня такие были. Так вот и этот камень, как мы его называем, был похож на такую кубическую неоновую лампочку… Он светился, а был холодным.

— Феномен, — пробормотал Афанасий, покачав головой.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Пойдём сначала подкрепимся, — сказал Афанасий Воронину, беря его за руку и поднимая с кровати. — Я кофе сварил. А тебе не вредно и водочки пропустить, граммов сто пятьдесят. Спускаемся вниз. Пошли!

— Ты мне не веришь?

— Верю, верю. Но без бутылки здесь не обойдёшься.

Афанасий почти насильно вытолкнул Воронина из комнаты.

Они спустились на кухню. Афанасий достал из навесного шкафчика бутылку водки, отвинтил пробку, налил полный стакан Николаю.

— Пей!

— А ты?

— Мне вредно с утра. — Он протянул Николаю сырое яйцо: — Закуси. Очень пользительно.

Николай сделал небольшое отверстие в скорлупе, посолил и выпил содержимое.

— Ну как? Захорошело?

— Нормально, — ответил Николай, наливая себе кофе. — Его перестала бить мелкая дрожь, а лицо зарозовело.

— Ты-то сам как полагаешь, сон это или явь? — спросил Афанасий, отхлёбывая маленькими глотками кофе, и глядя на собеседника.

— Вначале посчитал кошмарным сном…

— А теперь?

Ни слова не говоря, Николай протянул ему небольшую брошь: в серебряном окаймлении шлифованный чёрный агат. Афанасий c недоумением посмотрел на него, ожидая объяснений. Николай сказал:

— С этой брошкой я похоронил Наташу.

— Ну и что? — вначале не понял Афанасий.

— Как это что?! — удивился Николай. — На этой … этой… на этой женщине… на этом призраке была эта брошка. Она оставила её на тумбочке…