Первая ночь

— Где мы? — прошептал я.

— Сначала ответьте на простой вопрос: с кем вы говорите, кто я?

— Вы что, совсем рехнулись, Уолтер?

Он хлопал в ладоши. Я не понимал причины столь бурной реакции. Он бросился к двери, выкрикивая ликующим тоном: «Он очнулся, очнулся!» — высунулся в коридор, а когда обернулся, на его лице читались разочарование и досада.

— Не понимаю, как вы живете в этой стране: в обеденный час здесь все останавливается, замирает. Медсестру и ту не дозовешься, с ума можно сойти! Ах да, я обещал сказать, где мы находимся. Мы на четвертом этаже афинской больницы, в инфекционно-пульмонологическом отделении, в палате 307. Когда наберетесь сил, полюбуйтесь видом — очень красиво! Из вашего окна видна гавань, не всякая больница может похвастаться такой панорамой. Ваша мать и ваша прелестная тетушка Элена всех на ноги подняли, чтобы поместить вас в отдельную палату… словами не опишешь! У больничной администрации не было ни секунды покоя. Ваша прелестная тетушка и ваша мать — святые женщины.

— Что я здесь делаю и почему меня привязали?

— Поверьте, это было непростое решение, но вы метались в горячке, бредили, впадали в буйство, и я счел необходимым защитить вас от вас самого. Медсестры устали поднимать вас с пола по ночам. Просто невероятно, до чего беспокойно вы спали! Ладно, хоть мне и не положено по штату, но, раз уж у всех сиеста и я единственное правомочное лицо, освобожу вас.

— Уолтер, вы скажете, что я делаю в больничной палате?

— Вы ничего не помните?

— Помнил бы — не задавал вопросов!

Уолтер отошел к окну.

— Не уверен, что стоит это делать, — задумчиво произнес он. — Наберитесь сил, и мы поговорим, обещаю.

Я попытался сесть на кровати, голова закружилась, Уолтер подбежал и подхватил меня, не дав упасть на пол.

— Видите, я был прав, немедленно ложитесь и успокойтесь. Ваша мать и ваша прелестная тетушка много пережили, так что уж будьте любезны, соберитесь с силами и встретьте их с улыбкой на лице, когда они придут вас навестить во второй половине дня. Берегите силы, это приказ! Пока врачи, медсестры и все Афины дрыхнут, парадом командую я!

У меня пересохло во рту, и Уолтер подал мне стакан воды.

— Не жадничайте, старина, вы много дней под капельницей, я вообще не уверен, что вам можно пить. И не капризничайте, умоляю!

— Даю вам одну минуту, Уолтер: не скажете, как я сюда попал, вырву все эти провода!

— Мне не следовало вас отвязывать!

— Пятьдесят секунд!

— Шантаж, Эдриен? Какое разочарование!

— Сорок!

— После того как увидитесь с матерью!

— Тридцать!

— После обхода, пусть врачи подтвердят, что вы поправляетесь.

— Двадцать!

— Вы чудовищно нетерпеливы. Я столько дней не отходил от вас, могли бы сменить тон!

— Десять!

— Эдриен! — завопил Уолтер. — Немедленно уберите руку от капельницы! Предупреждаю, я за себя не отвечаю, если увижу хоть каплю крови на этих белоснежных простынях.

— Пять!

— Ладно, ваша взяла. Я все расскажу, но никогда вам этого не забуду.

— Я слушаю, Уолтер!

— Вы совсем ничего не помните?

— Совсем.

— А мой приезд на Гидру?

— Приезд помню.

— А кофе, что мы пили на террасе бистро по соседству с магазином вашей прелестной тетушки?

— Кофе тоже помню.

— А фотографию Кейры, которую я нам показал?

— Конечно, помню.

— Хороший признак… А то, что было потом?

— Смутно. Мы уплыли на катере в Афины и простились в аэропорту — вы возвращались в Лондон, я улетал в Китай. Но теперь я не уверен, было это наяву или мне приснился кошмар.

— Никакого кошмара, вы действительно сели в самолет, вот только улетели недалеко. Но давайте вернемся к моему приезду на Гидру. Впрочем, к черту Гидру! У меня для вас две новости.

— Начните с плохой.

— Не могу! Не узнав хорошую новость, вы не поймете другую.

— Ну, раз выбора все равно нет, валяйте…

— Кейра жива, теперь мы уверены!

Я подскочил на кровати.

— Ну вот, главное сказано. Как насчет короткого перерыва на отдых, пока не придет ваша матушка, или доктора, или все вместе?

— Прекратите ваши дурацкие ужимки, Уолтер, и выкладывайте плохую новость.

— Давайте будем последовательны. Вы спросили, почему находитесь в больнице, так позвольте мне объяснить. Из-за вас командир «Боипга-747» повернул назад — на такое не каждый решится. Жизнью вы обязаны бортпроводнице. Через час после взлета вам стало плохо. Очевидно, подцепили заразу, купаясь в Хуанхэ, и она вызвала редкое легочное заболевание. Но вернемся к пекинскому рейсу. Вы сидели и, казалось, мирно спали, но когда та смышленая бортпроводница принесла вам поднос с обедом, ее насторожили ваша бледность и испарина на лбу. Она безуспешно пыталась вас разбудить, дыхание было затрудненным, а пульс редким. Пилот, приняв во внимание серьезность положения, развернул самолет, вас срочно доставили сюда, сообщили мне, и я вернулся, пробыв в Лондоне всего два дня.

— Я не попал в Китай?

— Сожалею.

— А где Кейра?

— Ее спасли те самые монахи, что дали вам приюту горы… забыл название.

— Хуашань!

— Вам виднее! Кейру лечили, и она поправилась, но, к несчастью, ее сразу же задержали и неделю спустя судили, обвинив в незаконном проникновении и пребывании на китайской территории по поддельным документам, то есть без ведома правительства.

— У Кейры не могло быть при себе документов — они остались на дне реки, в машине!

— Конечно, но государственный адвокат, увы, не упомянул об этом в своей речи. Кейру приговорили к полутора годам тюремного заключения. Ее держат в Гартаре: этот древний монастырь в провинции Сычуань, недалеко от Тибета, превратили в тюрьму.

— Полтора года?

— Полтора года и, по словам сотрудника нашей консульской службы, все могло быть гораздо хуже.

— Хуже? Полтора года, Уолтер! Вы понимаете, что значит провести полтора года в китайском застенке?

— Тюрьма — она и есть тюрьма, но вообще-то я с вами согласен.

— На нашу жизнь покушаются, но за решетку попадает она, а не убийцы?

— Китайские власти считают ее виновной. Мы обратимся за помощью в посольство, сделаем все возможное. Я не отступлюсь.

Уолтер отвернулся к окну.

— Полагаете, наши посольства захотят вмешаться и поставят под угрозу экономические интересы ради свободы одного человека?

— Боюсь, ваши беды и горести мало кого волнуют. Придется запастись терпением и молиться, чтобы Кейра выдержала выпавшее на ее долю испытание. Я искренне сожалею, Эдриен, псе это просто ужасно, но… что вы делаете с капельницей?

— Я ухожу. Мне нужно отправиться в Китай, добраться до Гартара и дать знать Кейре, что я буду сражаться за ее освобождение.

Уолтер подскочил к кровати и схватил меня за руки; я был слишком слаб, чтобы совладать с ним.

— Слушайте меня внимательно, Эдриен. Когда вас привезли в больницу, ваш организм уже не сопротивлялся инфекции, и она стремительно распространялась, представляя угрозу для жизни. У вас началась горячка, вы бредили и несколько раз были при смерти. Врачам пришлось ввести вас в искусственную кому, чтобы защитить мозг. Мы с вашей матерью и прелестной тетушкой Эленой несли вахту, сменяя друг друга. За десять дней ваша матушка постарела на десять лет, так что перестаньте ребячиться и ведите себя как взрослый!

— Ладно, Уолтер, я усвоил урок, можете меня отпустить.

— Предупреждаю — если тронете катетер, я вам нос расквашу!

— Обещаю лежать смирно.

— Так-то лучше, я сыт по горло и вашей горячкой, и вашим бредом.

— Вы не представляете, какие странные сны я видел.

— Ошибаетесь, я не только следил за вашей температурной кривой и давился мерзкой едой в больничном кафетерии, но и выслушивал дичайшую чушь, которые вы несли в бреду. Единственным утешением были пирожные вашей прелестной тетушки Элены.

— Простите, Уолтер, что это еще за «прелестная тетушка»?

— Не понимаю, о чем вы.