Возвращение во Флоренцию

Поворачивая на Шафтсбери-авеню, он сказал:

— Мне нравится Сохо, но вы, возможно, предпочли бы пойти куда-то еще. Если хотите, можем взять такси и поехать в «Савой».

— Я часто хожу в Сохо по магазинам, — ответила Тесса. — И еще здесь чудесные итальянские рестораны.

— Ночью тут все по-другому.

—  Обожаюночь.

Они свернули на Ромилли-стрит. Ярко освещенный театральный квартал закончился; дальше шли тихие улицы, погруженные в темноту, загадочную, даже зловещую. Хотя Майло прекрасно ориентировался в Сохо днем, ночью сеть узких улочек показалась ему совсем незнакомой. В небольшой витрине на полках выстроились разноцветные китайские вазы, керамические драконы выдыхали огонь из выпученных животов. Парочка, держась за руки, нырнула в арку, эхо донесло оттуда тихий звук — то ли смех, то ли стон. С верхних этажей плыли рыдания саксофона.

Когда они проходили по Грик-стрит, им попалась дюжина моряков, громко переговаривавшихся на каком-то восточноевропейском языке, кажется, польском. Майло увлек Тессу в темноту подъезда; горланящие пьяные матросы прошли мимо. Аромат ее духов смешивался с запахом дождя, она была совсем близко — в свете уличных фонарей он мог рассмотреть каждый миллиметр ее кожи.

Он наклонился и прижался губами к ее губам. Она обвила его руками за шею, и они поцеловались. Под персиковым пальто его руки гладили ее бедра, он чувствовал тепло ее кожи и плавные очертания стройного тела.

Она поежилась.

— Вы замерзли, — сказал он. — Надо идти.

После поцелуя дрожь пробежала у него по спине. Он обнял ее за талию, и они двинулись вперед по безлюдной улице. Мокрая мостовая сверкала, словно черный шелк. Тесса прижалась к нему сильнее, и удовольствие, которое он испытал, когда она положила голову ему на плечо, было настолько сильным, что ему захотелось идти с ней рядом вечно.

Они зашли в ночное кафе на Сохо-сквер. Войдя в помещение, Тесса чуть вздрогнула, как будто ее ослепил яркий свет. За полудюжиной столиков сидела горстка людей. Майло принес им по чашке чаю, а потом сел рядом с Тессой.

— У меня есть для вас подарок, — сказал он.

— Майло! Как здорово! — Она радостно улыбнулась.

Он достал из кармана пальто плотный конверт и протянул ей.

— С днем рождения, Тесса!

Она открыла конверт и вытащила оттуда сложенную пополам пачку бумаг. Потом прочла заголовок на титульном листе.

—  Голоса зимы,Майло Райкрофт. Это ваше, Майло? Просто чудесно!

— Рукопись моего стихотворного сборника. Даже не знаю, не слишком ли самонадеянно с моей стороны вот так всучить ее вам. Что если вы ненавидите стихи?

— Ну что вы, вовсе нет.

— А может, вам мои не понравятся. В таком случае можете использовать их для растопки или просто бросить в мусорную корзину. Решайте сами.

— Я очень тронута. — Под столом она сжала его руку в своей.

— Вы будете первой, кто их прочтет. Даже мой издатель пока не видел рукопись. Это мое новое начинание. До этого я писал только романы.

— А я, Майло? Еще одно новое начинание?

— Что вы имеете в виду?

Ее лицо стало серьезным.

— Вы ведь женаты, не так ли?

— Да. — Пристыженный и смущенный, Майло опустил голову. — Я должен был вам сказать, — пробормотал он. — Просто не нашел подходящего момента. Простите. Мне жаль вас разочаровывать.

— Дорогой, я вовсе не разочарована. Видите ли, я купила вашу книгу.

Не в силах удержаться, он спросил:

— Какую?

— Далекие и темные холмы.Из-за Тосканы. Я там выросла.

— Правда? Удивительно. Когда я писал роман, мы провели там лето. Мне понравилась Италия. Я хотел остаться в Тоскане, но Ребекка воспротивилась — она хотела домой.

— На обложке было написано, что вы женаты. Правда, я бы и так догадалась.

— Почему?

— Вы выглядитеженатым, Майло.

Удивленный, он издал недоверчивый смешок.

— Что вы имеете в виду?

— Видно, что за вами ухаживают. У холостяков вечно обтрепанные манжеты и грязные воротнички.

— Серьезно?

— Ну, если только они не богачи, у которых есть лакей.

— Боюсь, у меня нет лакея. — Он вздохнул с облегчением, так как опасная тема была пройдена.

— Мне очень понравилась ваша книга. Такая красивая — просто волшебная!

— Благодарю. Вы родились в Италии, Тесса?

— Близ Сиены. Мы много раз переезжали. Мой отец надеялся добиться успеха. Он был художником, правда, совсем неизвестным, хотя и неплохим. К сожалению, он много пил и отличался дурным нравом. Думаю, он разругался с большинством меценатов и владельцев галерей. Одно время мы жили на юге Франции, среди холмов. Запах лаванды всегда напоминает мне о том доме. Потом переехали в Англию — отец рассчитывал на наследство одного родственника. Мне запомнилось, что все время шел дождь и было очень холодно. Наш коттедж стоял на берегу реки. Мы с Фредди там играли — она постоянно падала в воду, а я ее вытаскивала.

Он слушал рассказ Тессы, понимая, что влюбляется в нее. Овал ее лица, жест, которым она отбрасывала назад длинные волосы цвета меда, были для него словно капканы; время от времени они прикасались друг к другу, например, когда он брал со стола чашку или она вытаскивала зажигалку из золотистой сумочки. Как-то раз, когда он путешествовал по Сицилии, там случилось землетрясение — близость Тессы напомнила ему те ощущения: как будто мир утратил равновесие и нарушился нормальный, привычный ход вещей.

— А потом? — спросил он.

— После смерти отца мы вернулись во Флоренцию. Когда мне было семнадцать, наша мать отправила нас с Фредди в Англию, в школу.

— Вам там понравилось? Вы были счастливы?

— Поначалу нет. — Опустив голову, она помешивала свой чай. — Дело в том, что в Италии остался один человек, который был мне очень дорог, и я по нему скучала.

«Очень дорог», — про себя повторила она. Она любилаГвидо Дзанетти. Ей понадобилось немало лет, чтобы его простить.

Она спросила у Майло про его семью.

— Мой отец умер спустя полгода после того, как вышел на пенсию, — ответил он. — Его жизнь всегда казалась мне чертовски скучной. Он работал в местном совете. Ничего важного или интересного, просто заполнял бланки. Каждое лето мы ездили на один и тот же курорт, останавливались в одном и том же гостевом домике. Раз в год отец покупал новую шляпу, раз в пять лет — пальто. При такой зарплате он не мог позволить себе автомобиль, поэтому я запомнил его на велосипеде, в брюках, прихваченных зажимами. Ужасно тоскливая картина.

— Бедный Майло!

— Нет, бедный отец. Мне-то удалось вырваться. После его смерти я поступил в Оксфорд. Мать прожила еще шесть лет. Она застала выход Пенелопы,видела мой успех. Она была за меня очень рада.

— И гордилась вами, я уверена.

— Да, и гордилась.

— Должно быть, ее вам очень не хватает.

На самом деле он вовсе не тосковал по матери, потому что с ранней молодости ее восторги по поводу сыновних достижений — стипендии, Оксфорда, выхода книги — его смущали и раздражали, тем не менее Майло ответил:

— О да, конечно. — Потом добавил: — То, чего вам хочется в восемнадцать лет или в двадцать два, не обязательно будет устраивать вас в тридцать восемь. Мы редко осознаем важность решений, которые принимаем в молодости.

Внезапно он почувствовал себя ужасно несчастным. В последнее время ему редко удавалось позабыть о том глубинном недовольстве, которое преследовало его повсюду, словно рой навязчивых мошек с ядовитыми жалами.

— Для меня всегда было важно, — сказала Тесса, — оставаться свободной. Обязательства, ответственность — это не для меня. Моя мать попала в ловушку. Брак был для нее как капкан.

— Вы считаете брак капканом?

— Для женщины да. Для женщины брак все равно что рабство. Для мужчины — не знаю.

Он сказал:

— Мне брак всегда казался приключением.

— А на самом деле?

— Поначалу так и было. Нам с Ребеккой казалось, что мы идем совершенно новым путем. Мы хотели, чтобы наш брак был лучше, чем у наших родителей. Мы словно отправлялись в удивительное путешествие, рука об руку.