Кати в Америке

— Да, — ответила я. — Да, есть!

— Sorry! [79]— сказал Боб.

— О, ему можно дать отставку, — беззаботно заявила я.

Ведь в этот миг Ян был так далеко от меня!

Он был так далеко! А Боб, можно сказать, в высшей степени рядом. Билл и Марион, естественно, тоже! Мы, все четверо, пришли к согласию, что наше double dateполучилось очень удачным, мы хорошо провели время. Я охотно подтвердила это, хотя сравнивать мне было не с чем.

Стояла весна. Когда Боб повез меня домой, на небе виднелось несколько мелких звездочек. Он медленно вел машину, повторяя все время, пока мы не остановились у ворот сада, как замечательно, что мы встретились. У Боба был такой красивый голос. Свежая зелень листвы благоухала. Повсюду царило волшебное и сладостное настроение.

Но у меня есть одна маленькая привычка. Если я сижу в машине с молодым человеком и он пытается сказать мне, что я — самая милая из всех, кого он до сих пор встречал, то я обычно, сладко улыбаясь, голосом, трепещущим от сознания его правоты, произношу:

— Is that so?

Но — и тут тоже действует моя маленькая привычка — я не в силах произнести это, если вижу в этот миг Тетушку со свисающими косами, выглядывающую из окна комнаты прислуги: точь-в-точь старый индейский вождь, наблюдающий за прерией в надежде снять с кого-нибудь скальп. Назовите меня трусихой или как вам будет угодно — не могу, и все тут!

— Что это ещё за старая сова? — недовольно спросил Боб.

— Моя Тётушка, — ответила я. — Моя Тётушка из Швеции.

— Ага, — сказал Боб, — одна из тех самых фанаток бибопа?

— You said it, ту boy! [80]Одна из тех самых фанаток бибопа.

Я выскочила из машины и протянула ему руку на прощание.

— Спасибо за вечер! — сказала я. — See you later, Bob! [81]

Под заградительным огнём Тётушкиных глаз я медленно поднималась по лестнице.

Это было моё первое американское date.

VII

— Тётушка,  — елейным голоском сказала я, — ты помнишь, какой очаровашкой я была в детстве?

Тётушка в ответ что-то буркнула.

— О Тётушка, каким было бы моё детство без тебя? Кто стал бы целовать и ласкать меня, укладывать по вечерам в постель, если бы не ты? Ты взяла к себе несчастную сиротку, ты дарила ей и любовь, и касторку (сколько нужно), и это исключительно твоя заслуга, что сегодня мы видим ответственную, зрелую, стройную и уверенную в себе молодую даму — истинное украшение своего пола.

Тётушка в ответ что-то буркнула.

— О Тётушка, моя благодарность...

— Хватит, — отрезала Тётушка. — Выкладывай, что тебе надо!

Она занималась тем, что укладывала наши пожитки в большую дорожную сумку. Сидя на краю её кровати, я наблюдала за происходящим. Настал час покинуть дом Бейтсов. На следующий день ожидали новую повариху и горничную.

Целую неделю семейство Бейтсов наслаждалось Тётушкой, Swedish cookingи моим феноменальным искусством накрывать на стол. Всё это время миссис Бейтс не орала, как безумная, а по вечерам мистер Бейтс, вернувшись домой из конторы, водил нас по всему саду, позволяя восхищаться цветочными клумбами. Марион Бейтс, обняв меня на прощание и выразив надежду, что мы ещё встретимся, вернулась в свой колледж.

А Боб! Да, Боб! С ним я встречалась довольно часто. И у меня было огромное желание встречаться с ним ещё чаще. Ведь это был единственный шанс провести кое-какие социальные исследования и как нельзя более интенсивно смешиваться с народом. Я сказала о своём желании Тётушке. При этом у Тётушки появились морщинки вокруг губ, и она сказала, что не может понять, почему мои социальные исследования всегда концентрируются вокруг юных болванов с привлекательной внешностью. Уж Тётушка-то и мистер Кинзи знали том, что скрывается за этой приятной внешностью.

— Никакого сомнения, это волки в овечьей шкуре, — говорила Тётушка.

Мне нужно было сделать ей весьма деликатное предложение, и поэтому, присев на край кровати, я пыталась смягчить Тётушку трогательными воспоминаниями о моём детстве.

Боб был коммерсантом. Как раз на днях он собирался отправиться в деловую поездку на автомобиле. И хотел, чтобы мы с Тётушкой сопровождали его. Он абсолютно не настаивал на поездке Тётушки с нами, нет, такого условия он не ставил вовсе. Напротив, это сделала я.

Боб считал, что мне надо немного осмотреться и за пределами Нью-Йорка. Исключительно по этой причине он и хотел, чтобы я ехала с ним. По крайней мере он так говорил.

По большому счёту меня даже можно пожалеть. Я слишком легко влюбляюсь. Я влюбляюсь вновь и вновь, хотя от всей души желаю, чтобы меня осенила Великая, чистая, опустошающая страсть, в огне которой сгорели бы все мои мелкие мечтания. Я годами ждала этой великой страсти. Но она все не приходила. Сегодня я думаю, что Ян — самый замечательный на свете, а назавтра рассуждаю сама с собой: не больше ли мужского обаяния у постового полицейского, стоящего на углу? Я и сама не знаю, кто из них лучше. А теперь история снова повторяется с Бобом. Я фактически уже немного влюбилась в него. Говоря словами Тётушки, «в этом вопросе, естественно, существует одно сплошное сомнение».

Я вспоминала Яна и спрашивала себя, очень ли он огорчится, если я поеду с Бобом. В самый разгар сомнений я получила от Яна письмо.

Там не было ни слова о том, что ему меня не хватает. Напротив, он как бы мимоходом упомянул, что видел по-настоящему хороший фильм «вместе с малышкой Лундгрен, если ты её помнишь». Ещё бы не помнить! Эту физиономию мопса не так-то легко забыть!

«Ну а чем развлекаешься ты, мой дружок?» — спрашивал он в конце письма.

«Социальными исследованиями, — написала я в ответ. — Исключительно социальными исследованиями». И вот после того, как я отнесла на почту это письмо, я и уселась на край Тётушкиной кровати, чтобы с помощью змеиной хитрости попытаться завлечь её в машину Боба.

— Никогда в жизни! — заявила Тётушка. — Никогда в жизни! Это моё последнее слово!

Солнце светило так чудесно, когда на следующий день мы начали наше путешествие. Тётушка водрузилась на заднее сиденье, я уселась впереди, рядом с Бобом. Мы проехали печальные пригороды, и вскоре гигантский город оказался позади. А впереди была Америка. «Внимание, теперь мы, вероятно, увидим, как вздымаются Скалистые горы», — удовлетворенно подумала я.

Но ничего подобного. Если что и вздымалось, так это множество бензоколонок, стоянок и мотелей (практичные американцы складывают вместе два слова в одно, когда это необходимо, — motorи hotelстановятся motel). Симсалябим! [82]Пожалуй, слово «отель» было слишком шикарно для некоторых маленьких провинциальных гостиниц и примыкающих к ним туристических бунгало вдоль обочины. Но нам встречались мотели всех видов и размеров. В самом деле, быть автомобилистом в США и весело, и удобно. Где угодно и когда угодно можно получить сандвич с курятиной, или бутерброд с ветчиной, или яблочный пирог, так необходимый тебе. Я никак не могла избежать сравнений, вспоминая наши с Яном воскресные прогулки в окрестностях Стокгольма той памятной весной, когда Яну удалось взять у брата его древнюю «тачку». И вот приезжаешь, бывало, голодный, как лев, в какой-нибудь городок. Хочешь перекусить, и желательно что-нибудь посвежее, времен правления нынешнего короля. Что тогда делаешь? Правильно, отгадали... идешь в городской отель. Иначе можно умереть с голоду. Терпеливо сидишь в скучном зале. Официантка после долгой и мучительной внутренней борьбы приносит тебе меню, из которого можно вычитать, что речь идёт о простеньком обеде по умеренной цене пять крон семьдесят пять эре. Если меню не приглянулось, можно поесть a la carte [83]. Это стоит всего лишь около семи крон. Такой порядок вещей нельзя поколебать, с таким же успехом можно попытаться изменить книгу Завета Моисеева [84].