Кентавр vs. Сатир
Кентавр vs. Сатир читать книгу онлайн
Метароман Андрея Дитцеля оправдывает содомию и разрушение Гамбурга. Гуманизм автора античный, риторика библейская. Смерти нет, а жизнь протекает в двух странах. Первый топос резко континентальный, второй приморский, с Рыбным рынком и кварталом красных фонарей. Дитцелю, известному лебенскюнстлеру и поэту, скучно эпатировать или скандалить. Он нарушает табу охотно, но обыденно. Он никому не навязывает свои старомодные идеалы. Если он любит, то не молчит.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вы наверняка хотите узнать, откуда такая осведомлённость в вопросах нашей с Якобом половой жизни. Всё очень просто. Она протекала в параллельном, но прозрачном для Тима потоке. Мальчик с подоконника очевидным образом наслаждался, демонстрируя близость парню, с которым у меня что-то было до него.
В прогулках рука об руку по городу не заключалось бы ничего особенного, но они перерастали в перманентный петтинг. Дома Якоб был виртуозен и сексуален, как никогда прежде. На секс в присутствии третьего лица он раскрутил меня в первый же вечер. Вначале третье лицо сидело в двух метрах от нас за компьютером и просматривало порнуху. Но, скосив через двадцать минут глаза в сторону, я обнаружил, что Тимка пялится в выключенный монитор. На экране прекрасно отражались мы с Якобом.
Якоб застонал, прогибаясь подо мной, и, глубоко дыша, рухнул на живот. Тимка побежал в душ.
Примерно то же самое повторилось и на второй день. С той разницей, что Якоб хотел принять перед сном ванну, а я собирался присоединиться к нему, разобрав постель. Тим со скучающим видом все ещё сидел перед выключенным монитором. Я зачем-то зашёл на кухню. Шагов не было слышно. Просто одна нетерпеливая рука обняла меня со спины и начала шарить по животу и груди, а другая крепко зажала рот — так, что я не мог прошептать или промычать: «Идиот, что ты делаешь…» Я оказался прижат к подоконнику — по телу разлилась резкая боль. Конечно, он уже насмотрелся и порно в компьютере, и порно в нашем с Якобом исполнении; всего несколько движений — не может отдышаться, стирает с лица выступившие капельки пота; целует — как будто крадёт этот кусочек нежности — меня в шею и уходит обратно к компьютеру.
Располагаясь в горячей ванне с Якобом, я размышлял о том, как хорошо бы произвести из двух человек одно совершенное существо. Мимолетная близость с Тимкой озадачила и напомнила, что, несмотря на всех мальчиков-пловцов и неприятие классической музыки, я схожу с ума от его запаха и фигуры. И пожалуй, прощу ему это фактическое изнасилование. Отношения с Якобом имели, если задуматься, основу интеллектуальную. Обязательств верности мы друг другу никогда не давали. Но как себя правильно вести, я не знал.
Нужно констатировать, что в последующие дни: 1) я урывками трахался с Тимкой; 2) я трахался с Якобом; 3) Якоб урывками трахался с каким-то Marti24 из чата; 4) Тимка трахался с неграми, скандинавами и австралийскими фермерами. Но только наш с Якобом секс был достоянием информационного космоса. Все дружно делали вид, что это единственная объективная реальность, не считая, разумеется, собрания порно на компьютере.
Видимо, откуда-то с жесткого диска или графической карты они и переползли к нам.
Превозмогая рвотные порывы — Тимка спокойнее остальных, — «Ну чего вы так, обычные насекомые», — мы находили их не только в традиционном ареале обитания, но и под мышками, на ногах и простынях.
На велосипеде, в темноте под падающим мокрым снегом, я нёсся по городу в поисках дежурной аптеки. Дома всё было перевернуто вверх дном. Сейчас я бы, не раздумывая, отдал за видео этой ночи любые деньги… если только кто-то в информационном космосе занимался тогда видеонаблюдением. Мне казалось, что наступил апокалипсис. Настоящий, а не с какими-то гладом и мором. Трое голых парней носились с брызгалками по квартире, заталкивали в панике в стиральную машину невообразимое количество белья и одежды — всё, разумеется, постиралось на 90° и приобрело грязно-серый оттенок…
На следующий день мы с Якобом решили перестраховаться и обрили всё, что только можно обрить на мужском теле. Естественно, узнать о последствиях этого шага мы решили, — Google, спасибо тебе, тем не менее, — лишь после того, как операция была благополучно завершена. Многочисленные источники предупреждали об адских муках, когда волосы начнут отрастать и колоться. Так оно и произошло. Адские муки настигли нас в Берлине, где на несколько дней в нашем распоряжении оказалась огромная пустая квартира на Курфюстендамм.
В плохую погоду мы медленно потягивали вино или часами валялись в ванне. Наши прогулки продолжались в прежнем модусе — компромисс по поводу того, куда пойти, принципиально не достигался. Тимка время от времени сбегал в какое-нибудь гей-заведение. А потом как-то вдруг наступил Новый год.
В толпе у Бранденбургских ворот на каждый квадратный метр падало несколько ракет, — чуть позднее мы оказались очевидцами того самого пожара телекомпании ZDF, после которого фейерверки в центре станут куда скромнее. В двенадцать Якоб вручил Тимке камеру, чтобы тот запечатлел наш новогодний поцелуй.
Якоб намеренно затягивал. Тогда, видимо в знак протеста, Тимка сделал шаг и тоже обнял меня — впервые в присутствии информационного космоса и Якоба. Я почувствовал его руку, настырно забирающуюся под одежду; как, наконец, она обнаруживает там чужую руку — Якоб и Тимка обмениваются наглыми взглядами и продолжают дальше.
После шампанского, братания с земляками и прочей праздношатающейся публикой, пожара и перебежек по Унтер-ден-Линден Якоб стал жаловаться на скуку, усталость и холод. Мне очень хотелось пойти клубиться с Тимкой, но я уступил и поехал домой.
Вдрызг пьяный Тимка явился под утро и, пока я вылезал из постели и открывал дверь, перебудил всех соседей: «Дай денег… там таксист ждёт…»
Нам оставалось ещё несколько бестолковых дней. Тимка утверждал, что соскучился по своему пловцу, регулярно звонил ему и клялся в верности. После чего лез целоваться и говорил, что это я — самый лучший. Правда, после секса снова вспоминал, что вот его парень — это просто что-то и я не могу понять, как он по нему скучает… Потом приходил Якоб. И только в последнюю ночь все точки над йот оказались расставлены. Мы наконец валялись и кувыркались в постели втроём.
Сведи нас обстоятельства в одной географической точке на больший срок, не знаю, образовалось бы у нас что-то вроде семейной жизни. Возможно, она была бы довольно гармоничной в плане секса. Но тогда, после двух недель под одной крышей, я больше всего желал только одного: побыть наедине с собой, остаться одному.
Проводив Тимку в аэропорт, я объяснился и порвал с Якобом. Вернувшись в Новосибирск, Тимка порвал со своим мальчиком-пловцом и написал мне, что очень скучает. Я не ответил ему.
Если пытаться из всякой ситуации вынести хоть какое-то поучение, то я должен признать, здесь дело с этим обстоит печально. Каждый из участников истории, — не стоит забывать и о наличии Marti24, — бежит за двумя зайцами и в итоге остаётся ни с чем. Однако все вместе они приобретают бесценный социальный (и сексуальный) опыт, что восполняет недостаток гармонии в космосе. Учебник математики для 7-го класса утверждает: решить систему уравнений — это значит найти такие значения переменных, при подстановке которых образуется верное равенство.
Определение великолепное и приложимое к любым жизненным ситуациям.
Счастье продолжается
Якобу Лембергу исполнилось восемнадцать. Гости разбрелись по просторной родительской квартире с бокалами вина. Несколько девушек курили и неторопливо покачивались под музыку в комнате, отведённой под танцпол. В библиотеке стоял ящик пива, здесь громко говорили о завтрашней демонстрации — разумеется, антивоенной и антиамериканской. Занятия закончатся раньше, директор обещает два автобуса для выезда в центр. Кто-то предложил, чтобы все пришли в белом — это цвет мира, и к тому же эппендорфской гимназии с её славными традициями пристало как-нибудь выделяться на фоне прочей серости. У одного из гостей всё ещё не было белых джинсов. «Есть такое забытое слово: солидарность», — пристыдили его. Именинник зачем-то вышел на кухню, и никто не замечал, что его отсутствие затянулось.
На десять тысяч человек, как известно, приходится один, который может умереть от стакана молока. Зубчатые колеса и червячные передачи в организме Якоба могли застопориться всего от пары зёрнышек пшеницы или ржи. Поэтому он никогда не ел хлеба или сдобы. В шоколадных шариках, подаренных друзьями, содержались какие-то вытяжки из зерновых, и сейчас Якоб, белокурый и крепко сбитый, в рубашке с расстёгнутыми пуговицами, лежал на полу, пытаясь побороть приступ слабости и дурноты. Разумеется, гости решили, что он дурачится, и не сразу вызвали врача.
