«Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)

— Полежали с сиятельством — и будет, — резво вскочил Хикеракли, которого не сковывало никакое пальто. Граф Метелин ухватил его за лодыжку, но Хикеракли не струхнул наступить свободной ногой на запястье. Мальвин с облегчением отметил, что до избиения ногами не дошло: Хикеракли отскочил на метр, продышался и дал графу Метелину подняться.

— А знаешь ли, Саша, что я слыхал про твоего папашу? — гнусно и нараспев начал Хикеракли, но закончить ему было не суждено. Граф Метелин совсем уж потемнел лицом, вскочил с пола и бросился вперёд, Хикеракли же самым подлым образом дёрнул на себя ближайшего остолбенелого студента и прикрылся им от удара. Когда тот рухнул, он съездил Метелину в подбородок — по уму, раскрытой ладонью, а не кулаком.

— Господин Хикеракли и граф Метелин, будьте любезны прекратить нарушение спокойствия! — наконец грохнул Мальвин и перепрыгнул через две последние ступени.

Хикеракли и граф Метелин сплелись в захвате, и Мальвин подумал, что графу Метелину определённо не стоило таким приёмом удерживать противника, который уступает ростом и продемонстрировал к тому же недюжинную вёрткость.

Ещё раз оценив положение и мгновенье поколебавшись, он сделал шаг к извалявшейся в пыли спине графа Метелина и, не усердствуя чрезмерно, ударил того по почкам. Хуже уже не будет, а подготовка у Мальвина имеется.

Граф Метелин — скорее от удивления, нежели от боли — захват ослабил, чем мгновенно воспользовался Хикеракли, выскользнув. Мальвин как можно скорее занял позицию между ними и испытал вдруг приступ паники: сейчас придётся принимать меры. Реагировать на произошедшее. Руководствоваться уставом.

Из-замер, кои полагается принимать по уставу Академии при нарушении Пакта о неагрессии, Мальвин почти три месяца не подавал официальную жалобу на графа Метелина.

Но теперь — с таким-то количеством свидетелей — медлить и далее было невозможно.

— Граф Метелин, господин Хикеракли, — выпрямился он. — Прошу проследовать за мной в секретариат для дачи объяснений.

И принятия мер.

— Будем обсуждать европейскую аффиляцию графа или его экономические стратегии? — насупленно крякнул Хикеракли, отряхивая штаны. Скосил глаза на Мальвина, закрывшего от него графа Метелина, и нарочито громко продолжил: — Слушай, Саша, ты уж три месяца как людей избиваешь, а я один раз, да и то не больно, а страдание вместе примем! И всё за то, что тебя ни папа с мамой, ни деда с бабой, ни пёс Жудька не любили! Разве это справедливо?

Граф Метелин весь гудел от злобы — так, что Мальвин невольно задумался, сможет ли он сам сейчас провести достойный захват. Делать этого не следовало ни в коем случае, но обстановка будто подталкивала.

— Господин Хикеракли, не накаляйте. Вы привели себя в порядок? Вы готовы проследовать в секретариат?

— Я в порядке физическом и нравственном бессменно, что может засвидетельствовать вам, господин префект, вся Академия! Что ж ты, пуще того а-у-ди-то-ри-ю расширить хочешь?

Шутовская его манера будто бы малограмотно членить случайные длинные слова раздражала сильнее приемлемого, но суть претензии была справедлива.

— Пройдёмте же, господа. Я имел несчастье наблюдать ваше взаимодействие и вынужден буду доложить о нём многоуважаемому руководству Академии. — Мальвин ещё раз окинул взглядом Хикеракли: — Не пытайтесь выкручиваться, это, право слово, низко.

— Выкручивался я пять минут назад, пока многоуважаемый господин префект, — ткнул тот пальцем в Мальвина на потребу публике, — вальяжно брёл по лесенке. — И, откинув вдруг шутовство, вздохнул: — Ладно, пошли.

Развернулся и устремился в коридор, так что Мальвину оставалось лишь служить конвоем графу Метелину, ныне молчаливому, но всё ещё клокочущему изнутри.

— А вы расходитесь, господа, — не то посоветовал, не то повелел Мальвин, покидая холл. — Руководство Академии будет сейчас же извещено об инциденте и, несомненно, примет должные меры.

На «должных» он чуть запнулся, но взбудораженные свидетели драки вряд ли волновались об этом. Они полушёпотом передавали друг другу некие бесценные соображения, вдохновлённые увиденным, а тот из них, которому вместо Хикеракли достался прямой правый кросс графа Метелина, стремительно обретал статус знаменитости.

— К сожалению, не имею чести знать, как зовут того господина с последнего курса, — обратился Мальвин к графу Метелину, стоило им затеряться в коридоре, — но на вашем месте я не медлил бы с извинениями.

Граф Метелин только вздёрнул подбородок, по которому размазалась пара капель крови — не то с разбитой, не то с прокушенной губы. Пустяковая травма, не имеющая последствий для тела, но одним своим видом перечёркивающая весь уклад жизни даже не Академии, но Петерберга, Росской Конфедерации и, вероятно, всего того, что принято по европейской указке величать «цивилизацией».

Цивилизация ведь так стыдится пустяковых травм, нанесённых одним человеком другому со злым умыслом.

Хикеракли, опережавший Мальвина и графа Метелина на несколько шагов, начал было под нос насвистывать, но почти сразу оборвал себя. Кажется, ругнулся. В нём плескалось заметное раздражение — не гнев и не злость, а будто бы громкая, растревоженная досада. Мальвин позволил себе наконец подивиться: от графа Метелина скандала он ожидал давно, но этот-то шут на кой встрял? Шутовство шутовством, да только не производил Хикеракли проблемного впечатления. Пил, прогуливал, но знал свою меру, что для студента младшего курса редкая добродетель. Так неужто не догадывался, чем драка на людях обернётся?

Мальвин запоздало сообразил: он ведь не слышал, с чего началось. И слышать, по правде сказать, не желал — заприметил графа Метелина и счёл это достаточным поводом для дурного исхода. А с чего конфликт завязался, не вник. Как же ему отчитываться теперь, когда замаячили уже впереди дубовые двери секретариата?

Хикеракли вальяжно опёрся спиной о косяк и бросил неприязненный взгляд в сторону приближавшихся Мальвина и графа Метелина.

— Шавка лакейская, — процедил граф Метелин.

— Следите за выражениями! — не стерпел Мальвин. — Не рекомендовал бы вам оскорблять слух многоуважаемых секретарей портовой бранью.

Граф Метелин намеревался ответить, но Мальвин уже стукнул по двери чугунным молоточком в виде пёсьей морды и потянул на себя ручку. Ни малейшего желания препираться с дебоширами далее он не имел.

И, едва окинув взором секретариат, пожалел о своей горячности.

Многоуважаемый глава Академии, господин Пржеславский, лишь изредка спускался к подчинённым из собственного кабинета на третьем этаже; впрочем, «изредка» не значит «никогда».

— Прошу прощения, никак не хотел помешать, — растерялся Мальвин.

— Что вы, что вы, юноша, — с интересом воззрился на него многоуважаемый глава. — Вы ведь префект нашего младшего курса?

— Так точно, господин Пржеславский.

— А отвечаете, как военный.

Мальвин смутился.

— Готовился поступать на службу в Резервную Армию, господин Пржеславский, — всё не выходило у него сменить регистр.

— И что ж сбежали в Академию? Впрочем, лучше молчите — разочаруете ещё старика.

— Вы ведь по делу, господин префект? — подал голос единственный человек, не боявшийся прерывать излияния многоуважаемого главы: его личный секретарь господин Кривет. — Молодые люди неаккуратного вида в дверях — с вами?

Секретарь Кривет говорил со странным акцентом — кажется, корни у него баскские, но Мальвин подозревал, что акцент является в первую очередь элементом устрашения. Многоуважаемый глава — человек в некотором смысле небрежный, холерического склада, но давно пресытившийся своими обязанностями; секретарь же Кривет — его верная узкая тень, и что скрывается в этой тени, выяснять боязно.

— Господин Хикеракли и граф Метелин, студенты первого курса, грубо нарушили устав, устроив в холле Академии… — Мальвин взял дыхание, — драку.

Секретарь Кривет весь изогнулся вопросительным знаком, прочие секретари синхронно развернулись, и только многоуважаемый глава не изменился в лице.