Балаган и его обитатели

На том и сошлись.

Это был, увы, далеко не последний шок, который испытал Кусеныш, столкнувшийся с проблемой внезапной трансформации красивой стройной теории в безобразную практику.

Рара

– Я знаю, что такое «рара»! – воскликнул однажды Левушка. – Ну, это французское слово, которое на самом деле читается как «папа», ударение на последнем слоге.

– Ну а что такое «папa»? – наивно спросил Кусеныш. – Это спонсор какой-нибудь?

– Это… это… – Левушка растерялся. – Это когда есть мама и папа. Ну, вы знаете. Такие дети живут дома, а не как мы. Они особенные.

– Неправда, – неожиданно возразил Абашикка. – Мама и папа есть у всех. Даже у нас.

– А где они? – пожал плечами Левушка.

– Я думаю, что Эдьиэйка – наша мама, – после некоторого раздумья выдал Кусеныш.

Старшие ребята промолчали. Все знали, что это не так.

– Я спрошу у нее, – пригрозил Кусеныш в наступившей тишине.

И спросил.

Результаты стали известны через несколько дней.

– Да, вы были правы, – несколько озадаченно сообщил Кусеныш, когда они все – Маша, Левушка и Абашикка – сидели за большим письменным столом в гостиной и делали уроки, вполглаза следя за телевизором, по которому шла какая-то учебно-познавательная программа. Кусеныш устроился рядом с ними рисовать.

– Эдьиэйка нам не мама. Но все равно она как мама. Вот так она сказала. И еще – у нас где-то должны быть родители.

– Мне они не нужны, – выслушав его сбивчивые пояснения, хмыкнул Левушка. У него не получалась задачка, и он слегка нервничал.

– Эдьиэйка говорит, неважно, есть ли у человека папа, – продолжал Кусеныш. – Самое главное, что у человека есть мама.

– Но мне нужен папа, – заупрямился Абашикка. – Нужен! Да и мамы у нас нет, как видишь.

– Вот мой папа, – сказал вдруг Левушка, посмотрев в телевизор. – Там как раз показывали какого-то ученого. Ученый был лыс, суетлив и полноват. Все засмеялись. Левушка покраснел.

– Это не твой папа, – сказал Абашикка. – Он же умер.

– Люди не умирают! – запротестовал Кусеныш.

– Это как сказать, – пожал плечами Левушка.

– Все, придется доложить Эдьиэйке, – предупредил Кусеныш. Он не любил, когда произносили противоречащее тому, что говорила Эдьиэйка и о чем гласили Правила Балагана.

– А если Эдьиэйка – наша мама, то от кого же она нас родила? – задал странный вопрос Левушка. Ему надоел этот маленький ябеда, который ничего слышать не хотел кроме того, что ему когда-то вдолбили.

– Как – от кого? – удивился Кусеныш. – Что это значит? Мы сами появились и начали жить.

– Когда люди любят друг друга, у них появляются дети, – подала голос молчавшая до сих пор Маша. Сказать, что мальчики были потрясены ее авторитетным тоном и осведомленностью в столь сложном предмете, значит ничего не сказать. Они были уничтожены, разбиты, подавлены. И украдкой переглянулись между собой, как бы говоря: «Ох и глупые же мы». Меж тем Маша спокойно продолжала:

– А мой папа живет далеко, он тоже работает в телевизоре и рассказывает по вечерам новости. Он не знает, что я у него есть. Когда узнает, он меня заберет отсюда. Я ему пишу письма. Только еще не отправила.

Мальчики присвистнули. Маша в подтверждение своих слов вытащила из-под обложки пухлого школьного дневника мятые листы бумаги и помахала ими:

– Конверты надо купить.

– Прочитай! – попросили ее ребята.

– Нет, – сказала Маша. – Я не могу.

После некоторого раздумья она все-таки смилостивилась над ними и протянула один из листков:

– Здесь я написала, чтобы он нашел нам Лика.

Конверт купили, написали в строке, где должен быть адрес: «Телевидение» и бросили в почтовый ящик по дороге в школу. Прошло несколько дней. А Лика все не было.

А шкурка коалы на что-нибудь годится?

Эта коала, на поверку оказавшаяся весьма скандальным и капризным существом, вызвала особое беспокойство у больших начальников, то есть сотрудников НДД. Коалу заранее начали готовить к посещению очередной комиссии, причесывая и вычищая ее красивую пепельную шубку до зеркального блеска и увещевая хорошо себя вести. Ей даже дали конфетку. Она, казалось, поняла. Но когда увидела перед собой много незнакомых людей, бедняжка почувствовала себя загнанной в угол, испугалась, и оскалившись, внезапно бросилась к ближайшей толстой тетке с явным намерением укусить. Тетя оказалась проворней коалы – издав звуки, по причине невероятной высоты и напряжения почти недоступные для восприятия человеческим ухом, ловко отпрянула, снеся собою книжную полку с учебниками.

Коала, в свою очередь, чуть не оглохла от этого дикого визга и грохота, ведь она не была человеком. Тем не менее она единственная не растерялась в поднявшейся всеобщей суматохе. Преодолев все свое отвращение к волосатым рукам с толстой, грубой, вонючей кожей (куда уж до вкусных ручек Абашикки и Маши), напоминавшим о страшных руках, которые не так давно сдирали ее с любимого эвкалипта и запихивали в темный душный ящик вместе с такими же несчастными, как она сама, коала молниеносно обхватила всеми четырьмя лапками черные нарядные брюки оказавшегося поблизости дяди. Взобраться по ним для нее никакого труда не составило. Повиснув, не жалея когтей, у него на красивом жилете, плотно обтягивающем толстый живот, коала замерла на секунду. И укусила, как это она обычно делала, предварительно как бы виновато улыбнувшись, здоровенную, густо покрытую рыжеватыми волосами руку. Дядька взвыл от боли, довольно грубо стряхнул маленькое беззащитное существо на пол и поставил в своей книжке жирный минус против Коалы.

Минусы коала заработала у всех членов комиссии, кроме одного человека – это была Дьикти Хотун, про которую мы забыли раньше сообщить, что она тоже работала в этой комиссии. Если все были «за», она всегда ставила «против», а если все были «против», она всегда ставила «за». Уж такая она была, эта Дьикти Хотун, которая понимала язык птиц и зверей. Дело в том, что если кто-нибудь умудрялся заработать минусы у всех членов комиссии, он сразу удалялся из Балагана в другое место. Этот персонаж в балаганах назывался «минусовик» и на него смотрели как на оживший призрак, куда бы он впоследствии ни отправлялся. В нашем Балагане за всю его историю еще не было ни одного минусовика.

Комиссия состояла из двенадцати человек. Если хотя бы один член комиссии был против, то есть ставил не минус, а наоборот, плюс, решение тормозилось до следующей комиссии. Но если подобное повторялось три раза подряд, спорную судьбу решали простым большинством. Впрочем, за три комиссии у несчастного пред-минусовика появлялась возможность исправиться и остаться там, где он хочет остаться. Дьикти Хотун называла это «дать шанс», и особенно усердствовала, когда речь заходила о животных. Коала, на свое счастье, не была кусачим ребенком, она была всего-навсего кусачим животным. А Кусеныш, тоже на свое счастье, никогда не кусал членов Комиссии.

К тому же она постоянно требовала кока-коалу. Эта внезапная страсть коалы имела две стороны – хорошую и плохую. Хорошая заключалась в том, что Эдьиэйку опять стали редко видеть в образе фармацевта. Плохая – думаете, так легко совладать с коалой, пропустившей баночку-другую кока-коалы? Если банок было немного, коала рыдала и кусалась. Если достаточно много – пела и засыпала, как в первый раз.

Левушку коала так сильно укусила однажды, что он, против обыкновения, не стал кричать и жаловаться Эдьиэйке, а молча, как истинный северянин, с холодным бешенством оценивающе оглядел ее с ног до головы на предмет густоты и красоты меха.

– Интересно, а шкурка коалы на что-нибудь годится? – вопрошал он Абашикку позже, между решением задачи по математике и обдумыванием вопроса, какой мазью на этот раз намазать ранки.

– Не знаю, – вздохнул тот, не отвлекаясь от уроков. И небрежно добавил. – Маленькая она, разве что на шапку для Туорааха.

Оба они понимали, что это всего-навсего злая шутка. Хорошо, что Маши рядом не оказалось.