Русский жиголо

8

И вот, наконец, она объявляется! Да, Вероника объявляется, когда я уже собираюсь лечь спать. Каков придурок! Второй день ожидаю ее звонка, глотаю феназипам и ксанакс и две таблетки либриума, а она и не собирается париться. Набирает в полтретьего ночи, как ни в чем не бывало, даже не подумала, что это попросту неприлично.

– Привет, миленький, – говорит она. И сразу же, не дожидаясь ответа: – Как прошел день?

Голос у нее хриплый, низкий, прокуренный.

– Ты хотела сказать – два дня, куколка, – говорю я.

– Вот-вот, – вздыхает Вероника, – как они прошли, эти два дня?

– Без тебя ужасно, – отвечаю и почти не кривлю душой.

– Ой-ой, – тихонько смеется она, – не может быть. Не пугай меня, малыш.

Она прекрасно знает, как меня бесит это обращение.

– Слушай, я правда ждал твоего звонка весь день.

– Ты ужасно милый, – она глупо хихикает, и я понимаю, что она по меньшей мере не трезва. – Ну ты же знаешь, малыш, что у меня слишком много работы. Слишком много. Просто через край.

Это я знаю, чего там. Вероника торгует земельными участками, предназначенными в основном под строительство крупных торговых центров. Еще попадаются проекты спортивно-развлекательных сооружений и таможенных терминалов, короче, такое капитальное дерьмо. Хотя чаще всего именно торговые центры.

Когда-то Вероника была чиновницей, звалась по имени-отчеству, сидела в мэрии в ебанистическом кабинете с большим портретом президента в красном углу, со стенами, обитыми дубовыми панелями, и кровавым ковром на паркетном полу.

И сейчас ей уже сорок три, и всего в этой жизни она добилась сама. Ну, конечно, не без помощи мужчин, но и эта помощь, в общем, надо признать, ее личная заслуга. Потому что выбирать себе спутников (так же как и спутниковое TV – ха-ха-ха) надо с умом, вот именно, иначе жизнь может пойти не по плану, а моя взрослая девочка всегда все делала именно что только по плану. По своему собственному, никем не корректируемому плану.

И вот результат – она на короткой ноге с первыми лицами в московском правительстве, и даже выше, на федеральном уровне. У нее прекрасный офис на Новинском бульваре, контракты с важнейшими западными сетями, вроде того же злосчастного «Metro Cash & Carry». Ее кабинет теперь выглядит по-другому, ультрасовременно – никаких тебе сраных дубовых панелей, одна из стен, та, что выходит на Садовое кольцо, и вовсе целиком стеклянная, современная итальянская мебель, не дизайнерская, конечно, но все же, стекло-металл-пластик, будьте любезны, и огромная плазма Bang & Olufsen на стене. Лишь портрет президента, похоже, переехал сюда из прошлого офиса. Что ж, он ведь гарант российской безопасности, так что и изображение его наверняка призвано выполнять функцию некоего охранного сертификата, а может быть, даже и экспонируемой посетителям индульгенции, некоего символа определенной вседозволенности, которая, конечно, не такая полная, как Веронике хотелось бы, но все же, все же…

– У меня огромное количество работы, – повторяет Вероника, – ты же знаешь.

Да, да, это я знаю. А еще я знаю, что она страдает хроническим алкоголизмом и гипертонией, была замужем два раза, и оба раза неудачно, ее единственный сын живет в Лондоне и почти не звонит, в груди у нее высококачественные американские имплантанты, во рту немецкая металлокерамика, она ездит на S-классе с водителем и пользуется косметикой La Prairie.

В целом она прекрасно выглядит, такая сексуальная бизнес-леди, в почти деловом костюме Marc Jacobs, никогда не отлипающая от своего нового Vertu, сильная женщина с крутым нравом и мужским взглядом на окружающий мир, дама бальзаковского возраста, с почти безупречной кожей, если не считать за проблему наметившийся кое-где целлюлит и старушечьи морщинки в уголках глаз.

– Огромное количество работы, Филипп, – вздыхает она. А я молчу, и ей снова приходится повторить: – Работа, понимаешь? – она вздыхает. – Переговоры затянулись.

– Понимаю, куколка. Сложные долгие переговоры, затянувшиеся до двух часов ночи.

– По-моему, ты не в настроении, – снова вздыхает она.

– А по-моему, ты выпила слишком много виски на этих своих нескончаемых переговорах. Надеюсь, ты проводила их не в «Красной Шапочке»?

Черт меня за язык тянет, не могу удержаться, несет меня, и все тут, раньше-то я был спокойнее, ну что я, в самом деле, взъелся, словно сварливая жена? Она ведь позвонила, вспомнила обо мне, пусть и среди ночи, так что с того?

– Я пила со страховщиками в «Прадо», – только и говорит она, – надо было как-то снижать выплаты по комиссиям за последний объект.

Как сильная личность Вероника предпочитает мужские напитки. Конечно, она не откажется и от мохито или B52, но ее истинной страстью всегда были и остаются дорогие выдержанные односолодовые виски разных сортов. Так что самая истинная ее любовь, разумеется, не я, а двадцатипятилетний Glenfiddich.

– Созвонимся завтра, – наконец устало произносит она, – будет новый день, ты сделаешь пробежку, примешь душ, вотрешь в свое холеное тело килограмм увлажняющего крема, выпьешь кофе и сможешь, наконец, сказать хоть что-нибудь приятное. А то, знаешь, мне и от других приходится много дерьма выслушивать…

– Вероника, – только и говорю я, – Вероника!

– Я уже сорок три года Вероника, – перебивает она, – и у меня целая куча забот, проблем и напрягов. И я их решаю, ежечасно и ежеминутно, в основном в процессе переговоров, ясно? Я регулирую финансовые потоки огромной организации, осваиваю государственные бюджеты и налаживаю смежные связи. Неужели ты считаешь, что мне интересно конфликтовать и с тобой? Тоже мне, субъект федерации! Это тебе ясно?

– Да, куколка, теперь мне все ясно, – шепчу я.

Ну, куда уж яснее. Да, да, да. А еще теперь мне точно ясно, что она хочет бросить меня. Черт возьми! Мои худшие опасения подтверждаются. А я-то считал себя параноиком, полагал, что это надуманный бред. Теперь уж нет смысла притворяться перед самим собой, что все в порядке, что все идет как надо. Ничего подобного. Что-то случилось, поезд сошел с рельс. Она хочет избавиться от меня, но пока, возможно, не приняла окончательного решения. А вот я так много поставил на нее. Я даже предположил, что именно она – моя судьба. Мне казалось, что это именно та женщина, с которой мне надо связать себя узами. Вот именно, куколка, брачными узами! И что теперь? К чему я пришел? Я растерял все свои заготовки. Я практически не смотрел на сторону, хотя одно время вокруг меня крутилась целая стая нефтяных дочек, газовых племянниц и министерских внучек. И даже одна немолодая банкирша. Целая огромная свора богатых баб, вот именно.

В глазах темнеет от ужаса, что я просчитался. Как можно было быть таким безответственным? А я ведь, наверное, даже немного влюбился.

Правда, нет худа без добра, теперь все встало на свои места, мне абсолютно ясно, что Вероника хочет избавиться от меня. Что же послужило этому причиной? Если б я только знал! Я всегда вел себя с ней как подобает, никогда не лез в ее дела и ничего не клянчил, не напрягал пустыми разговорами и не грузил своими проблемами, и даже не изменял. Ну, почти не изменял, короче, не важно, она все равно не в курсе, с кем я летал отдыхать на Бали.

С прижатой к уху телефонной трубкой я вяло плетусь на кухню, наливаю в стакан Miranda минеральной воды. Глотаю ксанакс. От бессилия я готов выронить трубку и с рыданием зарыться в подушку. Да я готов телефон вдребезги расколошматить! Я готов вообще всю посуду в доме перебить, выворотить из гардеробной всю одежду и порвать ее на куски, особенно эти идиотские старперские костюмы от Patrick Helman, что она подарила мне недавно. Зачем мне все это, я не на помойке себя нашел! Мне прежние любовницы, случалось, дарили машины, часы, и даже бизнес. Вот именно! Целый спортивный клуб, пусть в Марьино, но все же тысяча квадратных метров, Kettler, Weider, сауна и витаминный бар, такие дела, куколка! Марину я всегда вспоминаю с особенной теплотой, пусть даже она, в конце концов, отобрала этот свой подарок, как только выяснилось, что я ухожу к ее подруге, чемпионке по фигурному катанию, и к тому же обладательнице неслабого состояния. Будь я на ее месте, я, возможно, и сам бы так поступил, особенно когда узнал, что моя возлюбленная переспала со всеми общими знакомыми и выбрала в итоге самого лучшего, самого близкого друга.