Домой возврата нет

Порой эта минута наступала вслед за самозабвенными рассуждениями об Америке и «современных темпах» — в сотый раз миссис Парвис распространялась о злосчастном уделе женской половины населения Соединенных Штатов, о том, что это просто стыд и срам, затем, тактично помолчав, прибавляла:

— Хотя, что уж говорить, американские дамы очень даже элегантные, правда, сэр? Они все так прекрасно одеваются. Американку всегда сразу признаешь. И потом, они очень даже умные, правда, сэр? Я что хочу сказать, многие даже ко двору были представлены, правда, сэр? И некоторые даже повыходили замуж за знатных аристократов… И… (в ее голосе слышится еле уловимая нотка умиления, и Джордж уже знает, что будет дальше) и понятное дело, сэр, ОН…

А, вот оно! Этот бессмертный ОН жил, действовал, любил и пребывал здесь, в самом сердце небес Дэйзи Парвис! Бессмертный ОН, кумир всех Дэйзи Парвис по всей Англии, которые в своем обиходе, от избытка преданности, называли его не иначе как ОН, и не нужно им было иного имени.

— И понятное дело, сэр, ОН их привечает, правда? Я так слыхала, они ЕМУ очень даже нравятся. Уж наверно, американские дамы очень умные, сэр, раз ЕМУ с ними приятно поговорить. Вот давеча в газете ЕГО фотография была на приеме, и там разные ЕГО друзья, и с ними какая-то новая американская дама. По крайней мере, я ее первый раз вижу. И уж до того элегантная! Миссис какая-то, не припомню, как звать.

Или же голос ее звучал благоговейно и лицо сияло нежностью от такой, к примеру, новости:

— Вот в газете пишут, ОН воротился с континента. Что это ОН затеял, интересно знать. — И вдруг она хохочет, весело, неудержимо, так что румяные щеки ее становятся совсем пунцовыми, а голубые глаза влажными. — Ох, ОН и хитрец же, скажу я вам! Никогда не угадаешь, что ОН затеял. Нынче возьмешь газету — пишут, ОН навещает каких-то там друзей в Йоркшире. А назавтра, оглянуться не успеешь, здрасте, ОН уже в Вене. Сейчас, говорят, в Скандинавии побывал… может, навещал там какую-нибудь ихнюю молоденькую принцессу, вот уж я бы ни капельки не удивилась. Понятное дело… (теперь в ее голосе слышится горделивая важность, с какою она обычно возвещает неотесанному мистеру Уэбберу самые значительные свои откровения) понятное дело, про это уж давно шли толки. Да ЕМУ это без надобности. Станет ОН слушать, как же! Нрав у НЕГО независимый, так-то! ЕГО матушка еще вон когда это узнала. Пробовала она ЕГО смирять, как других прочих. Куда там! ОН паренек своевольный. Что хочет, то и делает, и никто ЕМУ не указ, вот какой у НЕГО нрав независимый.

Помолчала минуту, задумалась, будто перед ее затуманенным взором предстал обожаемый кумир. И вдруг приветливое лицо ее снова заливается краской, и опять короткий взрыв веселого, неудержимого смеха.

— Этакий бесенок! — восклицает она. — Знаете, говорят, недавно воротился ОН ночью домой… (тут она доверительно понижает голос) выпил, говорят, лишнего (теперь она почти шепчет и смешливо и чуточку нерешительно), так вот, сэр, говорят, не так-то легко ЕМУ было добраться до дому. Вроде даже пришлось ему за решетку держаться, которой Сент-Джеймский дворец огорожен. Только говорят, сэр… ах-ха-ха! — звучно хохочет рассказчица. — Вы уж меня простите, сэр, как подумаю про это, сразу смех разбирает! — И медленно, восторженным, полным обожания шепотом она доканчивает: — Говорят, сэр, полицейский, что стоял на посту у самого дворца, увидал ЕГО, подошел и спрашивает — позвольте, мол, сэр, я вам помогу? Да не на таковского напал! Не желает ОН, чтоб ему помогали! ОН гордый, вот ОН какой! Всегда такой был. Сущий бесенок, вот что я вам скажу!

И, все еще улыбаясь, сложив на животе натруженные руки, она прислоняется к дверному косяку и замирает в смутном задумчивом молчании.

— А как по-вашему, миссис Парвис, — немного погодя спрашивает Джордж, — женится он когда-нибудь? Как вы думаете, если по совести? В конце концов, он уже не мальчик, верно? И уж конечно, выбор у него богатейший, и если он намерен что-то предпринять…

— Ну да, — несколько высокомерно, как всегда в этих случаях, соглашается миссис Парвис. — Ну да, я всегда говорю, конечно, ОН женится! Дайте срок, выберет ОН себе жену, да только когда сам захочет, не раньше! А силком ЕГО не заставишь, не на таковского напали. ОН сам все решит своим чередом.

— А когда же дойдет черед, миссис Парвис?

— Ну, так ведь у НЕГО пока что есть отец, правда? И не так уж он молод, отец-то, правда? — она дипломатически умолкает, давая Джорджу время уловить намек. — Так-то, сэр, — очень тихо заключает она. — Я что хочу сказать, сэр: всему свой черед, правду я говорю?

— Да, верно, миссис Парвис, ну а вдруг… — упорствует Джордж. — Почему вы уж так уверены? Ходят, знаете, разные слухи… вот я иностранец — и то слышал всякое. Во-первых, говорят, он не очень-то к этому стремится, и потом, ведь у него есть брат, верно?

— А, этот! — роняет миссис Парвис. — Этот…

И молчит минуту-другую, но, перебери она все выражения ожесточенной, непримиримой враждебности, сколько их есть в словаре, она и тогда не сказала бы больше, чем ухитрилась вложить в это короткое указательное местоимение.

— Да, — безжалостно настаивает Джордж, — но ведь этот как раз совсем не прочь бы добиться такой чести, верно?

— Он-то не прочь, — угрюмо соглашается миссис Парвис.

— И он женат, верно?

— Женат, — подтверждает она даже еще угрюмей прежнего.

— И дети у него есть, верно?

— И дети есть. — Тут она словно бы чуточку смягчается. На миг лицо ее даже вновь освещается нежностью, но тотчас опять мрачнеет. — Нет уж! — продолжает она. — Только не этот! — Она глубоко взволнована воображаемой опасностью на пути ее кумира к сияющим вершинам. Она беззвучно шевелит дрожащими губами, потом быстро качает головой в знак решительного несогласия. — Нет, только не этот. — Вновь минутное молчание, словно в душе миссис Парвис борются желание высказаться и прирожденная чопорная сдержанность. И вот плотина прорвана: — Не нравится он мне, сэр, скажу я вам! Видеть его не могу! — Она порывисто качает головой и чуть не шепотом поверяет Джорджу страшную тайну: — Хитрость какая-то у него в лице, не нравится мне это! Больно он хитрый, только меня не проведешь! — Вся красная от волнения, она решительно качает головой, сразу видно: человек вынес суровый, бесповоротный приговор и уже не отступит ни на шаг. — Такое мое мнение, сэр, если хотите знать! Я всегда про него так думала. А она-то! Она! Вот кому ЕГО женитьба придется не по вкусу, а? Будьте уверены! — Миссис Парвис вдруг разражается недобрым визгливым смехом, как смеются только очень рассерженные женщины. — Она такая. Это ж ясно как день, это у ней прямо на лбу написано! Только ничего у них не выйдет, — мрачно заявляет миссис Парвис и снова с угрюмой решимостью качает головой. — Мы-то понимаем, что к чему. Люди все понимают. Нас не проведешь. Так что понапрасну те надеются!

— Стало быть, вы не думаете, что те…

— Они-то! — сказала, как отрезала, миссис Парвис. — Да ни в жизнь, сэр! Не выйдет у них! И через тысячу лет не выйдет!.. ОН, только ОН! — Голос ее звенит, уверенность ее несокрушима. — ОН всегда был единственным наследником! И когда настанет время, сэр, ОН… ОН станет королем!

Натуре миссис Парвис присуща была совершенная, безоговорочная преданность, какою отличаются большие, добрые собаки. Да и вообще в своем отношении к жизни она чем-то странно напоминала животное. Ко всем живым тварям она относилась по-родственному нежно и заботливо, и когда встречала на улице собаку или лошадь, всегда замечала сперва их самих, а потом уже их двуногих хозяев. Она быстро узнала наперечет всех собак на Эбери-стрит и по собакам запоминала их владельцев. Как-то Джордж стал спрашивать ее о почтенном немолодом джентльмене с резкими чертами лица и ястребиным взором, которого несколько раз встречал на улице. Миссис Парвис тотчас же с удовольствием объяснила:

— Знаю, как же. Это у которого тот негодяй, что из дома двадцать семь? Ох и негодяй же! — воскликнула она, ласково засмеялась и покачала головой. — Такой косматый верзила, знаете, грудь широкая, ходит враскачку, а глядит уж таким тихоней! Ох и негодяй!