Нарисованные герои

не знаю, правильно ли сделал. Может быть, поддался усталости, обманчивому впечатлению, что все это «ни к черту не годится». Теперь не вернешь, не проверишь.

Впрочем, совсем повесть не пропала. Кое-какие идеи и эпизоды вошли в роман «Журавленок и молнии», кое-что в другой роман – «Острова и капитаны». Кто знает, не изорви я ту рукопись, не было бы потом этих двух книг… А недавно я отыскал среди слежавшихся (почти склеившихся) тетрадок несколько уцелевших листов из повести, которую для себя называл «Колыбельная-2». Видимо, это 1979 год.

Тринадцатилетний Лёнька, которому все осточертело в городе, на зимние каникулы сбежал в деревню к своей бабке. В просторной бабкиной избе жили несколько студентов-практикантов и их руководитель Евгений Сергеевич. В разговорах с ними Лёнька начал понемногу оттаивать, к нему пришло смутное пока ощущение, что, кроме его нудной, злой и бесцветной жизни, есть еще и другой, более интересный мир…

Один раз вечером Вика, Лариса, Веня и Евгений Сергеевич пошли в клуб на последний киносеанс. Звали и Лёньку, но он не пошел, умаялся за день с бабкиными дровами. Да и фильм был муровый, про итальянскую любовь, а по телеку показывали «Остров сокровищ» Хоть и старье, а все же лучше, чем итальянские страданья.

Впрочем, «Остров» Лёнька тоже не досмотрел. Начал клевать носом и побрел спать на свой сундук.

Бабка посмотрела на него хмуро и как-то смущенно. И вдруг сказала:

– Ты вот чего… Если спать не будешь, лежи тихо, мне не мешай. Я сегодня молиться буду.

Лёнька слегка растерялся, тоже смутился почему-то.

– А мне что? Молись… Я разве мешаю…

Но тут его кольнуло любопытство, даже сонливость поубавилась.

– А почему ты это… сегодня надумала? Раньше не молилась, а сейчас захотела…

– Сочельник нынче, – строго сказала бабка. – Завтра Рождество Христово…

– Как это? – Лёнька вдруг подумал, что бабка рассердится, и добавил мягко. – Я про это раньше и не слыхал.

Бабка помолчала и объяснила:

– Рождество – значит Христос родился в этот день. Сын Божий. Наш Спаситель.

– Какой спаситель?

– Человеческий, – вздохнула бабка. – Все грехи людские на себя перед Богом принял, дал себя на кресте распять за других. Чтобы люди не страдали…

– А, это я знаю! – вспомнил Лёнька. – Он потом воскрес, да? А чего же люди все равно страдают? Значит, он не смог спасти?

– Это давно было, – нехотя сказала бабка. – С тех пор сколько уж опять нагрешили… Да и один ведь он, Христос-то. Где ему углядеть за всеми. Вот и просят люди, чтобы не забыл их, помог…

– Дак это, наверно, в церкви просить-то надо, – рассудительно заметил Лёнька. – А то не по правилам… Или у вас тут нет церкви поблизости?

Бабка сердито сказала:

– Нету… Да я в церкви с малых лет не была. Попов не люблю и правил ихних не знаю, прости меня Господи. Молюсь, как умею, вот и все…

Она зажгла длинную стеариновую свечу, выключила свет. Поставила свечу на табуретку в углу перед иконой. Эту бабкину икону Лёнька помнил с младенчества.