Сделка

Вскоре я поддался общему настроению. Даже не хотел никому звонить. Разве что Гвен, узнать, все ли у нее в порядке? Но, только по причине абсолютной усталости и ни по чему другому, я не стал.

Как-то мне было разрешено поговорить с братом. Сестра набрала номер, и я спросил Майкла, как отец.

— Выздоравливает, — поосторожничал Майкл.

Я слышал, как Глория дышит ему в ухо. Меня он не спросил про мое здоровье. Пришлось самому поведать, что мне ничего не нужно.

Потом состоялась встреча с доктором Ллойдом. Он оказался молодым человеком с прической «а-ля воскресная школа» и вполне приличными манерами. Он спросил меня, как дела. Отлично, ответил я. Что-нибудь нужно? Нет, ничего. Все нормально? Нормально. Он улыбнулся и ушел.

Но немного погодя вернулся. Что-то в моих ответах насторожило его.

— Вы не собираетесь меня выписать? — спросил я.

— Мы вообще не любим подолгу держать здесь пациентов.

Я ощутил, что неправильно ответил на его вопросы, что мне грозит опасность.

— Зачем их выписывать отсюда? — спросил я. — Чтобы они вновь вернулись в мир, делающий их больными? — Он с интересом изучал меня. — Я достаточно серьезно болен, чтобы понять прелесть здешней жизни. И, по правде говоря, это единственное место из многих, где есть время для самоуничижения. Американский эквивалент убежища Будды. Неплохое сравнение, а-а?

— Не очень хорошее, по-моему.

Он улыбнулся и ушел окончательно.

Как только он скрылся из вида, меня окружили соседи и спросили, что он сказал.

— Он собирается выписывать меня, — сказал я, печально опустив голову.

Они расхохотались, и непочтительный смех был услышан доктором Ллойдом, стоявшим невдалеке. Он, оказывается, записывал свои наблюдения после нашего разговора.

Пациенты расселись вокруг меня и стали сыпать советами. Основное направление касалось моего дела. Закон гласил, что человек не может быть помещен в психиатрическую больницу больше чем на десять дней, если нет официального заключения врача. Выяснилось, что слушания проходят прямо здесь. А судья, выслушав обе стороны, решает, помещать ли человека в больницу и на какой срок.

Слушание моего дела происходило в комнате, — уменьшенной копии судебного помещения. Маленькая сцена предназначалась для стола судьи. По краям стола развевались два флага — звездно-полосатый и флаг штата Коннектикут. Прямо перед столом судьи вытянулась скамья на несколько человек. Меня привел в мини-суд санитар. Рядом со мной, готовый отвечать на вопросы правосудия, сидел доктор Ллойд.

За длинным столом сбоку сидели Флоренс, Артур Хьюгтон и доктор Охс. Последний был с Флоренс, новенький.

Жена ласково улыбнулась мне. Их обуревало чувство сострадания по отношению ко мне — бедному родственнику.

Судья был толст, средних лет, похож на фермера-джентльмена. Мне показалось вначале, что он торопится. Он быстро прочел петицию на помещение меня в больницу и заключение врача.

— Насколько я понял, — сказал он, — передо мной надлежащий документ, подписанный супругой и двумя врачами, которые произвели тщательный осмотр пациента. Так?

Он поднял голову и оглядел присутствующих. Никто не ответил.

— Так? — переспросил судья.

— Да, сэр, — ответил Артур.

— Что «да, сэр»? — спросил судья.

— Осмотр был произведен самым тщательным образом, ваша честь.

— Вы — один из этих врачей? Ваше имя? Вы… Ну как вас там, доктор…

— Я не врач. Мое имя Артур Хьюгтон.

— Что такое Артур Хьюгтон? — спросил судья, который начал мне нравиться.

— Я — юрист этой семьи.

— Вы представляете интересы…

— Семьи.

— Обоих вы в любом случае представлять не можете. Так кого же конкретно?

— Ваша честь, данная ситуация уникальна…

Судья повернулся ко мне:

— Он представляет ваши интересы?

— Нет, — ответил я.

— Тогда он представляет ваши интересы? — судья обращался к Флоренс.

Она прошептала «да» и залилась краской стыда.

— Я немного глуховат, — обратился судья ко всем сразу, — поэтому говорите громче. — И углубился в прочтение бумаг еще раз.

Я подмигнул Артуру Хьюгтону.

Судья, прочитав еще раз, недовольно проворчал:

— Меня интересует следующее: поскольку вы не врач, то на каких основаниях вы можете утверждать, что обследование пациента было тщательным?

Артур не собирался слушать поучения провинциального судьишки и с апломбом заявил:

— Потому что я превосходно знаю этих врачей!

Судья взглянул на него и раздвинул губы в улыбке.

Затем обратился к доктору Охсу:

— Вы — доктор Тэйлор?

— Нет, ваша честь, — ответил Охе.

— Тогда, исключив одно из двух, вы — доктор Лейбман?

— Нет, ваша честь.

— Тогда кто вы такие? И где те, чьи подписи стоят здесь? Клерк, сплошная путаница. Я вынужден отложить слушание дела на месяц. Ничего нельзя разобрать.

Он бросил бумаги на стол и начал ворчать что-то о стопке документов дома, о стопке, которую он еще не начал читать, и так далее… Клерк зашептал ему, оправдываясь.

Заговорил Артур:

— Они скоро приедут, ваша честь.

— Кто они?

— Доктор Лейбман и доктор Тэйлор. Сейчас они едут из Нью-Йорка.

— Почему их уже нет здесь? Я-то ведь здесь!

— Прямо перед заходом сюда мне позвонили и сказали, что они в пути. Десять миль отсюда.

Судья обратился ко мне:

— Вы не хотите отложить слушание?

Я не успел ответить, потому что Артур сделал это за меня:

— Прошу вас, сэр, рассмотреть дело сегодня. Завтра моему клиенту необходимо быть в Калифорнии.

— Тогда надо было позаботиться доставить докторов сюда вовремя! Здесь, может, и не Нью-Йорк, но порядок такой же. Я здесь не для осуждения этого человека, а для его защиты. Я здесь для того, чтобы его права не ущемлялись.

— И чтобы общество тоже не страдало, ваша честь!

Судья улыбнулся.

— Да, да. Вижу, вы тоже юрист! — Он взглянул на свои часы. — Итак, что же тогда будем делать?

— Надо подождать пару минут, — предложил Артур. — Может, пока поговорим неофициально?

— Прекрасно, — сказал судья. — Начинайте!

Он крутнулся на стуле, вежливо выставив ухо для неофициального разговора.

Артур основательно подготовился для своей речи. Он откинулся назад, прикурил трубку и начал:

— Прежде всего, ваша честь, я бы хотел, чтобы вы знали, и надеюсь, что вы воспримете все сказанное мной именно так, как надо, что я — юрист и этого человека. И это не просто мое мнение. Половина деловых бумаг в моем кабинете на Беверли-Хилз касается его деловых контрактов и личных интересов. И думаю, что он первый скажет, сколько услуг я оказал ему в этом плане!

Артур поднялся на ноги и навис над стулом судьи. «Неофициальная» обстановка исчезла, мы снова очутились в суде.

— …И поэтому для меня, как ни для кого другого, появление здесь — горькая, но вынужденная необходимость. Я здесь, уверяю вас, только потому, что его жена, по моему мнению, в настоящий момент больше, чем он, нуждается в помощи, поддержке и понимании.

(Флоренс всхлипнула.) А если открыть вам всю правду, то она была согласна прийти сюда лишь со мной!

Артур сделал паузу. По-моему, чтобы все слышали стенания неутешной Флоренс.

Затем он продолжил:

— Самое неприятное во всем этом, ваша честь, это — осознание того, что я лично лицезрел до своего прихода сюда, а именно это я должен детально изложить перед вами, что будет стоить мне дружбы с этим человеком. И все же я должен это сделать!

Потом Артур принялся перечислять полный список моих прегрешений: надругательство над рекламой «Зефира», кружение на «Сессне» вокруг небоскреба, по его словам, угрожавшее жизням тысяч людей, и лишение Службой гражданской авиации прав на полеты на всю жизнь.

— Ну, — прервал его судья, — такие поступки, разумеется, непростительны! Но, скажите, кто из нас, после стопки-другой, не может… Я имею в виду, их что, тоже относить к категории умалишенных, а не к озорникам? Помните, что вы просите меня избавить общество от человека и поместить его в определенное место. А это серьезно!