Избранное

Томас (строит кислую мину). Вот так?

Андреа. Пусть он увидит, что перед ним серьезный человек, а не тот непоседа Томас, которого знаю я и который готов целыми днями дурака валять, а вот за рулем нервничает.

Томас. Да, это уж точно я, Андреа.

Андреа смеется.

Томас. Знаешь, а еще мне снилась сегодня кузина Хилда.

Андреа. И что же?

Томас. Мы шли с ней по Фелдстраат, держась за руки. Я в форменной шоферской куртке, такой синей, с серебряными пуговицами, а за поясом пистолет. Держусь очень прямо, и на нас все оглядываются, она же хороша, ужас как хороша. Платье на ней, ведь она так богата, Андреа… так вот платье на ней все сплошь из тысячефранковых купюр. И как ты думаешь, кто встретился нам возле Хлебного рынка? Ты.

Андреа. Ну и что же?

Томас. Ты сердилась, кричала, и глаза у тебя стали похожи на две черные бусинки. Ты так злилась, так злилась. И вдруг ткнула сигаретой ей в живот, платье вспыхнуло, купюры, из которых оно было сшито, сгорели, она побежала по улице в одних трусиках, а народ покатывался со смеху.

Томас громко хохочет. Андреа тоже нехотя смеется. Мать кричит из гостиной: «Томас, поторапливайся, Андреа, не задерживай его».

Андреа. Подойди сюда. (Приглаживает ему волосы, поправляет галстук и шлепает по спине.)

Томас входит в гостиную, где вновь зажигается свет. Андреа в своей комнате снова ложится на постель и продолжает курить.

Томас. Как я выгляжу?

Отец. Отлично, мой мальчик, отлично.

Мать. Разве Андреа не подстригла тебя? Ну конечно, нет. Ей хочется, чтобы ты растрепой ходил. А еще лучше, чтобы ты был одноглазым калекой без рук и без ног…

Томас. Да я и не просил ее подстричь, она была занята.

Мать. Занята, ха-ха, она занята… Нет, ты просил ее. Сегодня утром я сама слышала, как она ответила: «И не подумаю, и без того ты слишком хорош для этой гусыни». Вот так, нашу славную кузину Хилду она называла гусыней. Только не говори, что это неправда. Поди сюда, я подстригу тебя.

Томас. Нет, нет. Не хочу!

Отец. Мама, ты же знаешь, что только одна Андреа может сладить с ним.

Мать. И ты туда же, и ты заодно с ними, Паттини. Бог свидетель, я ничего не успеваю, целыми днями хожу по пятам за этой парочкой и смотрю в оба, боюсь, как бы они не откололи что-нибудь, а ты в это время лежишь на диване, уставившись в потолок, или прячешься от всех, боишься выйти на улицу и взглянуть добрым людям в лицо. А если и открываешь рот, то лишь для того, чтобы перечить мне. Ах, до чего же я одинока в этом доме, все заботы на мне, а стоило мне что-то придумать, чтобы вам же обеспечить приличную жизнь, как вы тут же суете палки в колеса.

Томас (отцу). Послезавтра я буду знать, примут меня на работу, папа, или нет.

Мать (в бешенстве). Этого я не допущу, ты не станешь работать шофером! Я не позволю какому-то невеже, пусть даже девяностолетнему, к тому же председателю Общества композиторов, подзывать свистком моего сына, словно какую-то собачонку, которая мчится к хозяину по первому знаку. Не хватало еще, чтобы мой сын, словно дрессированная обезьяна, распахивал перед ним дверцу машины.

Томас. Мама!

Мать. Нет!

Отец. Твоя мать права, мальчик. Выбрось ты это из головы. Не для тебя эта работа. К тому же мы приготовили тебе кое-что получше, я уверен, тебе это тоже придется по вкусу.

Томас. Но я не хочу ничего другого, папа, я хочу стать шофером. Хочу сидеть за баранкой в форме, хочу гнать машину куда захочу и когда захочу. Иной раз мне кажется, папа, что я просто рожден для этой работы.

Мать. А я была рождена, чтобы выйти замуж за барона. И что же?

Отец (впервые раздражается). Может, лучше помолчишь?

Мать (испуганно). Да, да. (Тихо.) Прости меня. (Томасу.) Ты рожден, Томас, и этому тебя учили в школе, чтобы делать то, что тебе велят родители.

Отец. А ты помнишь, чему тебя учили в школе?

Томас. Папа, если я завтра буду проезжать мимо нашего дома, хочешь, я попрошу у менеера Албана разрешения зайти и взять тебя с нами на прогулку? Он ведь наверняка не откажет, я думаю, ему даже приятно будет поболтать с тобой, пока мы будем мчаться по дороге, покрытой гравием, мимо Антверпена, мимо лесов…

Отец. Это было бы восхитительно, мой мальчик.

Мать. Прекрати болтать, Паттини. Томас, подойди сюда. Дай я проверю твои уши и зубы. Послушай, Томас, ты не почистил зубы.

Томас. Чистил, мама, сегодня утром.

Мать. Садись. Что-то ты сегодня бледный какой-то, измученный. Что подумает твоя кузина? Что мы тебя здесь голодом морим? Что ты болен или еще что-нибудь в этом роде? А ну-ка потри щеки, чтобы они порозовели. Постой. (Вынимает из сумочки губную помаду и, мазнув по лицу Томаса, растирает краску.) Вот так-то лучше. Теперь слушай внимательно, что я тебе скажу. Сиди смирно. Тебе известно, зачем к нам придет твоя кузина Хилда? Андреа уже сообщила тебе?

Томас. Нет, но ты сама говорила, что она хочет взглянуть на меня и подарить мне что-то.

Мать. Ну, это само собой. Все так и будет, Томас, лишь бы погода не испортилась и кузине понравилось у нас. Может, она даже согласится погостить у нас денек-другой. Но она не останется здесь, если ты начнешь приставать к ней со своей глупой болтовней или напугаешь ее, если станешь, как вчера, носиться по всему дому с этой заячьей шкурой или с дикими криками выскакивать из темноты в маске, как на прошлой неделе. Думаешь, ей это понравится?

Томас. Нет.

Мать. Если же ты постараешься быть приветливым и обходительным, почаще улыбаться ей, если дашь ей понять, что находишь ее хорошенькой… Она ведь и в самом деле хорошенькая, Томас…

Томас. Но не такая, как Андреа.

Мать. Она лучше.

Томас. Нет.

Отец. Он прав.

Мать. Но ты-то, Паттини, ни разу в жизни не видел ее! Во всяком случае, Хилда всегда элегантна и ухожена, она дама, настоящая дама, не то что твоя сестрица, которая ходит по дому растрепой и оборванкой.

Томас. Что ж поделаешь, если у нее нет другой одежды. Вот стану шофером, начну зарабатывать, тогда все будет по-другому.

Мать. Скажи лучше, что она ходит в таком виде из-за собственной лени, просто не желает привести себя в порядок.

Томас. Вам хочется, чтобы кузина Хилда пожила у нас?

Мать. А тебе?

Томас (неуверенно). Да, конечно.

Мать. Ах, Томас, ты еще слишком молод, чтобы понимать подобные вещи. Так давно никто не бывал у нас в гостях. Да знаешь ли ты, что это такое? Здесь ведь не с кем словечком перемолвиться. Ни одна из тех женщин, что вместе со мной отмечаются на бирже, даже не зайдет ко мне. Ты заметил, какой вид они на себя напускают, как только я появляюсь там? Ты же был со мной на бирже три дня назад. Стоит появиться новенькой, как она непременно укажет на меня и спросит: «А это кто такая?» — и начинает хихикать. А новые люди появляются там каждый день.

Томас. Правда, мама, я как-то не подумал об этом.

Мать. Вот-вот, мой мальчик, никто не думает о том, каково мне живется в этом доме. Если кузина Хилда захочет погостить у нас, мне все-таки будет повеселее.

Отец (невпопад). А я думаю, эта кузина имеет на тебя виды, Томас. (Заливается довольным плутовским смехом.)

Томас. Какие виды?

Мать. Паттини! (Знаками приказывает ему замолчать.)

Голоса в гостиной звучат тише. Андреа, очевидно что-то заподозрив, подходит к двери и прислушивается.

Ты когда-нибудь задумывался, Томас, как хорошо иметь рядом человека, который заботится о тебе?

Томас. Но вы же заботитесь обо мне?

Мать. Конечно, мы тебя очень любим. Но ты прекрасно знаешь, ты понимаешь, что мы не можем сделать для тебя много, во всяком случае все, что полагается. У нас, у меня и у твоего папы, затруднения с деньгами и нет возможности дать тебе все необходимое…

Отец. И вот появляется человек, который готов заботиться о твоем благе каждую минуту, изо дня в день…

Томас. Кузина Хилда?