Privatизерша

, сопровождавшие Риту по пятам, сели рядом с дверьми кабинета, в который вошла жена хозяина, и сидели так сорок минут. Когда одна из них решила выяснить, из-за чего столь долгая задержка у доктора, причина выяснилась сама собой. Когда они вошли, их взору предстал спящий за столом доктор и открытое настежь окно первого этажа.

Через два часа, когда консультант-гинеколог оказался в состоянии давать показания начальнику охраны «Алгоритма», — именно ему, потому что милицию Артом было решено не беспокоить, — он рассказал, что едва пациентка вошла к нему, окно, которое он считал запертым, распахнулось, и в кабинет проникли двое мужчин. Все оказалось настолько неожиданным, что он даже не успел встать из-за стола, а пациентка закричать. Один из неизвестных схватил его за голову и прижал к лицу платок, пропитанный эфиром. Последнее, что видел док — Рита, которую второй неизвестный подавал в распахнутое окно третьему приятелю.

На столе доктора лежало письмо, отпечатанное на принтере. Всего три слова:

МЫ ТЕБЕ ПОЗВОНИМ.

Не нужно было ломать голову над тем, кому именно должны позвонить люди, выкравшие Риту из здания консультации. Конечно, не доктору. Хотя тот думал — именно ему. В понедельник он едва не захлебнулся от хамства одной из клиенток. Она-то в конце разговора и пообещала причинить ему массу неудобств.

Арт дал ему пятьсот долларов, чтобы тот поскорее забыл о случившемся. Доктор пообещал.

Глава 18

Через месяц после того, как Большой Вад покинул Англию, увозя из нее не самые лучшие впечатления от разговора с Лещенко, он не вернулся в США, а прилетел в Россию. Москва встретила его так же равнодушно, как и Лондон. Но с чего бы это вдруг Москве понадобилось аплодисментами встречать людей, путешествующих по миру в поисках друзей?

Через три дня Морозов, все еще находясь под впечатлением отказа бывшего банкира, разыскал Яковенко. В первый момент ему показалось, что лучше бы он его вообще не искал. Лучше бы он потерял его в потоке дней, забыл как об ошибке. Но кто мог представить, что бывший маститый чиновник Яковенко, этот всесильный Аркаша, превратится за четырнадцать лет просто в — Аркашу?

Отсидев четыре года по надуманной статье, — это ему так казалось, что статья надуманная, у суда же было иное мнение, — у суда всегда два мнения, как два виски бывает в баре у хозяина: для своих и залетных, — Аркаша вернулся в столицу в твердом убеждении начать жизнь сначала. Однако первые же встречи с бывшими подчиненными и начальниками продемонстрировали Аркаше изменчивость природы бытия. Его то не узнавали вообще, то сдержанно просили перезвонить (он знал, что это есть самая издевательская форма отказа), в лучшем же случае предлагали денег. Последнее прямо указывало на то, что встречи нежелательны. За четыре года изменилось все: отношения, политика, деньги. И он был в этой суматохе лишним, перышком, которое никак не могло приземлиться во время порыва ветра. Его прежний вес был утрачен, набрать нового было негде, четыре года превратили в ничто двадцать