Высотка

Я тогда совершенно не поняла, что он хотел этим сказать и почему смеялся. Я даже не могла определить, похоже это на счастье или нет. Пришла домой, завернулась в то самое одеяло, села на подоконник. Смотрела, как просыпается Москва. Думала о старости и о морщинках, что они не так страшны, как кажется, и что Митька, наверное, единственный ради кого я могла бы стерпеть какую-нибудь женскую работу. Или сделать ее с радостью. Почистить свеклу, например.

(В кого ты меня превратил, Митя, самой противно.)

И тому подобную ерунду.

(И это было до безобразия похоже на счастье.)

А потом я заснула и увидела его огромную голову, лохматую, как будто ее год не стригли. Он приложил ухо к моему животу и слушал. Было немного щекотно.

Вот и весь сон.

Бедная Ася, говорит мама. Бедная. Я ничего не знала. Мы с отцом были уверены…

Я тоже, говорю. Еще не так давно была уверена, и вдруг… Расскажи кому — засмеют. Лучше просто помолчать. Тем более что я вроде бы научилась — молчать о главном.

И что теперь? — спрашивает мама. Что ты собираешься делать?

Дайте мне ручку и тетрадку, пожалуйста.

Я все-таки попробую.

Вместо послесловия

ну вот, сейчас начнется

налетят и заклюют, и поделом

Гарик изничтожит меня знанием английской грамматики

всех этих since, until и while в придаточных предложениях

предпрошедшего времени

и добавит — напрасно ты забила на общезначимое

ведь девяностые годы интересны

не только твоей личной жизнью, indeed?

я уж не говорю о том, что у тебя получилась сказочка

о спящей царевне и семи богатырях

нескромно, Зверева, нескромно

можно подумать, ты у нас маленькое пушистое чудо

котенок или щенок

который выглядывает из сумки пассажира метро

и весь вагон ему умиляется

ах, какие перышки, какой носок

и, верно, ангельский быть должен голосок

хотя ты нам так ни разу и не спела

ладно, перехожу к положительным формулировкам

несмотря на то, что ты отнеслась к реальности весьма вольно

(услала меня в Канаду, наделила Баева красноречием

дважды женатого Петьку выставила лопухом и т. д.)

я бы твою версию поддержал

потому что та самая пыльца времени

каким-то образом все же осела между строк

а реальность — я правильно выражаюсь? —

пускай идет лесом

однако держу пари, ты даже не догадываешься

что в твоем опусе самое главное

думаешь, это мы? наши поступки, диалоги, письма?

как бы не так!

главное — это ГЗ в тумане и дымка над Ломоносовым

символы отрыва, вернейший опознавательный знак

а вовсе не музыка, и уж тем более не пиво «Хамовники»

про свободу я тут не буду распространяться

так как не всем это приятно

однако на досуге поразмысли

почему твоя свобода непременно связана с бегством?

изречет Гарик и, довольный, откинется на спинку стула

magister dixit, nunc plaudite

Баев, по обыкновению, будет гаерничать:

ну и что? натрепала языком, а где результат?

где, так сказать, мораль сей басни?

я ни фига не понял, переведи с кошачьего на человеческий

и эти, как их, акценты почетче

один, мол, интеллигент в двадцать пятом поколении

а другой бандит недорезанный

вот тогда и поглядим

Петя скажет: я отсидел с тобой

столько человеко-часов в кино

что выставлять меня киноненавистником

по меньшей мере несправедливо

а если хочешь, чтобы я был лаконичным, как спартанец

вот тебе мой вердикт: зацепило

остальное Гарик объяснит и по полочкам разложит, я пас

периодически в комнату вламываются остальные

а че это вы тут делаете?

но, решив, что у нас разборки

испаряются, стрельнув у Баева сигаретку «Dunhill»

он своим привычкам не изменяет

шапочку так и не надел

хотя просили, и не раз

Митя улыбается и молчит

иногда бросает на меня короткий взгляд

и я слышу звук «бамц»

как будто скрестились два клинка

остальные не слышат

Баев, насупившись, сидит в углу

поигрывая брелком от ключей

у него теперь есть дом, есть ключ, на кой мы ему сдались?

так, морока одна, позвали — я пришел

скоро там у вас финальные титры?

Петя тоже намеревается сбежать под шумок

ему очень надо, он обязательный, он занятой

если бы не это, посидел бы еще

в комнате тринадцать тридцать один

двадцать один ноль четыре

четырнадцать ноль шесть

дым стоит столбом

пепельницу три раза вытряхивали, давно здесь сидим

Гарик мусолит проблему выбора между истиной и опытом

уже разложил по Декарту, переходит к Витгенштейну

Баев сейчас пошлет всех на три буковки

Петя ловит тачку, он безбожно опоздал

а тут еще пробки, чтоб их

у Митьки совершенно счастливые глаза

я успеваю это заметить в промежутке

между тирадами Гарика

которого слушаю, между прочим

очень внимательно

если честно, Гарик, у меня вообще не было выбора

когда я решила рассказать о нас, как я это помню

все происходило единственным образом — и никак иначе

но я уверена, что это не передается

(разве что взять и поставить Дженис?)

не бывает одесского воздуха, закупоренного в банке

и ничего нельзя зафиксировать, тем более воспроизвести

(даже Дженис на пленке поет каждый раз заново)

а кто не пережил — не поймет

(но есть хотя бы один, кто не пережил?)

да, я была счастлива, когда писала о нас

потому что искала и нашла, и вряд ли когда-нибудь потеряю

но ведь это ничего не значит — мое отдельно взятое щастье

(или все-таки значит?)

Баев притушил окурок, поднялся, руки в карманы

Петя давно на совещании

и не скажешь, что когда-то гонял по коридорам козлов

и заправлялся под лестницей из аптечки

в комнату врывается Кот

парни, ну сколько можно, у нас давно нолито

каждую секунду испаряется двести молекулярных слоев

Зурик там такое приготовил — набежали с верхних этажей

невозможно находиться рядом без риска для жизни

вас только и ждем

Акис, усланный в магазин за плюшками

нажимает на кнопочку вызова

и лифт, трясясь от старости

останавливается на тринадцатом этаже

Самсон караулит Баева в коридоре

Танька с интересом разглядывает Митю

Митя улыбается и молчит

мы в той же комнате, ничего не изменилось

комната подвешена за уголки

в пространстве неопределенных

свет, огибая шпиль ГЗ

несется со скоростью Митькиной «Явы»

приблизительно триста тысяч километров в секунду

нам по двадцать, все как у других

а кажется, что это происходит только с тобой

папа сидит на моей лавочке у Ломоносова

с бутылкой кефира в руках

мама занимает очередь на колесо обозрения

ее подруга пошла покупать мороженое

сейчас самый удачный момент

обратиться с дурацким вопросом

к девушке его мечты

переводчик идет по весенней Варшаве

«Голубой Дунай», кипенно-белая черемуха

очумелые соловьи

бабушка скоро выучит польский

и у нее это будет пятый

нет, у нее это будет первый