ИнтерКыся. Возвращение из рая

— Нет, — ответил я. — За виски — не согласен. А вот за кампари для тебя — в любую секунду!..

— Какой джентльмен!.. — всплеснула руками Наташа, с трудом подняла меня и поцеловала в нос. — Потрясающе!..

И, должен признать, мне это было очень даже приятно.

Боб и Тимурчик готовили на кухоньке специальное китайское блюдо — креветки со спаржей под белым соусом. Для приготовления этого соуса Боб из дому захватил несколько цветных пакетиков — ну точь-в-точь как нераспечатанные презервативы! Я их одно время у Шуры видел — немерено.

На вопрос Тимура «Что это?» Боб коротко ответил: «Китайские вкусные порошки», и тут же облаял Тимура за то, что тот плохо вычистил спаржу...

Наташа уже вовсю накрывала на стол в гостиной, и Джек не очень расторопно, но достаточно трепетно и нежно ей помогал.

Перетрахавшийся с Собакой Колли по имени Лесси Браток, попукивая, дрых уже под диваном. Не скрою, пришлось его растолкать и выпереть с его храпом и пуканьем в садик...

Когда же все наконец уселись, Наташа весело оглядела стол и, кого-то процитировав, сказала, что это бунгало в «Беверли-Хиллз-отеле» постепенно превращается не то в клуб «Знаменитых капитанов», не то становится «общежитием имени монаха Бертольда Шварца»...

Никто из нас ни хрена не понял юмора, и Наташино веселье так и повисло в воздухе. Но я понимал, что Наташа имела в виду: с трудом, но я вспомнил, что «Клуб знаменитых капитанов» — была такая детская радиопередача в России, а фразочку с этим «монахом» я уже когда-то слышал от Шуры.

Почувствовав неловкость за всех окружающих, я тут же поспешил сказать Наташе:

— Ты абсолютно права! Я прекрасно помню эту передачу с капитанами (полная липа!) и вот только забыл фамилии тех двух писателей, которые сочинили про Бертольда Шварца.

Что было совершеннейшей правдой.

— Кыся! Ты — гений... — потрясенно проговорила Наташа. — Тим, дружочек! Пожалуйста, повтори мне перевод последней Кысиной фразы...

Все в упор уставились на Наташу. А Тимур слегка растерянно огляделся, словно хотел спросить: «Говорить ей или не говорить?», и все-таки сказал:

— Наташа, я уже минут десять молчу как рыба. Я ничего тебе не переводил. Ты прекрасно говоришь с ним сама... Скажи, Мартынчик!

Ну я и сказал... Вернее, повторил.

— О дьявол... — слабым голосом проговорила Наташа и опрокинула в рот весь стакан с кампари. — Я, кажется, лишаюсь рассудка.

— Наоборот, — успокоил я ее. — Общаясь со мной напрямую, ты очень сильно расширяешь диапазон своего мышления, ибо у нас, у Котов...

— Расхвастался! — желчно вставил Джек.

— Ты просто ревнуешь, — нахально огрызнулся я.

— И не без оснований! — рассмеялась Наташа.

... Потом сидели, приглушив свет, говорили о делах.

Пит с Джеком потягивали джин с тоником и льдом, Тим сонно сосал через трубочку свой «Севен-ап», а Боб и Наташа тихонько прихлебывали китайский зеленый чай с жасмином из небольших мелких пиалушечек.

Мы с Братком в саду из одной большой плошки вдвоем запивали трехсполовинойпроцентным молоком каждый свое: я — кусок отварного мяса с потрясающей косточкой, Браток — остатки сырой индюшки.

Спать хотелось смертельно! Один раз я невольно прикрыл глаза и даже ткнулся мордой в плошку с молоком. Выспавшийся Браток, бестактная сволочь, даже разоржался! Я так обиделся...

— Чего ты ржешь, мудила?! — возмутился я, облизываясь и утираясь лапой. — Ты же, засранец, только спишь, пердишь, жрешь и трахаешься! А я еще и работаю!..

— Извиняюсь, Шеф... Бля буду, нечаянно! — смутился Браток, но я видел, что его распирает веселье. — Я больше не буду...

И в это время мы услышали всего лишь одну фразу Пита Морено из их полицейского разговора:

— Если бы мы могли обнаружить следы этого Русского с нашим компакт-диском, мы могли бы выйти и на «бугров» этой шушеры, которую мы повязали... Лишь бы найти этого Русского!

Неожиданно я увидел, как из Братка мгновенно улетучилось все веселье, пасть глуповато, но сосредоточенно разинулась, уши встали торчком, а Браток поднял глаза в черное небо, будто что-то напряженно вспоминал...

И вдруг со всех четырех лап ка-а-ак сиганет отвесно вверх — ну как я, только выше раза в три, — ка-а-а-ак заорет по-Животному:

— Все, Шеф, пиздец! Я знаю, где этот Русский!!! В рот меня... Сукой буду! Век свободы не видать!..

— Точнее! — насторожился я.

— Помните, Шеф, когда вы натягивали свою Лесси...

— Лесси натягивал ты, а я пользовал Пусси. Лесси — это Собака. А я трахал Кошку...

— Какая разница, кто кого трахал, Шеф?! Кошка, Собака... Обе — бляди! Так вот, Шеф, от вашей Кошки Пусси-Лесси ПАХЛО РУССКИМ!

Меня словно озарило!

— Точняк!!! — завопил я и бросился на шею Братку. Ах, как отчетливо я вспомнил теперь ЭТОТ запах...

Как же я, старый дурак, не догадался, что меня так смутило в ворохе запахов этой лос-анджелесской кинозвезды Голливуда — урожденной Кошки-Потаскухи с пустыря перед нашим домом в русском городе Ленинграде, ныне — Санкт-Петербурге...

Как это я завалил ухо?! Я же встречался с запахами Русского убивца много раз. Первый — когда он был еще охранником у Бармена (которого сам потом и застрелил...) на круизном судне Ленинград — Гамбург. Он для нас с Водилой еще места в баре освобождал... Второй раз, когда мы с Тимуром встретили его с тем Казахским Немцем на ирландском празднике в Нью-Йорке... Потом, на пути в Лос-Анджелес, в «боинге», когда я беспечно раздавал автографы пассажирам. И четвертый раз, когда обнюхивал его следы в нашем бунгало, после их наглого вторжения в поисках книжки маркиза де Кюстина...

Браток же запах Русского учуял всего лишь один раз — когда получил задание «Русского пропустить, а Немца — тормознуть». Что из этого вышло — известно...

Ох, елочки точеные, не зря мы с Братком оба так тревожно принюхивались к этой рыженькой шалаве Пусси. Хоть она и «звезда» экрана! Что-то же нас насторожило?..

— Теперь это нужно как-нибудь поэффектнее сообщить нашим! — сказал я.

— На хера? — прямолинейно спросил меня Браток. — Сказать, что нашли этого раздолбая, и все.

— Ах, Браток, Браток!.. — вздохнул я. — Темный ты, как не знаю что... Любое важное известие должно быть преподнесено как потрясение! Вот в чем сила Искусства!..