Орбинавты

Но ведь мне все равно надо вернуться на родину! У меня там мать, друзья, замок, там осталась моя жизнь кастильского дворянина!

Я вдруг очнулся от этих мыслей, почувствовав, как это глупо — доказывать самому себе, что мне необходимо попасть на родину.

У бехике есть удивительное качество. Он каким-то безошибочным чутьем точно знает, когда собеседник погружен в размышления. Вот и сейчас он молчал все время, пока я обдумывал его слова, а затем снова заговорил. Не знаю, что именно в моем лице показало Маникатексу, что мое внимание вернулось к нему.

— Если бы дело было только в камушке, я бы давно распорядился, чтобы тебя отвезли на Гаити, как ты и просил, — молвил он. — Но твоя способность предвидеть ближайшее будущее может стать важной защитой для народа коки в час испытания. Мне необходимо было получить наставление духов касательно тебя. И я получил его вчера, когда принял кохобу.

Это было интересно. Он говорил обо мне с этими таинственными существами из их мифов? Думаю, никто на моем месте не сохранил бы в такой ситуации полной безучастности.

— И что же они говорят? — спросил я, затаив дыхание и приготовившись слушать.

— Духи сообщают, — не торопясь ответил Маникатекс, — что ты можешь помочь нам, если сам решишь остаться. Они говорят также, что ты достаточно чист душой, чтобы предстать перед ними. Поэтому завтра, если ты согласен, ты начнешь готовить себя к кохобе. Будешь меньше есть, чем обычно. Чаще пребывать в одиночестве, чем обычно. Будешь стараться соединять свое сознание с окружающими тебя лесом, землей, небом, ветром, морем. Можешь играть на своей флейте, если пожелаешь. Теперь никто не будет возражать.

Я молчал, пытаясь осознать значение этих слов.

— Думаю, по прошествии одной луны ты будешь готов принять кохобу. Я прошу тебя пройти через обряд и лишь после него решить, останешься ты с нами или отправишься к своему народу.

Я пожал плечами и тут же вспомнил, что этот жест совершенно непонятен индейцам таино. Мне много раз говорила об этом Зуимако.

— Конечно, я могу подождать один месяц, — сказал я и немного наклонился вперед. Такой наклон означал благодарность за наставления и готовность встать и удалиться.

— Подожди, — произнес старый знахарь и колдун, — это не все, что сообщили мне духи.

Во мне опять зажегся интерес.

— Если ты останешься с нами, это не означает, что ты никогда не вернешься в свой мир, — со значением возвестил Маникатекс. — Когда-нибудь, уже после того, как белолицые придут на Борикен, а ты сделаешь все, что сможешь, чтобы предотвратить их столкновение с таино, ты сможешь отправиться к своим. Ты сейчас беспокоишься, что твоя мать не доживет до вашей встречи. Не волнуйся: она доживет, потому что никогда не будет стареть.

— Что значит «не будет стареть»? — спросил я, ошеломленный тем, что он упомянул мать, не говоря ни слова об отце. Мы ведь никогда не обсуждали мою семью, и я не говорил ему, что мать жива, а отец погиб. Заявление же о том, что матушка никогда не постареет, я, скорее всего, неправильно понял. Мои познания в языке таино все еще далеки от совершенства.

А хорошо, если бы так и было! Пусть Росарио де Фуэнтес действительно никогда не станет старой. Тогда она сможет жить и жить. Какой сын не обрадуется этому? Только как поверить в такое?!

— Я ничего не знаю о твоих родителях. — Бехике словно прочел мои мысли. — Просто передаю тебе то, что сказали мне бессмертные, когда я принял кохобу. Отца они не упоминали. Говорили про мать. Ты ее увидишь. Скоро или нет, не знаю. Но она не будет стареть. Она уже сейчас больше не стареет. Поэтому ты можешь разрешить себе не торопиться с возращением на родину. У тебя есть время.

Значит, я понял его правильно. Теперь уже и не знаю, насколько осмысленно мое решение остаться здесь на месяц, чтобы принять кохобу. Что я такого узнаю? Скорее всего, это будет просто опьянение, несущее бессмысленные фантазии. Что, видимо, и произошло с ним самим. Разве можно иначе объяснить эту его уверенность в том, что моя матушка больше не стареет?

А ведь как хочется в это поверить!

— Почему бехике говорит, что у меня есть время? — спросил я. — Пусть моя мать и не стареет. Но ведь я сам могу состариться и не дожить до того часа, как увижу ее.

— У тебя есть очень много времени, ибо ты и сам больше не стареешь.

Я оцепенел, и по спине пробежал холодок.

— Я не могу это объяснить. — С этими словами бехике посмотрел мне прямо в глаза, отчего мне стало совсем не по себе. — О таком я слышал лишь в одном древнем сказании, где говорилось про источник вечной жизни. Но духи ничего про этот источник мне не говорили. Они просто сообщили, что ты больше не стареешь.

Он кивнул, показывая, что разговор окончен.

Я встал, испытывая такую бурю чувств, что даже не попытался сразу разобраться в них.

Месяц, прошедший с тех пор, я провел в уединении. Бехике настоял на том, чтобы я избегал разговоров с людьми и не виделся с Зуимако весь период очищения перед обрядом.

Все это время я обдумываю то, что он сказал, и не могу понять, как же я ко всему этому отношусь. Мне сейчас двадцать пять лет. Значит, отныне мне всегда будет двадцать пять лет? А матушке всегда будет сорок четыре? Как это может быть?! Почему именно мы?! Ведь до недавнего времени мы, как все люди и другие живые существа, исправно взрослели и старели.

Сегодня я прохожу ритуал кохобы. Не могу понять, какие у меня в связи с этим ожидания. Скорее всего, нет никаких. Я не особенно люблю состояния опьянения. Что же касается духов и богов, с которыми меня вроде бы ожидает встреча… Мысленно проделываю абсурдный с точки зрения таино жест — пожимаю плечами.

Это не мир моих представлений. Говоря словами Алонсо, не мой сон. Поэтому вряд ли это произойдет. Мне с детства рассказывали не о матери вод и Предвечном Защитнике, а о шести днях творения, о распятом Спасителе, о Деве Марии.

Может быть, я увижу какие-то образы, связанные с христианским мировосприятием? Впрочем, я и от него сейчас очень далек. Поэтому принимаю решение даже не пытаться угадать заранее, каким будет мой опыт.

В любом случае я обещал бехике, что останусь на острове ради этого дня, и выполнил свое обещание. Теперь я просто стараюсь сосредоточиться на своем любопытстве, чтобы не обращать внимания на холодок опасливой нерешительности.

Назад пути нет. Меня уже разукрасили черной краской. Уже отвели в то укромное место за скалой, где я освободил желудок от остатков пищи, если они в нем вообще были, ведь последние сутки я, подчиняясь правилам очищения, ничего не ел.

Возвращаемся в каней. Меня усаживают на духо, и бехике начинает начитывать гортанным голосом слова ритуала. Неузнаваемый из-за краски на теле и лице, Орокови держит передо мной поднос с ритуальными трехконечными камнями и статуэтками богов, окружающими горку порошка.

Рядом со мной стучат в барабан, отбивают такт мараками. Вокруг меня ведут хоровод черные фигуры с огромными кругами белой краски вокруг глаз. Когда кохобу принимал Маникатекс, я был одной из таких фигур.

Кто-то уносит блюдо и выпавшую из моей руки тростинку. Порошок, который я только что вдохнул, обжег горло. Желудок мигом подпрыгнул вверх.

Меня сейчас вывернет наизнанку!

Нет, не вывернет. Пустой желудок после нескольких безуспешных попыток постепенно прекращает конвульсии и успокаивается.

Может быть, я слишком тороплюсь в ожидании удивительных видений, ведь времени с момента приема порошка прошло совсем мало, но я чувствую привкус разочарования. Ни Иисуса с Девой Марией я не вижу, ни Атабей и других персонажей из пантеона таино. Вместо этого слышу собственные мысли. Оказывается, их у меня куда больше, чем я обычно замечал. Обнаруживаю, что некоторые мысли тише остальных, а другие столь громогласны, что хочется попросить их вести себя поспокойнее.

Мысли спорят друг с другом. Некоторые из них обычно глубоко запрятаны, но сейчас и они не могут скрыться от моего внимания. Наблюдать собственные мысли очень интересно.