Девушка из дома на набережной

– Значит, ты любишь его? – спросила Елена Петровна. Увлечённая беседой она взяла из вазочки шоколадную конфету с коньяком, затем последовал трюфель из белого шоколада с ликёром «Бейлис», потом ещё одну и ещё.

– Ивана? – уточнила Лара, словно хотела саму себя убедить, что мать спрашивает именно об Иване, а не о Стасе.

– Да, его… – Мать ела конфеты. Лара задумалась, но тут её внимание привлекли конфеты, быстро исчезающие с тарелки. Она украдкой наблюдала, как мать поедает шоколад, и удивлялась. Лара не помнила, чтобы Елена Петровна вообще ела шоколад.

– Вку-у-усно, – произнесла Елена Петровна, дожёвывая конфету, и вдруг замерла. – А! – закричала она. – Что это? Шоколад?! Почему ты меня не остановила, Лара?

– Вроде тебе нравится. Я их сама ем теперь почти каждый день. Иван делает специально для меня вечером, а утром приносит свежую коробочку, кладёт под дверь.

– Хм, а по тебе не заметно… Всё от нервов. – Елена Петровна все ещё злилась на себя за съеденный шоколад и на Ивана, которого косвенно считала виноватым в совершённом разговении. Но в то же время, услышав, что Иван делает это ежедневно, она смягчилась, по своей натуре любя красивые мужские поступки – особенно вот такие, когда мужчина балует женщину. Елена Петровна знала, что и сама в такие минуты готова есть шоколад горстями.

Лара насторожилась, пытаясь понять расположение матери. В то же время как будто обрадовалась, что тема разговора поменялась.

– Я помню, когда мне было приблизительно столько же, сколько тебе сейчас… – начала Елена Петровна.

– Разве ты помнишь свой возраст? – удивилась Лара.

– Не остри. Мне один чиновник тоже подарил столько шоколада. Неловко было отказываться, и к тому же он мне нравился…

– Чиновник или шоколад?

– Чиновник, конечно. В общем, я за вечер всю коробку и съела.

– Ужас!

– Ужас, – согласилась Елена Петровна. – Потом мучилась от изжоги всю ночь и неделю сидела на одной воде с лимоном.

– А чиновник что?

– А ничего… не помню уже. Кажется, у нас ничего не вышло. У него была старуха-мать, патологическая жёноненавистница. Он никогда не был женат.

– Лакомый для тебя кусочек.

– Да, но, как говорится, не судьба.

Лара услышала звонок в дверь. Это был Иван, принёсший несколько пакетов с едой и вином.

Елена Петровна вышла в коридор, когда Иван, поставив сумки на пол, обнимал и целовал Лару.

– Ох, простите, я вам помещала, – в свойственной только ей игровой манере произнесла Елена Петровна. В одной руке она держала бокал с мартини. Подойдя к Ивану и Ларе, она вдруг остановилась, разглядывая эту пару, словно незнакомую. Потом посмотрела на дочь, точно впервые заметив в глазах Лары настоящее счастье.

– Елена Петровна, мама Лары, – сказала она, протягивая руку Ивану. – Хотя многие думают, что мы сёстры.

Иван улыбнулся и поцеловал протянутую руку.

Оставшись с Ларой на кухне, когда Иван был в ванной, Елена Петровна успела шепнуть дочери: «Я ещё никогда не видела такого красивого мужчины».

– Да что ты, мам, – улыбнулась Лара. – Он вроде вполне обычный.

– Не скромничай, он чертовски обаятельный, потому что не клонированный манекен из журнала, а настоящий мужчина. И, по-моему, он в тебя безумно влюблён.

Лара улыбнулась. Ей было приятно слышать такую оценку матери, и впервые её ничто не настораживало.

Вернулся Иван.

– А вы хулиган. – Елена Петровна подошла к Ивану и хлопнула его по плечу. – Из-за вас мне придётся сидеть на жёсткой диете всю следующую неделю.

– Не понимаю, – смутился Иван.

– Ваш шоколад… – произнесла Елена Петровна. – Это что-то. Он такой вкусный и соблазнительный, словно молодой любовник.

– Интересное сравнение, – улыбнулся Иван.

– Мама всё так сравнивает, – рассмеялась Лара.

– Не волнуйтесь, – попытался успокоить Елену Петровну Иван. – Лара сказала мне, что вы не любите жирные блюда. Я приготовлю сегодня лёгкое блюдо: запечённый лосось с гарниром из свёклы, кускусом и альфа-фальфа…

– О… – Елена Петровна улыбнулась. – Звучит очень музыкально, напоминает что-то итальянское.

– Скорее фьюжн, – улыбнулся Иван, разворачивая рыбу, завёрнутую в несколько слоёв бумаги.

– А рыбу вы где покупаете? – поинтересовалась Елена Петровна, поглядывая через плечо Ивана. – На рынке или в магазине?

– Мне её доставили час назад прямым рейсом из Ниццы, – ответил Иван и начал разделывать рыбу на филе.

– Из Ниццы? – удивилась Елена Петровна. – То есть вы хотите сказать, что ещё несколько часов назад эта рыбёшка плавала у берегов Ниццы, а теперь вот здесь, в Москве?!

Иван кивнул. Он переложил тонко порезанные куски на отдельную тарелку, натёр их крупной морской солью, какими-то специями, полил оливковым маслом из тонкой бутылочки, напоминающей флакон духов.

– Лара мне рассказывала, что вы ездите по всему миру. – Елена Петровна присела рядом на высокий стул. – Вас это не утомляет?

– Нисколько, я лёгкий на подъём. Мне достаточно позвонить и сказать, что кто-то ждёт меня на другом конце света, и я поеду туда. – Иван обернулся и взглянул на Лару. – Конечно, если не будет более важных причин остаться дома.

– Какие могут быть причины? – рассмеялась Елена Петровна. – Детей у вас нет, у Лары – тем более. – И Елена Петровна умолкла, поняв, что сболтнула лишнего. Лара побледнела, на её глазах показались слёзы.

Иван заметил, что женщины обмениваются странными взглядами, полными ненависти и мольбы.

– Вечно ты так, мама! – Лара со злостью поставила бокал на стол и вышла из кухни.

– Лара, прости! – крикнула Елена Петровна, но Лара, будто не слыша, вышла в коридор и свернула в кабинет, громко хлопнув дверью.

Иван в растерянности стоял возле стола, держа длинный блестящий стальной нож из набора, который он недавно пристроил на Лариной кухне, и смотрел на мерцающее лезвие.

Он заметил, как Елена Петровна, открыв какую-то створку, достала бутылку коньяка, бокал и исчезла со всем этим в коридоре.

Иван думал о Ларе. Но, словно находясь в каком-то трансе, он думал не о том, что с ней сейчас происходит, а о ней в недалёком прошлом. Оглядевшись, он в очередной раз поймал себя на мысли, что до него эта кухня была пуста. Признаки жизни подавала лишь дорогая итальянская кофеварка. Как символ одиночества хозяйки, она стояла на кухонном столе.

Впервые попав сюда, Иван заметил, что в доме множество предметов искусства, фотографий, привёзенных со всего света сувениров. Но, несмотря на это, в квартире чувствовалась пустота. Он долго не понимал почему, но когда начал здесь готовить – догадался. Пустовала одна из самых главных частей дома – кухня. Она была небольшой, узкой, словно вытянутой пристройкой ко всей квартире. Казалось, что кухню и поместили сюда только по одной причине – как-то не принято жить в квартире без неё. Шкафы были полупустыми. Ивану пришлось натаскать сюда кучу всякого хлама, чтобы создать настоящий уют и домашнюю обстановку.

У Лары не было миксеров, комбайнов, мясорубок, даже самого простого известного сопровождающего все европейские шведские столы и континентальные завтраки тостера, и того не было. Всё, что здесь было, казалось, имело декоративно-прикладной вид. Даже необходимые тарелки, вилки, чашки и прочие столовые приборы выглядели здесь чужими. Купленные в дорогих магазинах, с проставленными брендами на донышках, они были похожи на витринные образцы, которые никто никогда не брал в руки. Ни один из уголков не был побит, ничто не было поцарапано, затёрто, с каким-нибудь пятном, которое забыли вытереть. Всё хранило первозданную свежесть и неприкосновенность.

Ивану казалось, что Лара и не замечает изменений, произошедших на кухне. Она же с трепетом домохозяйки заходила теперь сюда по вечерам, раскрывала шкафы и любовалась появившимися новинками, которыми по-прежнему не пользовалась.

Из состояния оцепенения Ивана вывел шум воды, донёсшийся из одной из комнат. Иван вышел в коридор и понял, что вода льётся в душевой, расположенной в кабинете. Он пошёл дальше, увидев Елену Петровну, сидящую на диване и пьющую коньяк. Ничего не сказав, он удалился, как будто и не заглядывал в эту комнату. Однако успел заметить, что женщина, несмотря на ухоженную внешность, выглядит постаревшей и усталой, причём это несоответствие стало заметно ему только несколько минут назад. Когда Елена Петровна стояла на кухне и весело щебетала о Ницце – на её лице не было и капли той усталости.