Люди книги

Маленькая сестренка спала, свернувшись калачиком. Лола приподняла одеяло и, стараясь ее не потревожить, легла рядом. Дора была теплая, как котенок, и Лола прижалась к ее спине. Малышка протестующе вякнула во сне и отодвинулась. Лола вгляделась в темноту комнаты: отец спал чутко, а она совсем не хотела его разбудить. Стараясь согреться, девушка заснула руки под мышки. Несмотря на холод, ее лицо все еще горело, лоб взмок от танцев. Если бы отец проснулся, он бы это заметил.

Лола обожала танцы. Они и заманили ее на собрания «Хашомер хазаир». Любила она и походы: долгие, тяжелые подъемы в горы, к озеру или к руинам древней крепости. Остальное ее не слишком интересовало. От бесконечных дискуссий на политические темы ей становилось скучно. Да еще иврит! Ей не нравилось читать и на родном языке, а уж тем более разбирать странные черные закорючки, которые вдалбливал ей в голову Мордехай.

Она вспомнила о его руке на своем плече. Лола до сих пор ощущала эту приятную тяжесть. Рука его была мускулистой от сельского труда. Когда он закатывал рукава, она глаз не могла оторвать, глядя на его загорелые и твердые, как фундук, мышцы. Танцевать с ним было легко даже незнакомые танцы, он отлично вел и ободряюще ей улыбался. Сараевец — хоть и бедный, как Лола, — ни за что не взглянул бы второй раз на боснийского крестьянина. Горожане ощущали свое превосходство над деревенскими. Но Мордехай был совсем другим. Он вырос в Травнике — пусть и не Сараево, но тоже хороший город. Образован: ходил в гимназию. А два года назад, в семнадцать лет, уехал на корабле в Палестину, работал на ферме. И ферма-то была не преуспевающей, судя по его описаниям. Сухая, пыльная земля, чтобы собрать урожай, надо было здорово повкалывать. Никакого дохода: кормили да кое-как одевали. Приходилось хуже, чем крестьянину. И все же, когда он рассказывал об этом, казалось, нет в мире более увлекательной и благородной профессии, чем рытье ирригационных каналов и сбор фиников.

Лоле нравилось слушать Мордехая, когда он рассказывал о практических вещах, например, как вылечиться от укуса скорпиона или как остановить кровь при порезе, как устроить отхожее место или сделать навес. Лола знала, что никогда не покинет дом и не поедет в Палестину, но ей нравилось представлять себе жизнь, полную приключений, которая может потребовать от тебя таких умений. И еще ей нравилось думать о Мордехае. Его рассказы напоминали старинные песни на ладино [8]. Их пел ей дедушка, когда она была маленькой. Он торговал на рынке семенами, и мать Лолы, уходя на работу, оставляла с ним дочку. Дедушка знал много историй о рыцарях и идальго, а также стихи о волшебной стране Сефард. Он говорил, что в стародавние времена там жили их предки. Мордехай рассказывал о своей новой стране так, словно это был Сефард. Он говорил, что не может дождаться, когда вернется в Эрец-Израэль: «Я завидую каждому тамошнему восходу солнца. Мне хочется быть там, смотреть, как белые камни долины Иордана становятся золотыми».

В дискуссиях Лола участия не принимала. Чувствовала себя глупее других. Многие члены организации были швабскими евреями и говорили на идиш. В город они пришли в конце девятнадцатого века, вместе с австрийскими оккупантами. Семьи, говорившие на ладино, как у Лолы, проживали в городе с 1565 года. Тогда Сараево являлось частью Оттоманской империи, и мусульманский султан предложил им защиту от преследования христиан. Большинство из тех, кто пришел, скитались с 1492 года. Их изгнали из Испании, и они не могли найти постоянного дома. Мир и приют удалось обрести в Сараево, но только несколько семей по-настоящему разбогатело. Остальные так и остались мелкими торговцами, как ее дедушка, либо простыми ремесленниками. Швабские евреи были лучше образованы, и взгляды у них были, скорее, европейскими. Очень скоро они получили лучшую работу и вошли в высшие круги сараевского общества. Дети их ходили в гимназию и иногда даже в университет. В организации «Хашомер хазаир» они были лидерами.

Одна из них была дочерью городского советника, другой — сыном вдовца фармацевта. Мать Лолы на них стирала. Отец другой девушки служил бухгалтером в министерстве финансов. Там работал швейцаром отец Лолы. Но Мордехай со всеми был на равной ноге, так что постепенно она набралась храбрости и задала вопрос.

— Мордехай, — спросила она робко, — разве ты не рад быть дома, на родине, говорить на своем языке и не заниматься такой тяжелой работой?

Мордехай повернулся к ней с улыбкой.

— Это не мой дом, — сказал он тихо. — И не твой. Настоящий дом евреев — это Эрец-Израэль, а здесь я для того, чтобы рассказать всем вам о жизни, которой вы можете жить, подготовить вас и привезти — строить нашу еврейскую страну. — Он раскинул руки, будто готовясь принять в объятья ее и всех остальных. — Если хочешь, мечта становится явью.

Он помолчал, видимо желая, чтобы все вникли в смысл его слов.

— Один великий человек сказал это, и я ему верю. Ну а ты, Лола, сделаешь ли явью свои мечты?

Она покраснела, поскольку не привыкла к вниманию. Мордехай улыбнулся и обратился ко всей группе:

— Подумайте об этом. Чего вы хотите? Вырывать, наподобие голубей, друг у друга крошки или сделаться соколами пустыни, ковать свою судьбу?

Исаак, сын фармацевта, был слабым, книжным мальчиком в очках с толстыми стеклами. Мать Лолы часто говорила, что фармацевт, несмотря на всю свою ученость, не знает самого простого: как правильно кормить подрастающего ребенка. Но из всех молодых людей в зале один Исаак нетерпеливо ерзал во время пламенной речи Мордехая. Мордехай обратил на это внимание и повернулся к нему:

— В чем дело, Исаак? Хочешь, чтобы мы выслушали твое мнение?

Исаак поправил на носу металлическую оправу очков.

— Возможно, то, что ты говоришь, справедливо для евреев в Германии. Мы слышим оттуда тревожные вести. Здесь нет ничего подобного. Антисемитизма в Сараево никогда не было. Посмотрите, где находится синагога: между мечетью и православной церковью. Прошу прощения, но Палестина — дом арабов, а не наша родина. Уж точно не моя. Мы европейцы. Зачем отворачиваться от страны, давшей нам благосостояние и образование? Зачем становиться крестьянами и жить среди людей, которые нас не хотят?

— Значит, предпочитаешь быть голубем? — Мордехай сказал эти слова с улыбкой, но пренебрежение звучало отчетливо, даже Лола заметила.

Исаак снова поправил очки и почесал в голове.

— Может, и так. По крайней мере, голуби никому не приносят вреда. А вот соколы живут, охотясь на других животных, обитающих в пустыне.

Лола слушала спор этих двоих, пока у нее не заболела голова. Она не знала, кто из них прав.

Сейчас она ворочалась на тонком матрасе и пыталась успокоить взбудораженные мысли. Надо уснуть, иначе она не сделает днем свое задание и отец захочет узнать почему.

Лола работала с матерью в прачечной. Она ходила по городским улицам с тяжелыми корзинами, разносила накрахмаленное белье и забирала грязную одежду. Теплый влажный пар вгонял ее в дрему, и это в то время, когда она должна была следить за котлом. Мать находила ее пристроившейся в уголке, когда вода остывала и на поверхности тазов образовывалась грязная пена.

Луджо, ее отец, не был суровым человеком, он был строгим и практичным. Сначала он разрешил ей ходить на собрания «Хашомер хазаир» («Юной гвардии» в переводе с иврита), после того как она заканчивала работать. Его друг Моса, сторож в еврейской общине, хорошо высказывался об этой группе, говорил, что это — безобидная и здоровая молодежная организация, вроде скаутов. Но однажды Лола уснула, и огонь под котлом погас. Мать ее выбранила, и отец спросил почему. Когда услышал, что накануне были танцы, хора, которую танцевали вместе мальчики и девочки, он запретил ей посещать собрания.

— Тебе только пятнадцать, дочка. Когда станешь постарше, найдем тебе хорошего жениха, и вы вместе будете ходить танцевать.

Лола умоляла, говорила, что во время танцев будет сидеть.